Malakla - Планета двойников[СИ] Страница 12

— Смотри, Николаич, огород у меня уменьшился, газовая "воздушка" пропала.

— Надо в огороде, что-то посадить, лето ведь, — советовал Борисов. Покормили кур. Открыл гараж. — Борн, зачем тебе американская каска? А я с удивление рассматривал мотоцикл "Урал" с коляской, в камуфляжной расцветке. На брезенте коляски и правда лежала каска. Там же стояли два велосипеда — детский и дамский. Промолчал.

Пошли смотреть, что было в летней кухне, недействующей, но с настольной газовой плиткой, действующей. Газовый баллон был почти полный. Потом залезли в погреб, вылезли оттуда слегка "уставшие" от домашнего вина и с банками домашней закрутки в руках. Дошли до двери и увидели толпу казаков перед воротами. Казаки класса "любопытные", вид "местные". "Выспались, станичники?"

Оставив банки на кухне, прошли в зал. Телевизор гудел какой-то музыкальный клип, Зося с Лиэль на полу кроили, Эльза смотрела в окно. Обрадовала:

— Борн, эти казаки тебе сейчас забор сломают. Посмотрел, действительно, парочка казаков уже оседлали забор. Ещё с два десятка стояли на дорожке, беседуя про наши души.

— Их надо как то отогнать.

— Фу, Борисов, где ты опять выпил, в гараже? И ты, Борн! — принюхалась Эльза. Борисов не отвечая, что-то обдумывал. С пола донёсся голосок Лиэль:

— Надо что-то написать, что бы они ни лезли.

— Карантин. Вход запрещён! — придумала Эльза.

— Ага, а потом появится местная бригада психиатров с дюжими санитарами, хвать всех! — выдала Зося. Все обеспокоенно посмотрели на меня.

— Так, Лиэль, пиши, переодевайся, и пойдём вешать предупреждение, — спокойно откликнулся.

— Почему я?

— Счас, за неподчинение, Борн тебя на губу отправит. Поднялся шум. Я в это время, сходив в спальню Лолиты, нашёл там альбомный лист, фломастер и две кнопки — шпажки. Принёс.

— Пиши — карантин. Я пойду, речь для казаков придумаю.

— Борн, зачем ты мою дочь, туда, отправляешь! — взвилась Эльза.

— А кто идею подал? Та не съедят там твою, Лильку! — Борисов её одёрнул.

Я вышел. Закурил на крыльце и, посматривая на казаков, обдумывал свою "речь". Казаки с забора слезли. "Вот это правильно, бо частная собственность". Гул их голосов стал сильней. "Счас выйдем". Дождался шагов в коридоре за прикрытыми дверьми и, не оглядываясь назад на Лиэль, пошёл к калитке. Мне было весьма не по себе. Перед калиткой до меня и казаков донеслась автоматная очередь со стороны вокзала. "Кто это там шмаляет? А, казаки тоже, смотри, стали волноваться". Казаки, отхлынув до дороги, смотрели, то на окна дома, то на меня, то в сторону вокзала, тихо волновались. "Что вы крутитесь, счас "Чапай" вам речь толкнёт!" В общем, вышел я за калитку, сделал три шага влево и сказал:

— Здравствуйте, станичники! Станичники, открыв рты от удивления, смотрели за мою спину. "Что за дела?" Удивлённый, обернулся. "Так-так. Лиэль, Лиэль, кто ж тебя так переодел". Простоволосая, в прозрачной блузке, голубых джинсах и туфлях на шпильках, Лиэль, оттопырив попку, старательно, кнопила альбомный листок к забору. Потом убежала. Я тоже ушёл. По-английски.

Со смешанными чувствами прошёл в зал. А там было такое веселье. Борисов, вообще лежал на полу. Ляльки, покатываясь со смеху, смотрели что-то на экране мобильника.

— Смотри, запечатлели исторический момент. Просмотрел мутный ролик и сам выпал в осадок:

— Они же культурологический шок пережили, бедные. Потом Эльза нас от веселья отвлекла:

— Мальчики, а к нам пожаловал местный начальник. Фу, солдафон, важный, тупой, но с замашками. В окне мы и, правда увидели статного здоровяка в офицерской казачьей форме, с шашкой на боку, вылезшего из пролётки и прошагавшего сквозь казаков к калитке. Казаки, встав по стойке смирно, преданно "ели" глазами начальство.

