Александр Важин - Властелины дорог Страница 12

Шура же продолжал заниматься с бойцами отряда. А когда ему оставалось полгода до семнадцатилетия, по рекомендации Коглина его зачислили сразу в солдаты. Ему так и не довелось быть новобранцем.

– Служи, охламон, - благословил сержант Шуру.

Тогда он впервые взял в руки настоящее оружие. До этого приходилось под начальством сержанта Лейба упражняться с тяжелой деревянной палкой, заменяющей меч. Сержант показал, как рубить мечом и колоть копьем.

– Быстрота и умение - залог вашего выживания. У бабера страшное оружие - тяжелая дубина с острыми кусками кремня. Шлем поможет мало. Щит тоже, только руку занимает. Дубина снесет вас вместе со щитом. Потому движение и еще раз движение. Определитесь, кому как удобнее - меч в одной руке, копье в другой. И двигаться, двигаться! Ноги, ноги!!!

Меч оказался полегче тренировочной палки. Рифленость рукояти и острота клинка вселяли уверенность. Шура примеривал оружие в руке и думал, что прав Коглин. Если бы он не прошел те избиения и не научился давать сдачи - меч бы ему помог мало. И сейчас клинок дрожал от непривычки в руке, но Шура чувствовал, что готов принять оружие.

Три месяца усиленных тренировок с оружием - и в патрулирование на границу.

Полтора года службы записали на его счет полтора десятка человеческих жизней. А запомнился только год начальный, впервые познакомивший его со смертью. Смертью, которую нес он сам.

Их отряд тогда выслеживал на приграничье группу варваров. Баберы разграбили уже два села, увели десяток женщин и много коз, овец да кур. Следы северян были устланы крестьянскими трупами с раскроенными черепами. Командир заставы капитан Броман, брызгая слюной, обещался патрульным насадить их головы на частокол ограды, если они не принесут головы с черными бородами.

– Они сейчас наших баб… - надрывался капитан. - Да я вас самих как баб… за это.

После этого Чесс, долговязый парень с разорванным ухом, бурчал за обедом:

– Неважнец полный. Еще лишат нас всех месячного жалования.

– За что? - удивился Шура, начавший служить гораздо позже Чесса.

– Не за что, а для чего.

– И для чего?

– Б-р-рр, сразу видно, что ты не был новобранцем. На эти деньги наймут найта, чтобы он разыскал и уделал этих варваров. А это неважнец.

– Тогда мне непонятно, почему вместо многих солдат границу не охраняют найты.

Чесс задумался, отодвинул в сторону пустую миску.

– Найт - это, прежде всего, свобода, - притихшим голосом, завистливо произнес он. - Их нельзя привязать к постоянной службе. Их удел - дороги, которые они выбирают сами. И никакой придурок Броман на них не орет. Сам бы побегал за этими зверями, похожими на человека.

– Я хочу стать найтом.

– А я вот не хочу. Всю жизнь мотаться по дорогам, таская за собой копье. Без дома, без своей земли. Я хочу вернуться на поле. Хоть мне еще в детстве надоело ковыряться с тяпкой и лопатой. Вот отец и послал меня в солдаты. Думает, я здесь денег поднакоплю, уволюсь, прикуплю пару мотоблоков. Будет чем свое поле пахать, да и в аренду можно сдавать мотоблок. Да не держатся у меня деньги. Если не прогуляю, так честные-кровные снимают за этих проклятых варваров, срази их Шварц Негер!

Но свое жалование они тогда все же сохранили. Солдаты из группы сержанта Корта, в которой числился Шура, окружили два десятка бородачей в одежде из шкур и бесформенных меховых шапках. Солдаты хорошо знали свое дело, копья да мечи работали слаженно, и восемнадцать завернутых в шкуры трупов они обменяли на три своих.

Именно тогда Шура ощутил разницу между лязгом мечей на тренировочной площадке и настоящим боем, в котором утыканная острыми обломками кремня тяжелая дубина норовит обрушиться тебе на голову. Прав сержант Лейб, тут никакой шлем не поможет. Ведь это не кулак, синяком не отделаешься.

Когда, дико воя, окруженные бородачи бросились на солдат, Шуре вдруг захотелось спрятаться за спины сослуживцев. Врожденный страх толкал его назад, подальше от опасных дубин. Не помня себя, он бы так и сделал, если бы одновременно в мозгу не проснулся красный волк.

Зверь кровавого цвета тут же приказал бежать вперед. И разрываемый на части двумя противоположными чувствами, Шура бился в первом ряду строя.

Перед ним сразу же оказался великан с развевающейся гривой волос, бешено размахивающий огромной дубиной. Бабер легко, словно тростинку, сломал выставленное вперед копье. Тяжелая дубина задела плечо Шуры. Правая рука тут же онемела, помертвевшая ладонь выпустила рукоять меча. И клинок остался в прикрытом вонючей шкурой брюхе.

Шура вытащил оружие из мертвого тела уже после боя. Левой рукой. Правая начала слушаться только через месяц.

Последним убийством на службе стала смерть нового начальника заставы, самодура, прославившегося необузданным и злобным нравом…

3

Шура проснулся рано. Всю ночь он ворочался в шатре, ему грезились огромные бородатые варвары. Он пытался увернуться от сучковатых дубин, старался скрыться от баберов, но не мог бежать, и только кричал, когда ему на голову обрушивалось утыканное кремнем дерево. А сержант Коглин стоял рядом, грозил Шуре пальцем и все повторял: "Поднимайся, охламон! Ты можешь бить в ответ!"

Да, долго он еще будет вспоминать свой отряд. Именно на границе и служили самые отчаянные солдаты из всех королевских полков. Для остальных же самым тяжелым занятием была строевая муштра.

Потягиваясь, Шура снова вспомнил сказителя Эривэна.

– Ленивы солдаты, но грозен Баделенд. Оплот цивилизации, сосредоточие величественных Храмов, вотчина богатых купцов. Времена великих войн давно прошли. Привольные княжества, непрестанно сражающиеся между собой и с дикими соседями, попали под власть Эджа, вотчины династии Пиеров. И превратились в провинции единого Объединенного Королевства. С кем теперь воевать? С соседним Рогейном выгоднее торговать. С западных горцев-татенов, засевших в горах Осси, взять нечего, кроме камня и проблем с гордым свободолюбивым нравом. А дорогостоящие шкуры горных барсов да драгоценные камни они и так меняют на железо и вино. На севере, правда, есть ценные леса. Можно было бы построить корабли, чтобы плавать в сказочную, богатую Идрию, где поют сладкоголосые птицы и текут реки из отличного вина, а хлеб растет на деревьях уже испеченный. С этой далекой страной можно было бы воевать или торговать. Но леса так и остаются нетронутыми. Доблестные солдаты короля полвека назад стали мишенями для дротиков и дубин лесных жителей. Больше армия в леса не суется.

В отличие от других сказителей, слепой Эривэн мог не только сказывать небылицы давно минувших дней, а иногда принимался разглагольствовать на злободневные темы.