Ярослава Кузнецова - Золотая свирель Страница 129

— Мораг, — я стряхнула оцепенение. — Мораг, гляди, что это?

— Где?

— Вот это.

«Это» я сперва приняла за бугорок сомкнутых рук, прикрытых покрывалом. Только бугорок этот был непропорционально велик. Присмотревшись, я поняла, что у соломенной куклы на груди лежит какой-то сверток или кулек. Мораг нетерпеливо сдернула старый шелк.

Детское одеяльце несколько раз туго перепоясывала парчовая лента, невесомый краешек батистовой пелены скрывал все тот же ворох перепревшей соломы. На уголке виднелась вышивка — сквозной алый ромб на золотом гербовом щите.

— Тоже кукла, — пробормотала я. — Кукла младенца.

Мораг издала странный звук, похожий на карканье, схватила сверток и в одно мгновенье растерзала его, пальцами порвав широкую златотканую ленту. Куколка внутри немедленно развалилась, но я успела заметить перевязывающие солому красные шерстяные нитки. Кроме соломы и ниток в кульке обнаружилась золотая соля на цепочке и найльский языческий амулет — связанные вместе кожаным шнурком кованый наконечник стрелы, осыпавшаяся сосновая веточка и облезшее, поеденное жучками перо неизвестной птицы.

— Это колдовство. — Мораг едва не задыхалась от волнения. — Колдовство.

— Да, действительно, похоже на вольты.

— Какие вольты? — Она, мучительно морщась, перебирала мусор в одеяльце.

— Кукла-подобие. Муляж, как ты сказала. Если муляж с должным ритуалом пронзить иглой — живой оригинал тяжело заболеет, может даже умереть. Если муляж похоронить…

— Это! — крикнула Мораг, отдергивая руки. — Это Герт! Это Герт, Герт!

Судорожным движением схватила сама себя за горло. По щеке текла кровь — шрам лопнул, но она этого не замечала.

— Они убивают его. Вот так, убивают. Положили в гроб. К матери. Он умрет, да? Умрет?

— Мораг, мне кажется, все не так просто. Эти амулеты…

— Кто это сделал? — Принцесса повернулась к нашим молчаливым свидетелям. — Кошка, кто это сделал? Ты видела, кто это сделал?

Эльви раздраженно стукнула хвостом по полу.

— Будь любезна обращаться ко мне по имени, принцесса. Я выше тебя и по возрасту и по происхождению.

— Да будь ты хоть сама святая Невена! Хоть сам Господь Бог! Мне дела нет до того, кто ты такая. Отвечай, кошка!

О, холера черная!

— Эльви, Эдельвейс, пожалуйста! — Я поднырнула под локоть Мораг и бухнулась перед нашей хозяйкой на колени. — Умоляю тебя, расскажи. Принцесса очень боится за брата, потому позволяет себе резкости…

— Она вообще слишком много себе позволяет, — буркнула Эльви, отвернувшись.

— Пусть извинится, — предложил грим. — И повторит свою просьбу вежливо.

Мораг выругалась, сплюнула, но извинилась. Сквозь зубы.

— Для начала сойдет, — смилостивилась Эльви. — Но в следующий раз ни ругаться, ни плеваться не позволю. А сделали это два человека. Через сутки после того, как пустой гроб опустили в саркофаг.

— Погоди, погоди, Эльви! — Я поднялась, отряхивая колени. — Давай по порядку.

— По порядку, — легко согласилась она. — Этот гроб со всем его содержимым действительно трое суток простоял наверху, на хорах. Потом его перенесли сюда. Следующей ночью в крипту спустились двое мужчин, молодой и пожилой, вскрыли гроб и положили внутрь этот сверток.

— Кто были эти люди, ты знаешь их? — Мораг так дернула завязку у ворота что шнурок разорвался.

Эльви помолчала, глядя на нее в упор светящимися глазами и явно нагнетая обстановку. А я еще на грима пеняла за его любовь к театральным эффектам!