— Эльза, а его тут уважают, глянь на казаков.

— Видно это здешний атаман, — добавила Лиэль.

— Ну, не тупой, так тугодум, — только и уступила Эльза.

— Точно тугодум, но старательный, — голосом Задорнова промолвила Зося.

Атаман, дойдя в это время до калитки, прочитал надпись на листе, задумался, с лукавством посмотрел на окна дома, отошёл к казакам и стал их расспрашивать. Казаки делились впечатлениями, так сказать культурного плана. Потом прибыли ещё офицеры, молодые казаки стали расходиться; а потом, видно найдя атамана, прискакал гонец. Доложился, атаман надолго задумался, посматривая время от времени на наши окна.

— Он нас видит? — шёпотом спросила Эльза.

— Нет.

— Что-то ему от нас надо. На вокзале стреляли, и он маракует, не связаны ли мы с теми солдатами. "Опочки, дамы-с впали в ступор".

— Это ты, Борн, лялек солдатами сделал. Наряды вне очереди, окопы, пониаишь. Какая стрельба? — Борисов удивлённо уставился на меня. Пришлось объясняться с пальбою. Эльза хмыкнула.

— Ты, Борисов, и пушечный выстрел не услышал бы, у Борна вон — стеклопакеты. И вокзал далеко. А ты это куда смотришь? И все посмотрели на Борисова, который смотрел в телевизор. Там у шеста изгибалась полуголая танцовщица, а по сцене бегал, "рэпя", перекачанный, э, афроамериканец. — На душку — мулата смотришь? Все опять разулыбались.

Зося от окна: — Ой, он сюда идёт! Я поставил просмотр на паузу.

— Эльза, шмотьё уберите, мы пойдём, пообщаемся с местным шерифом. Борн, пошли, — предложил Николаич. Я и пошёл.

Атаман ждал нас на пороге калитки. За забором осталось несколько офицеров и казаков постарше. Мы остановились в метрах в двух от него. Официоз начинался.

— Атаман Сальского округа войсковой старшина Шатров, Роман Михайлович. "Оба, тёзка! И голос "настоящего полковника"". Я с интересом его разглядывал. Комплекция Борисова, темноволосый, румяный, с усами "карандаш", синие глаза строго смотрели в упор. На меня, Борисова и мою кобуру с пистолетом.

— Борн Роман Михайлович, э, домовладелец.

— Борисов Иван Николаевич, честь имею. "Актёр погорелого театра ты, Борисов, а не дворянин".

— Попрошу ваши документы. Крякнули. Пришлось-то идти за паспортами. Шатров их с интересом просмотрел, хмыкнул. Я ему подал и разрешение на служебное оружие.

— Действительно до 14 декабря 2012 года, — прочитал он вслух. — Господа, из какого вы года?

— Из указанного в разрешении. Из 2012 года мы, — церемонно отозвался Борисов.

— А у нас — 1912 год. Не порядок, господа… "Счас "дело" начнёт шить". Стоять у калитки дальше было неумнó. Шерифу нужно было "доказывать" наше алиби.

— Прошу, — сделал приглашающий жест.

Пошли смотреть с атаманом домовладение. Шатров, оставив свиту, прошёлся по двору, с интересом осмотрел машины, потрогал пластик окна. Пригласили его в дом. В сапогах. В прихожей, атаман, сняв фуражку, перекрестился, потом с интересом огляделся и двинулся к двери зала. В прихожей ляльки прибрались и решили отсидеться в зале. Счас. Борисов открыл двери, Шатров вошёл, мы протиснулись за ним. "Ляльки, ляльки, боже, боже, я вас на галеры отправлю!" Дамы платья и обувь убрали, а трусики, бюстгальтеры и ночнушки оставили на мягкой мебели, телевизор не выключили. Борисов, изо всех сил сдерживая смех, представил наших непутёвых. Лиэль даже, хе-хе, реверанс сделала. Атаман сдержанно их поприветствовал. Потом посмотрел на телевизор. Ляльки порозовели. Атаман перевёл глаза на горы нижнего белья. Ляльки стали красными. Из-за спины атамана Борисов показал кулак Эльзе. Та захлопала глазами. Атаман, молча, поклонился дамам и двинул на выход. Уходя, я услышал оставшегося Борисова: