Феликс Крес - Король темных просторов Страница 12

А потом пришла война с Гаррой. Морские сражения империя проиграла — все до единого. За несколько лет, ушедших на восстановление почти полностью уничтоженного флота, была потеряна половина с таким трудом добытых островов. Морские силы империи были перевооружены — основным кораблем стал фрегат, построенный по образцу гаррийского корабля; тяжелые, с глубокой осадкой, малоповоротливые барки совершенно не годились для военных действий в окружавших Гарру самых предательских водах мира. Под защитой могучей армады корабли с солдатами на борту вновь отправились завоевывать заморский край. В крупнейшем морском сражении всех времен парусники гаррийцев устроили новым имперским фрегатам настоящее побоище. Однако часть транспортных кораблей все же добралась до Гарры. Сухопутные силы острова были слабыми, их командование — неумелым. Имперские легионеры, действуя в невероятно трудных условиях, на чужой территории, лишенные помощи и снабжения, сумели, однако, занять крупные портовые города. Флот гаррийцев, в распоряжении которого остались лишь случайные пристани, не приспособленные для того, чтобы принимать военные корабли, можно было уже не рассматривать как решающую силу…

Разъяренные масштабом своих потерь, армектанцы, обычно весьма мягко относившиеся к жителям покоренных земель, устроили на них настоящую охоту. Трудно было найти семью, где не оплакивали бы мужа, сына или брата. Остров превратился в гигантский эшафот, жестоко подавлялись любые проявления неприязни, а тем более враждебности к новым властям. Дорргел, столицу и крупнейший порт Гарры, город-побратим старой Дороны, буквально сровняли с землей, раз за разом поджигая не до конца уничтоженные огнем развалины. Результаты подобных действий не заставили себя долго ждать. Извечная неприязнь гаррийцев ко всему с континента превратилась в неприкрытую ненависть. Быть настоящим гаррийцем означало ненавидеть все армектанское. Морская Провинция стала постоянным источником беспокойства. Давно уже умерли все те, кто помнил независимое Королевство Гарры. И тем не менее для многих гаррийских родов гаррийка, связавшая свою жизнь с армектанцем, заслуживала лишь презрения.

Рапис и его дочь были жертвами закончившейся столетие назад войны.

Светало, когда с палубы донесся сдавленный крик вахтенного матроса. Вскоре послышался смешанный ропот матросских голосов. Эхаден, уставший и невыспавшийся, отбросил одеяло. В то же мгновение где-то рядом хлопнула дверь.

— Вахтенный!

Эхаден узнал голос Раписа. Послышались шаги. Какой-то матрос заговорил — быстро, испуганно:

— Господин, я хотел…

— Я приказал разбудить меня до рассвета! Приказал?! Ну и?!

Раздался глухой удар, матрос взвыл, словно с него живьем сдирали шкуру. Затем дверь с грохотом распахнулась, и Рапис ворвался в каюту Эхадена. Офицер вскочил.

— Ты со шлюхой?! — прорычал капитан. — Где я, что это за корабль?!

Эхаден ощутил внезапный приступ гнева.

— Не смей называть ее шлюхой! — крикнул он.

— Знаешь, что творится?! Мы торчим в самой середине конвоя! В эту ночь командовать должен был ты!

— Не смей называть ее шлюхой!

— _Конвой!_ Ради всех морей, что с тобой?!

Капитан с яростью толкнул офицера в грудь. Эхаден отлетел к стене. Он выхватил меч. Молчавшая до сих пор девушка закричала. Не владея собой, Эхаден замахнулся на нее, неожиданно для самого себя.

— Хватит! — рявкнул он.

Девушка смолкла.

В каюте внезапно наступила тишина. Несколько мгновений все трое не двигались с места. Первым опомнился капитан.

— Эхаден, мы находимся посреди конвоя, — изо всех сил сдерживая себя, сказал он. — На палубу.

Он повернулся и вышел. Эхаден без единого слова, как был, в одной рубашке и с мечом, двинулся следом.

