Уильям Дитрих - Розеттский ключ Страница 12

— Не слишком ли поспешно вы судите о людях?

Он мог с недоверием относиться к моим словам, и все-таки они его заинтересовали. И я мог поспорить, что плата за сведения об Астизе будет для него не такой уж большой. К тому же ему, как всем нам, свойственна алчность: каждый человек мечтает найти спрятанные сокровища.

— Я подумаю над вашим предложением.

Кажется, мне удалось зацепить его.

— Есть еще одна вещь, которую мне хотелось бы раздобыть, — добавил я. — Хорошую винтовку.

Иерихон жил скромно, несмотря на приличный доход от его скобяной торговли. Он исповедовал христианскую веру, и потому обстановка в его доме отличалась большим разнообразием, чем в мусульманском жилище: магометане полагаются лишь на подушки, которые можно легко передвинуть, чтобы изолировать женщин, когда в гости приходят мужчины; в этом традиции бедуинских кочевников остались неизменными. Христиане, напротив, привыкли держать головы ближе к теплому потолку, чем к прохладному полу, и предпочитают в суматохе своей оседлости церемонно восседать на высоких стульях. Поэтому вместо исламских подушек и сундуков Иерихон обзавелся стульями, столом и вместительными шкафами. Однако грубо сколоченная мебель отличалась пуританской простотой. Дощатый пол не сочли нужным покрыть коврами, и единственным украшением оштукатуренных стен служило затейливо выполненное распятие с изображением какого-то святого: чисто, как в монастыре, и так же неуютно. Сестра кузнеца, Мириам, содержала дом в безукоризненном порядке. Еды было вдоволь, но также простой: хлеб, оливки, вино и овощи, ежедневно покупаемые на ближайшем рынке. Ради поддержания мышечной силы могучего брата Мириам готовила мясо, но такое дорогое удовольствие случалось не так уж часто. Приближалась зима, а тепло в доме поддерживал лишь топившийся углем кухонный очаг да кузнечный горн, находившийся на нижнем этаже. В самые студеные дни лишенные стекол оконные проемы заставлялись мешками с опилками, отчего в доме становилось еще сумрачнее. Из-за пронизывающих ветров, холодной воды и дороговизны свеч и масла мы существовали в режиме сельских жителей, по свету пробуждаясь и в сумерках отходя ко сну. Для такого парижского бездельника, как я, жизнь в Палестине стала настоящим потрясением.

Наше сближение началось с изготовления моей новой винтовки. Молчаливый и спокойный Иерихон считался усердным и искусным мастером (думаю, мне следовало бы взять с него пример) и пользовался в городе заслуженным уважением. Оно читалось во взглядах покупателей — мусульман, христиан и евреев, — заходивших в закопченный внутренний двор за потребными в хозяйстве железными орудиями. Я наивно полагал, что открою ему секреты изготовления хороших ружей, но он знал больше меня.

— Вы хотите такую охотничью винтовку, как у германских егерей? — спросил он, когда я описал утраченное мной оружие. — Мне приходилось делать такие. Нарисуйте-ка на песке, какой длины ружье вам нужно.

Я нарисовал ствол длиной около метра.

— Не великоват ли?

— Такая длина обеспечивает хорошую прицельность и дальность выстрела. Сорок пятый калибр как раз то, что надо; скорость полета пуль тут будет выше, хотя они и меньше мушкетных. К тому же можно сделать более значительный запас патронов, учитывая меньший вес пуль и пороха. Ковкая сталь с глубокой винтовой нарезкой обеспечивают большую точность, а курок на ложе, кроме того, уберегает лицо от вспышки пороха на ружейной полке. Мне доводилось держать в руках винтовку, которая с пятидесяти метров прошивала шляпку гвоздя три раза из пяти выстрелов. И пусть приходится заряжать ее целую минуту, но зато первый же выстрел наверняка поразит цель.

— В наших краях обычно пользуются гладкоствольным оружием. Оно заряжается быстро, и стрелять можно чем угодно, хоть камешками. А для такой винтовки понадобятся очень точно отлитые пули.

— Это гарантирует меткость выстрела.

— В ближнем бою порой выигрывает скорость.

Во флоте у него, очевидно, сложилось предвзятое мнение о морских сражениях и отчаянных абордажных захватах.

— Но меткий выстрел позволит не подпустить врага близко. По-моему, сражения с обычными мушкетами так же бессмысленны, как походы в бордель с завязанными глазами: можно, конечно, случайно добиться желаемого результата, но с той же вероятностью можно и сильно промахнуться.

— Ну об этом мне ничего не известно.

Черт возьми, похоже, он совершенно не воспринимает юмора.

Он задумчиво оглядел сделанный на песке рисунок.

— Да, непростая работенка, ее и за месяц не закончишь. И вы собираетесь заплатить мне за нее из ваших сокровищ?

— Двойную цену. А пока вы будете мастерить винтовку, я буду проводить усердные поиски.

— Нет уж. — Он неодобрительно покачал головой. — Легко обещать деньги, которых еще не раздобыл. Вы будете моим подмастерьем в кузнице. Узнаете наконец на личном опыте, что такое настоящая работа. А в свободные дни можете охотиться за вашим сокровищем или разведывать обстановку, выполняя поручение Сиднея Смита. Кстати, можете выставить ему счет, чтобы расплатиться со мной.

Честный труд? Сама идея показалась мне интересной — по правде говоря, я иногда завидовал мастерам вроде Иерихона, — но одновременно и устрашающей.

— Ладно, я буду помогать вам в кузнице, — решил поторговаться я. — Но вы должны пообещать, что обеспечите меня нормальной едой и сном. Сделаем винтовку хотя бы к концу зимы, когда сюда заявится Наполеон, а к тому времени я найду сокровище да вдобавок получу деньги от Смита. Выжать что-то из военно-морского министерства — все равно что пытаться продать шнурки для башмаков, но до весны еще далеко. Всякое может случиться.

— Тогда разводите огонь и беритесь за дело.

Я старательно и быстро выполнял все его указания, до ломоты в спине таскал металлические заготовки и перелопатил кучу угля.

— Мириам считает, что вы хороший человек, — в итоге неохотно признал он.

И я понял, что благодаря ее поддержке завоевал у него некоторое доверие.

Сначала Иерихон выковал металлический прут, так называемый дорн, немного меньшего диаметра, чем ствол моей будущей винтовки. Он раскалил брусок дамасской стали, или прокатной заготовки, и сформировал из нее полосу той же длины, что будущий ружейный ствол. Затем начал наматывать размягченный металл по спирали на дорн. Я держал этот прут и передавал ему нужные инструменты, а кузнец, поместив заготовку ствола в специальный желоб наковальни, бил по ней молотом, сплавляя края. Сковав небольшой участок заготовки, он вытаскивал дорн, и еще мягковатый металл с шипением погружался в бочку с водой. И, продолжая постепенно раскалять и наматывать заготовку, он сваривал металл дюйм за дюймом. Работа оказалась не только нудной и кропотливой, но и необычайно зачаровывающей. Эта удлиняющаяся трубочка вскоре могла стать моим новым надежным спутником. Горячая работенка не давала мне замерзнуть, и я получал, к собственному удивлению, своеобразное удовольствие от тяжелого физического труда. Простая, но сытная еда и здоровый сон привели к тому, что я даже полюбил праведную скромность моего нового жилища. Заметно наросли и мои начавшие укрепляться еще в Египте мускулы.