Томас Барнс - Око Владыки Страница 12

Еще со времен учебы в школе Аббатства он знал, что многие народы верили в непреложную силу этой симпатической связи.

С помощью обрезанных волос или ногтей в незапамятные времена люди околдовывали своих врагов или, наоборот, добивались страстной любви своих избранников.

С молодости он относился к этому весьма серьезно, поэтому теперь очень переживал..

Частица его «я», частица его собственного тела попала внутрь такой вонючей помойки, какую представляла из себя утроба Волосатого ревуна. Это саднило его душу так же сильно, как и мысли о потере отряда. Он боялся, что теперь в его защитных ментальных блоках появится слабина, так что потоки черной энергии смогут проникнуть вглубь его сознания и поселиться там.

«Крыса в мозгу, — так говорили в школе об учениках, неспособных противостоять напору отрицательной силы. — Крыса гложет его сознание день и ночь. Если не выгнать ее, этот парень угаснет!»

Ментальная защита не сводилась только к умелому управлению телепатическими каналами. Да, он помнил основную заповедь покойного Пера Лелио, которую мудрый наставник внушал ему во время учебы: «Твоя жизнь это плод твоей мысли!»

Во время занятий по ментальной обороне, они всегда послушно повторяли вслед за Аббатом:

«Твоя жизнь это плод твоей мысли!»

«Мысль рождает слова!»

«Слова ведут к делам!»

«Твои дела это образ твоей жизни!»

«Образ жизни — твой характер!»

«Твой характер это твоя судьба!»

«Твоя мысль это твоя судьба!»

Это были первые уроки, когда неофиты только осваивали азы телепатических контактов, когда они лишь пытались налаживать мысленную связь друг с другом.

Потом Кийт узнал, что все гораздо сложнее. Умелая ментальная оборона включала в себя и многое другое — физическое здоровье, правильное питание и «правильную», верно выбранную одежду. Только эти вещи, собранные все вместе, помогали сооружать защитные редуты, оберегающие сознание.

Кроме этого, существовали еще и многие другие вещи. Покойный священник научил его с ранних лет, что утром никогда нельзя оставлять свою постель неубранной. Смятая лежанка, повторяющая изгибы линий тела, еще некоторое время продолжает хранить часть ауры человека, — если он разглаживает ладонью эти изгибы, то забирает себе обратно свою энергию. Если нет, он теряет какую-то часть своей силы.

Сначала Кийт принимал это за обыкновенный воспитательский прием, приучающий детей к дисциплине. Но позже на собственном опыте познал, что так все и обстоит на самом деле.

Поэтому мысль о пальцах, разжеванных лемутом, заставила его прежде всего подумать об необходимости укрепления ментальной обороны. Лежа на траве, он поднес к глазам покалеченную руку и внезапно ощутил странную слабость.

Сознание словно отказывалось ему служить!

Раньше такого с ним не бывало…

Это состояние не имело отношения к ранам и физической усталости. Только внезапно все сделалось расплывчатым и мутным — проплывающие по небу облака, высокие деревья, окружающие поляну заросли кустарника.

Все это лишилось привычной четкости очертаний и словно перестало существовать. Самое страшное, что одновременно с этим он испытывал нечто вроде странного опьянения, предательского блаженства. Это было похоже на тот сладкий дурман, от которого мужественные люди становились вялыми, сонными и безразличными ко всему.

Усилием воли Кийт заставил себя сконцентрироваться. Пелена, с ласковым коварством заполнявшая сознание, исчезла, точно ее сдул поток свежего ветра.

Собрав сознание и восстановив защитные редуты, он проверил свое физическое самочувствие.

В такие минуты он обычно мысленным лучом изнутри зондировал собственное тело. Усилием воли воображал себя мельчайшей частицей, циркулирующей по всему организму. Стоило войти в своеобразный транс, как он представлял себе всю внутреннюю структуру организма. Он ясно видел внутренние поверхности артерий и вен, скользил по кровеносным сосудам. Не только зримо воображал себе равномерную пульсацию сердца, но и отчетливо наблюдал, где в скором времени организм может дать сбой и где находятся слабые места, представляющие опасность для возникновения болезней.

На этот раз мысленный луч словно споткнулся, добравшись до искалеченной руки. На мгновение ментальный пучок задержался у обрубков откушенных пальцев, впитывая в себя новую информацию, и острая боль начала угасать.

Теперь он способен был действовать, почувствовав знакомое ощущение цельной силы. Стоило только напрячься, как онемелость в руках и ногах начала рассасываться, освобождая тело от усталости.

Осмотрев себя мысленным взором изнутри, он уже собрался встать, как из глубины памяти неожиданно всплыло воспоминание о недавней слабости, когда непонятный сладостный туман стал заволакивать его сознание.

«Что это было с тобой? Бессилие? Болезнь? Вражеские происки? — лихорадочно спросил он себя. — Неужели крыса лезет в твой мозг? Будь осторожен, Соколенок! Будь осторожен!»

Над головой шумели густой листвой высокие кроны многочисленных деревьев.

Поднявшись на ноги, Кийт зажал пальцами порванные щеки, чтобы остановить кровотечение. У него отлично сворачивалась кровь, и даже такие глубокие раны заживали очень быстро.

Прежде всего он осмотрел место схватки, постарался спокойно оценить обстановку.

Картина представала ужасная. Все вокруг было усеяно мертвыми телами.

У него больше не было отряда. Товарищи погибли. В страшных мучениях ревели две раненные буйволицы. Третьей не было видно: видимо, во время драки испуганная кау убежала куда-то в лес, где стала жертвой многочисленных хищников.

В центре поляны кто-то зашевелился. Кийт увидел, что Джиро, самый верный и преданный друг, медленно поднимается на ноги.

Его блестящее, как полированный уголь, лицо не пострадало во время схватки, но сплошь покрылось потом. Крупные капли покрывали черную глянцевую макушку, ручьи стекали по щекам и падали с подбородка на порванный в клочья походный кожаный жилет.

Но тело гиганта носило следы глубоких, тяжелых ранений. У Кийта возникло ощущение, что Волосатые ревуны хотели не просто убить его лучшего друга, а стремились разорвать когтями на несколько частей.

Широкие плечи, выпуклая грудь и толстые мускулистые руки были исполосованы глубокими ранами. Массивный серебряный крест, висевший на его груди, выглядел бурым от кровавых подтеков.

Едва переставляя ноги, шатаясь от невероятной усталости, они двинулись навстречу друг другу. Стоило только встретиться взглядами, как на измученных лицах появились улыбки.