На палубе собралась вся команда. Прибежал боцман.

— Два купца и военный по правому борту, капитан!

Рапис растолкал матросов и встал у фальшборта. В сером рассветном сумраке, среди тумана, не далее чем в трех милях наискосок от носа маячили три мачты с голубыми парусами. Это был большой фрегат. Чуть дальше виднелись два неуклюжих купеческих барка.

Рапис и Эхаден переглянулись. Офицер встал у грот-мачты.

— Бортовые батареи!

На палубе началось столпотворение. Канониры бросились к орудиям.

— Абордажные команды!

Матросы, под предводительством Тареса, помчались к оружейным арсеналам.

Рапис спокойно разглядывал шедший с юго-востока фрегат. Он медленно двигался поперек ветра, с той же скоростью, что и тяжело нагруженные, глубоко сидевшие в воде барки. Туман рассеивался; на корабле стражи уже заметили пиратов, и теперь там шли лихорадочные приготовления к сражению и напряженная работа с парусами. Еще мгновение — и имперцы сменили курс. Фрегат шел теперь на всех парусах прямо наперерез "Морскому Змею". Все отчетливее были видны серебристые шлемы столпившихся на баке и юте лучников. Нос парусника окутался дымом, раздался грохот, и два пушечных ядра взметнули два фонтана воды. Фрегат стражи испытывал дальнобойность своих орудий, но расстояние было еще слишком велико. Раписа крайне удивил подобный бесполезный расход пороха. Имперцы считали пушки чем-то вроде грохочущих луков — и точно так же их использовали. Морская стража до сих пор не разработала сколько-нибудь разумных принципов применения этого — в некоторых случаях весьма действенного — оружия.

— Пойду на абордаж! — крикнул он Эхадену.

Офицер кивнул. Рапис подозвал боцмана, который тут же вручил ему топор с широким лезвием. Матросы начали собираться вокруг своего капитана. Стоявший у мачты Эхаден начал отдавать команды.

— Раладан, право руля! — кричал он. — Бизань-шкот выбрать! Левый грот-шкот!..

Замешательство на "Змее", казалось, нарастало, громко хлопали паруса. Но подобный хаос был лишь кажущимся — корабль лег на борт, разворачиваясь…

— Раладан, так держать! Так держать!

Оба корабля шли теперь прямо навстречу друг другу. Когда между ними оставалось не более ста шагов, на палубу "Змея" упали первые стрелы, посланные с бака фрегата. Послышался грохот падающих тел, раздались крики боли и проклятия. Фрегат пытался повернуть, но на середине маневра кто-то там, судя по всему, передумал… Рапис пожал плечами, когда имперский корабль снова окутали клубы дыма, ядра обрушились в море. Капитан "Морского Змея" знал причины подобной неразберихи. Имперцы постоянно терпели поражения от пиратов, поскольку за десятки лет так и не сумели понять разницу между наземным и морским сражением… Имперские войска, как легионы, так и морская стража, руководствовались нерушимым армектанским принципом, повелевавшим отделять солдат от всяческих тыловых служб. Солдатское ремесло было профессией, освященной традициями; обслуга военных лагерей на суше и моряки на море солдатами не считались. Однако на армектанских равнинах обозы не шли в первых рядах — на море же трудно было высадить моряков перед сражением… На приближавшемся фрегате кто-то один командовал войском, а кто-то другой — управлял кораблем… Капитан, формально командовавший парусником, фактически был лишь комендантом находившихся на борту солдат, понятия не имея, чем отличаются штаги от вант. Он был вынужден действовать через посредство своего первого помощника-моряка (который, естественно, не мог быть солдатом), что в горячке сражения приводило к плачевным результатам. Однако армектанцы с достойным лучшего применения упорством отдавали свои парусники под командование превосходных, заслуженных бойцов… совершенно не знавших морского дела. Рапис сам был армектанцем и знал и ценил традиции своей страны. Однако он вполне разумно полагал, что здесь, на Просторах, им не место.