Redhat - Жизнь замечательных братьев Страница 12

— Если через три минуты, — Люциус выразительно посмотрел на каминные часы, — твой благоверный со своим братцем не будут здесь, они останутся без ужина.

— Ты изощренный садист, Люц! – вспыхнула Беллатрикс. – Знал бы ты, сколько мы пережили…

— Сестренка, ты же обещала не говорить об этом сегодня вечером, — ласково перебила госпожа Малфой.

— Тогда попроси своего драгоценного супруга пошевелить остатками мозгов и вспомнить, где мы были еще сутки назад! – огрызнулась Белла.

— Но ведь сейчас вы здесь, все будет хорошо…

— Хорошо?! А каково остальным? Долохов, Малсибер – им же некуда податься!

— Две минуты, — процедил господин Малфой.

Однако, к его величайшему разочарованию, дверь в каминный зал распахнулась, и в комнату ввалились чистые, выбритые и кошмарно обстриженные братья Лестрейнджи: Руди облачился в зеленую шелковую пижаму с китайскими драконами и мешковатые штаны, а Рабастан щеголял в домашнем камзоле Люциуса и подобранных под цвет шароварах. На ногах у гостей были турецкие туфли с загнутыми носами.

— Мерлин мой… дамы – бродячий цирк к вашим услугам! – скривился Малфой. – Родольфус, садись рядом с Беллой. Раба, Раба, постой – куда это ты? Садись возле Руди! – заволновался хозяин; Рабастан разочарованно вздохнул и, послав Нарциссе ослепительную желтозубую улыбку, занял место рядом с братом.

Ужин прошел в тишине, нарушаемой лишь звуками того, как троица бывших азкабанских заключенных жадно поглощала еду и питье. Родольфус поначалу пытался вести себя прилично и аккуратно отрезал кусочки от свиной отбивной, но, заметив, насколько по–варварски ведут себя жена и брат, наплевал на манеры и вгрызся в мясо как вервольф. После четырех блюд, которые Лестрейнджи запили двумя бутылками вина (хозяевам при взгляде на эту трапезу кусок не лез в горло), Люциус предложил переместиться в мягкие кресла перед камином. Опьяневшая Белла устроилась на коленях у мужа, машинально поводя пальцем по его бритой физиономии и бормоча: «А ты так… моложе выглядишь, Ру–у–уди–и…»

— Раз уж мы поклялись не вспоминать сегодня Азкабан, дементоров, четырнадцать лет заключения, авроров, сырость, холод, голод и прочие кошмары… – начал Рабастан, которому ударивший в голову хмель прибавил наглости; Нарцисса вздрогнула и посмотрела на мужа широко распахнутыми испуганными глазами. – Так вот, раз уж мы все это вспоминать не будем… поговорим о вас. Люциус, а ты чертовски неплохо устроился за эти драклы–знаешь–годы!

В голосе Лестрейнджа сквозили издевка и вызов – Люциус чуть нахмурился.

— Благодарю. Я всегда относился к богатству разумно, — вкрадчиво произнес он, – и это позволило мне преумножить мое состояние…

— Люц, помнится, я тебя в детстве в песке валял? – прищурился Рабастан.

— Не вижу связи, — холодно ответил Малфой.

— Не видишь? Может, повторить? Пошли, выйдем на снег, я тебе вмиг мозги вправлю!! – закричал Лестрейндж, засовывая руку в карман камзола; Люциус скрипнул зубами и тоже полез за палочкой.

— Ты находишься в моем доме!

— Где ты был все это время?! Зад просиживал?! – бесновался вскочивший с кресла Рабастан. – Погоди, вот узнает Лорд, как ты четырнадцать лет патлы отращивал, он тебе покажет драклову мать!

— Раба, заткнись! – буркнул Родольфус, с беспокойством глядя на побелевшую как полотно Нарциссу.

— И не подумаю! Ты подлая свинья, Люциус Малфой, и теперь имеешь полное право выставить меня за порог! – заявил задыхавшийся от ярости Пожиратель. Нарси тихо ойкнула и эффектно упала в обморок на диванные подушки. Притворная потеря сознания неоднократно выручала госпожу Малфой, помогая предотвратить семейный скандал или получить желаемую сумму на покупку нарядов, но на этот раз ее муж остался более чем бесстрастным.

— Давайте все успокоимся, хорошо? – примирительным тоном предложил он, пряча палочку и любезно улыбаясь супругам Лестрейндж. – Согласен, я повел себя не так… – «по–идиотски», вертелось в мыслях у господина Малфоя, — не с такой отчаянной решимостью, как вы, но я выбрал… более долгий, незаметный и плодотворный путь служения его Темнейшеству, нежели отсидка в Азкабане. Посмотрите вокруг, — Люциус изящно обвел рукой зал, — все это и многое за пределами этих стен, за границами этого поместья на самом деле принадлежит не мне, не моим предкам и потомкам, а Темному Лорду! Я годами копил эти богатства, чтобы в один прекрасный день сложить их к ногам Повелителя и его верных, — Малфой слегка поклонился, — соратников. И я сдержал данное себе обещание – не так ли, Рабастан? – потому что, хвала Салазару, вы здесь! Двери Малфой–мэнора всегда открыты для Темного Лорда и его воинов, — медовым голосом подытожил Люциус; Нарцисса уже пришла в себя и слабо кивала в знак согласия каждому слову мужа – по ее бледному прекрасному лицу катились слезы умиления.

Повисла пауза, но ее нарушила Беллатрикс: слабость взяла верх над гордостью, и мадам Лестрейндж заревела, уткнувшись в плечо озадаченного супруга.

— Ка–а–акой ты бара–а–ан, Ра–а–аба–а–а!! Тупо–о–ой чурба–ан! Если бы не они, нам некуда… было бы… идти–и–и!! Это ты небла–а–агода–а–арны–ы–ый!! – рыдала она; Руди ласково похлопывал жену по спине, приговаривая: «Ну Беллочка, ну что ж ты так… все позади, все прошло…»

— Не забывай, у нас еще есть собственный замок, — хмыкнул младший Лестрейндж.

— Но он запу–у–уще–е–ен!! Там хо–о–олодно, и нет эльфов, и нечего е–е–есть! Си–си–силенцио!! – Беллатрикс махнула на деверя палочкой, но заклятие отрикошетило от подлокотника и ударило в клетку с канарейками.

— Люц, прости, у нас тут небольшая пост–азкабанская истерика, — потупившись, произнес Родольфус, поднимая всхлипывавшую жену на руки. – Думаю, лучше уложить ее спать – да мы и сами устали, и вас утомили… Спасибо за все, и тебе, Нарси, — госпожа Малфой кивнула и вновь залилась слезами радости.

— Пойдемте, я вас провожу, — предложила она, призвав к себе бронзовый канделябр со множеством свечей. – Эльфы уже подготовили комнаты… какие гостевые, Руди, о чем ты говоришь? У меня есть отличное успокоительное… Ах, я так счастлива, так счастлива, что вы вернулись!..

Когда голоса на лестнице стихли, Раба и Люциус молча повернулись друг к другу и минуту играли в «кто кого переглядит». Наконец, Малфой не выдержал и отвел глаза – Лестрейндж злорадно рассмеялся:

— А ты мастер чушь пороть! Только меня тебе не провести, так и знай! – Люциус поднял брови и надменно вздернул идеально выбритый подбородок

— Рабастан, позволь сказать тебе кое‑что важное. Есть чушь, есть ложь, а есть дипломатия, и это, как говорят у нас в Министерстве, три большие разницы. Тот, кто не знает этой простой истины, всегда проигрывает.