— Один из них был король Леогерт Морао, — наконец проговорила она. — Тот, который теперь лежит вон в том саркофаге напротив. А второй и сейчас жив-здоров. Время от времени я вижу, как он проезжает по городу.

— Кто… кто это?

— Лорд Виген Моран-Минор, — припечатала Эльви. — Королевский камерарий.

— Виген! — Мораг рванулась в проход, и я повисла у нее на рукаве. — Пусти! Убью!

— Стой! Да стой же! У тебя доказательств нет. Слышишь? Кто тебе поверит?

Она стряхнула меня, но остановилась. Прижала к лицу стиснутые кулаки. Согнулась почти пополам.

— Мразь… Какая мразь… Виген! Заботливый брат… сука! Раздавлю как клопа.

— Мораг! — гаркнула я. — Прекрати выть! Надо разобраться. Они это сделали вдвоем с твоим отцом, понимаешь?

— С отцом… — Принцесса затравлено огляделась. — Виген и отец… вдвоем… не понимаю!

— Тссс! — мне пришла в голову замечательная мысль. — Эльго, мы все-таки будем вопрошать.

— Да, — Мораг схватила меня за плечо. — Да!

Я едва сдержала вопль — она цапнула своими железными пальцами по вчерашним синякам, которые сама же мне и наставила.

— Эльви, разрешаешь? — спросил грим.

Кошка смерила нас таким взглядом, каким только кошки способны смотреть.

— Правда — коварная штука, принцесса. Она не всегда то, что тебе требуется.

— Я хочу говорить с отцом!

— Как пожелаешь. Действуй, сосед.

— Теперь отойдите куда-нибудь и сядьте, не мешайте мне, — велел грим, поднимаясь.

Принцесса бросила свой плащ на пол, и мы на него уселись. Эльви прыгнула туда, где стоял фонарь. Пламечко вдруг затрепетало, сократилось, но прежде чем оно погасло, я успела заметить — огромный черный пес медленно пересекает проход, приближаясь к соседнему саркофагу.

Пала тьма. Столетиями выдержанная, настоянная подземной тишиной, крепленая тихой смертью тьма. В черном воздухе растекся горестный запах паленой бечевы и перегоревшего масла. Я слышала прерывистое дыхание Мораг над ухом — и этот звук путал и поглощал все другие. Перед слепо распахнутыми глазами привычно поплыли красно-зеленые узоры — сверху вниз, слева направо. Откуда-то сбоку тянуло ледяным сквозняком, с другой стороны лучилось кромешным жаром невидимое тело принцессы — я вдруг очень остро ощутила этот жар, как в ту ночь, в Нагоре, когда лезвие ее кинжала сонным зверьком ласкалось о мое горло.

И панически дернулась от прикосновения — но рука Мораг всего лишь легла мне на плечо.

— Они там не заснули?

— Тссс…

Стало совсем холодно, я заворочалась, подбирая босые ноги. Ни с того ни с сего накатило тошнотворное головокружение, в горле едко всплеснулась желчь, а жгучее излучение ладони и тела Мораг сделалось совершенно непереносимым.

— Пусти…

— Что?

Я отшатнулась в сторону и завалилась на бок, вдохнув горькую пыль. Щеку царапнул камень. Невидимая рука схватила меня за одежду, я лягнула пустоту. Перекатилась, спиной и затылком стукнувшись о край каменного постамента.

Удар породил странное эхо, которому послушно откликнулось тело — многоголосый лиственный шум, мгновенно и до отказа заполнивший бедную мою голову, мокрым ознобом продравший спину, разлившийся тошным холодом в животе. Шелест взлетел стремительной чередой догоняющих друг друга всплесков, взлетел и расцвел — пеной криков и грохота, трелями голосов, всполохами смеха, лязганьем ножниц, перерезающих нити.