Светлана Зорина - Наследница Ингамарны Страница 12

— А правда, что у валлонов очень слабое анх? — спросила однажды Гинта.

— Не знаю, — подумав, признался Таввин. — Они вообще понятия не имеют, что это такое. И даже не пытаются понять. Они многому учат своих детей, но только не владеть своим анх. Да они и телом-то не владеют. Если человека не обучать человеческой речи, он потом всю жизнь будет мычать, как гун, но стоит ли утверждать, что он от рождения был неспособен разговаривать?

Таввин жил в Среднем городе. Насколько Гинта поняла из его объяснений, Валлондорн — это как бы три города в одном. И отделены они друг от друга каналами, над которыми возведены гигантские мосты. В Верхнем городе — его обычно называли Эриндорн ("город Эрина") — жил сам бог, его слуги — абеллурги, его друзья — абельмины и его женщины — абельханны. В Среднем жили даннелурги — "слуги народа", а в Нижнем, самом бедном, — данны, иначе говоря, народ. Основную часть его населения составляли сантарийцы. Таввин тоже сперва устроился там. Потом закончил школу второй ступени, получил хорошую работу и переехал в Средний город. Выше он и не метил.

— Я и так могу съездить в Эриндорн, — говорил он. — И даже увидеть ихнего бога.

Таввин уже не раз звал Гинту погостить у него в Валлондорне.

— Ничего с ней не случится, — уверял он деда Аххана. — Валлоны не едят детей. Там много наших. Пусть девочка посмотрит, как живут в других местах. Она же ничего не видела, кроме своей Ингамарны.

— Успеет ещё, посмотрит, — отмахивался дед. — А пока ей и здесь не скучно.

Глава 4. Край самых ярких радуг.

Старый Аххан был прав. Как можно скучать, живя в таком дивном краю? Ингамарна… "Страна радужных гор"… Или "край цветных камней". Оба перевода считались правильными. Марр на древнем языке означает «камень», а марна — «каменная» и «горная». А что касается корня — инг-, то даже нумады не знали, какое из двух его значений является первым — «цветной» или "радуга, радужный".

— Нигде радуги не сияют ярче, чем в небе над Ингамарной, — говорили местные жители. — И разноцветных камней здесь больше всего. И даже горы возле Ингамарны цветные.

Чудесный камень диурин добывался почти во всей Сантаре, но особенно им была богата Ингамарна. Кристаллы диурина — голубые, розовые, лиловые, жёлтые или просто прозрачные, как слеза, — росли, образуя всевозможные фигуры, напоминающие то каменные цветы, то деревья, то странных чудовищ. А до чего красивы были пронизанные солнцем пещеры и гроты, из которых с тихим шумом бежали по разноцветным камешкам чистые, прохладные ручьи. Словно настроил кто-то в летнем лесу ледяных дворцов, а они тают и всё не могут растаять. По одной из легенд, диурин вырастил горный бог Хонтор, когда его дядя, царь холода Харранг, похвастался перед ним своими роскошными ледяными дворцами. "Мои дворцы будут лучше, — сказал Хонтор, — потому что никогда не растают".

Большая часть горного хребта состояла их турма. На нижних склонах зеленели леса. Выше всё чаще и чаще попадались проплешины голого камня — серого и голубоватого, местами почти белого; кое-где блестели золотые и серебряные прожилки зиннурита. Диуриновые вкрапления тоже бросались в глаза. Причудливые нагромождения кристаллов переливались на солнце всеми цветами радуги.

Горы над Ингамарной просто пестрели от диурина. Эту часть хребта так и называли — Цветные Горы. К западу они постепенно бледнели и, наконец, становились похожими на ледяные дворцы. Улламарна — "край белых гор". Леса здесь были беднее и растительностью, и диурином. А диурин тут рос главным образом бесцветный. Впрочем, такой тоже ценился.

Считалось, что существуют две разновидности этого камня — горный и лесной, но дед говорил Гинте, что принципиальной разницы между ними нет. Просто в горах преобладает старый диурин, кристаллы которого перестали расти. Зато молодой растёт быстро — примерно на два панта1 в год. А нумады и колдуны могли воздействовать на его нигму так же, как и на нигму растений.

Диурин прекрасно поддавался обработке и издавна использовался как строительный материал. Каждый нумад и колдун умел приблизительно определить возраст камня. Ведь прежде чем строить, следовало выяснить, будет ли он расти дальше, а если будет, то сколько. Валлоны поначалу удивлялись, замечая, что многие сантарийские постройки то и дело меняют свои очертания и размеры. "Надо же, эти дикари выращивают дома!" Разумеется, не каждый в Сантаре строил себе жилище, используя диурин. Это было в известном смысле хлопотно и требовало непременного участия нумада или хотя бы хорошего колдуна-нигмата. Причём такого, которому бы ты безоговорочно доверял. Диуриновые постройки полагалось тщательно оберегать от злого колдовства.

На Ингатам диурина ушло немало, и древний замок правителей Ингамарны от цикла к циклу изменял свой облик. Не весь, конечно, но северная сторона, почти полностью облицованная дивным камнем, обновлялась чуть ли не каждый год. Радужный дворец по праву считался одним из красивейших дворцов Сантары. Человек, который, глядя на него, попытался бы уяснить принципы планировки, обязательно попал бы в тупик. Тут, похоже, не было никаких принципов и никакой планировки. Разве ребёнок, берущийся лепить из глины фигурку, может точно знать, что у него в конце концов получится? Тот, кто давным-давно начинал строительство этого замка, тоже ничего не знал наперёд. И тот, кто продолжал… Главное — чтобы получалось красиво. И не так, как у других.

В основном дворец был построен из голубовато-серого турма и белого сурдалина. На отделку пошли и хальцион, и зиннурит, и разные породы дерева, но прежде всего, конечно, диурин. Как старый, так и молодой, продолжающий расти. Внутренние помещения в Сантаре обычно отделывали деревом, а из камней — сурдалином и хальционом. Они хорошо регулировали температуру: зимой сохраняли тепло, а в жаркие периоды создавали прохладу.

Большинство жилых комнат замка было устлано коврами, а полы залов, коридоров и купален пестрели затейливыми мозаичными узорами. Мозаика украшала также дно многочисленных фонтанов и бассейнов Ингатама, но на стенах дворца её почти не было. Сантарийцы предпочитали покрывать стены росписями и рельефами. Диуриновые рельефы постоянно менялись, да и росписи то и дело обновляли. В Сантаре не любили ничего застывшего, неизменного. Но с другой стороны, не имели обыкновения всё разрушать и уничтожать без следа. Поэтому в Ингатаме сохранились и весьма древние изображения. Гинта знала, что изваяние сингала, стерегущего центральные ворота, едва ли моложе самого дворца. На закате фигура из золотистого хальциона становилась огненной, а ярко-жёлтые диуриновые глаза горели в темноте, как у настоящего сингала. Дедовы ученики зажигали их каждый вечер. При помощи анх диурин можно было заставить светиться и погасить, но те, кто не обладал сильным анх, не терялись. Не так уж и трудно поместить светильник в диуриновую оболочку. Диуриновые лампы и фонари украшали все дома и улицы сантарийских посёлков. Даже самые глухие лесные селения Ингамарны по вечерам сверкали разноцветными огнями.