Инесса Ципоркина - Мир без лица. Книга 1 Страница 12

— Тогда кто такой отец лжи?

— Ты сам сказал — сатана. Он портит наши сети, впускает в умы людей опасные мысли, отравляет море, оно немеет, мы теряем силы, мы не можем думать, наше Главное Дело страдает.

— А я думал, это мы травим воду всякой дрянью… — задумчиво киваю я.

— Никакая нефть, никакие радиоактивные утечки не могут замутить мысль моря. Но отец лжи — может. И делает это давно. Слишком давно, чтобы успокаивать себя и дальше. Чтобы не замечать: наша бездна больна. — Ада обессиленно присаживается у меня в ногах. Я чувствую, как от нее веет холодом. Тело ее вообще холоднее человеческого, но сейчас оно, словно у замороженной… рыбы. Меня пробирает дрожь. — Хочешь выпить?

— Я хочу! — громогласно объявляет Морк. — Ада, что я могу ИМ сказать?

— Что ты вляпался по самые жабры! — отрезает она. — Что ты идешь с нами туда, откуда никто не возвращается. В мир отца лжи. В мир, япона мать, Аптекаря-кукольника.

— Хорошо! — даже как-то радостно соглашается Морк. — Когда?

— Когда узнаем, что это за мир такой. И как найти в него дорогу. Когда Марк сможет проложить тропу.

— А чего тебе налить? — этого парня ничем не испугаешь.

— Чего угодно. Но покрепче.

— Алоха! — и он уходит вперевалку, как настоящий моряк. Мореход. Откуда это новое имя? Кто такой… Мореход?

Мужчины в любом мире — мужчины. То есть совершеннейшие бестолочи и торопыги. Ведь объяснила же я Марку: нельзя уходить из этого мира, не отдохнув от прошлого путешествия. Нет, ходит за мной и канючит, что ему надо «еще разочек попробовать». Угробить себя решил. На благо общей победы. Александр Матросов, блин.

Люди относятся к собственному мозгу так же, как к дикой природе: сколько оттуда ни черпай, там не убудет. А значит, можно грести и нести, и сразу же возвращаться за добавкой. Причем без разницы, удовольствие или работу ты «хищнически потребляешь». И коли мозги (природа) не принесут тебе желаемого, нужно колотиться в дверь и ныть, покуда не откроют и не швырнут тебе в лицо вожделенную добычу: да на! Только отстань!

Сиюминутная выгода кажется мужчинам нужнее долгоиграющей пользы.

Когда Марк меня особенно достает, я спрашиваю: зачем ты хочешь вернуться туда? Узнать подробности? Не узнаешь! Потому что пророчества — не сериал. Прежде чем получить ответ на вопрос — нет, Ответ на Вопрос, с прописной, чтоб ты лучше осознал величие и того, и другого — ты должен перестать быть человеком. Ты должен остудить свою кровь. Ты должен забыть местоимение «я». У тебя больше не будет «я». Ты задаешь Вопрос не от своего имени — от имени бездны. И тебе важнее, чтобы Ответ поняла она, а не твой суетный человеческий ум.

А чего хочешь ты? Сейчас чего ты хочешь? Удовлетворить любопытство? Выяснить детали? Подорожную потребовать?

Не получишь. Ничего из этого пророчество тебе не даст.

Снова будут обрывки истории без конца и начала, неведомые существа и непонятные диалоги. Потому что реальность — не фильм и даже не сериал. Ты будешь тыкаться в ее огромное пространство, точно слепая креветка в бок кита, отыскивая «то самое место», о котором ты помнишь только… А что ты вообще помнишь?

И тогда Марк заводит глаза. И начинает рассказывать. И я чувствую: он ПОМНИТ. Помнит достаточно, чтобы вернуться именно в то место и в то время. А самое страшное: его туда ПРИГЛАШАЮТ. Его там ЖДУТ. Совершенно невообразимый тип, в котором ни я, ни Мулиартех (наконец-то вышедшая из приступа старческого кокетства «Ах, моя миссия на земле окончена, дальше вы уж сами, зачем вам старый морской змей, бездна зовет меня, бу-бу-бу…») не можем распознать ни друга, ни врага. Типа зовут Мореход. И он — не человек. Но и не фэйри.

Самая мысль о Мореходе вызывает ломку. Почти наркотическую. Не только Марк — даже я и Морк страдаем от невозможности немедленно отправиться во «вселенную Марка» (а что? название как название…). Мне и Морку она вдвойне интересней, чем нашему провидцу. Потому что там — новая бездна. Чужая. Не наша. Своя собственная бездна. И если у фоморского рода осталась хоть капля воинской, захватнической, жадной тяги к новым территориям, то вся она бурлит в наших жилах. И делает нас суетливыми дураками.

Но я это прекращу. Пусть даже не заикается про «какие-нибудь стимуляторы» и про «надо придумать новый вопрос, чтоб пробрало». Будет есть, спать, смотреть телик и гулять со мной по набережной местной полудохлой реки, подпитываясь нужным настроением. Пиво, шашлыки, ситро, мороженое. И никаких энергетиков.

Я и не знала, что мужчины так нуждаются в матери. Что жены им в принципе без надобности. Нужна мамаша-тиранка, которая за ухо отведет к обеденному столу, посадит и велит есть, как выражается Кава, по часовой стрелке все, что на тарелке лежит. Кстати, эти двое — мой жених и моя нянька — отлично поладили. Кавочка все повторяет: какой худой, ну какой худой, одна кожа да кости, он же не выдержит, он же заболеет, он же совсем мальчик. Ага. Мальчику тридцать уже. Я в его возрасте, конечно, мальком была (метафора это, метафора, фоморы — живородящая раса), но человек, разменяв четвертый десяток, должен соображать головой, а не спинным мозгом, как некоторые. Только Кава этого уже не помнит и воспринимает всякое человеческое существо как юного несмышленыша. Ну, мне это на руку. Пусть пичкает его рыбой и опекает в своем неповторимом стиле «ни шагу без нянюшкиного дозволения».

Морк тоже изо всех сил сдерживает нетерпение, но толку от его маскировки чуть. Марк его видит насквозь. Впрочем, Морка все насквозь видят. Он слишком хорош, чтобы усвоить науку двуличия. Поэтому он изгой. Поэтому он выбрал дорогу вместе с нами — с принцессой, отданной провидцу, с и провидцем, отданным на заклание судьбе. Своей-то судьбы у Морка нет. И никто не вернет ему судьбу, отобранную моей сестрой.

Много лет назад Адайя выбрала Морка себе в мужья (любой из фоморов хвостовой плавник бы отдал за возможность жениться на сестре моей Адайе, когда окончится ее земная жизнь!). И все — ВСЕ (а значит, и я тоже) — покорились воле старшей из принцесс, как повелось от начала времен. Если старшая из младшего колена говорит: я приказываю! — сама мать рода принимает ее сторону. Сказать «я приказываю» мы можем только раз. И выбирать этот раз нужно очень, очень чутко и осторожно. Не дай бог разменять свое Единственное Повеление на глупую прихоть! Недостойно принцессы. Стыдно. И вот Адайя перед тем, как уйти на сушу, сделала то, чего хотела всегда, — подошла к Морку и без всякого пафоса произнесла: «Я приказываю тебе ждать меня, как будущую жену», — а потом взглянула на него с уверенностью собственницы. Само море замерло, принимая помолвку Адайи и Морка, связанных с этого мгновения — и навсегда.