Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён Страница 13

— Разумеется. Так вот об Атени. Я не уверен, что смогу его «вытащить». Он действительно чувствует себя «черепом». Ему комфортно в этом состоянии. Он преображается только в моменты, когда прямо или косвенно принимает решения за свою группу людей либо когда решает какую-нибудь задачу. Вот как сегодня — за свой этот ВПБС. Когда он при штабной игре разнёс КорИна.

— Кстати, а как? В чём там тонкость? КорИн, да и вся кафедра Флора, конечно, не лучшие стратеги, но уж на сержанта-то его пороху должно было хватить?

— Не ляпни это при нём… Сержант…

— Не цепляйся. У меня все в порядке с мозгами. При нём, разумеется, буду звать, как положено.

— Дело в методике. Они там, в погранвойсках, пошли каким-то своим путём. Судя по тому, что я сегодня увидел, они засунули указания Главного Штаба очень глубоко… ты понял, козырнули и, ничего не сказав вслух, а потом взяли — и разработали свою методику. Собственную. А потом отработали её в подразделениях на всех уровнях и внедрили. Судя по упражнениям, который Атени тут упоминал.

— В чём суть? — цепко спрашивает декан.

— Я не понял. Пока. Мало данных накопил. Вроде бы элементарные домашние заготовки. Типа усиления вьючными животными. Или использования всего потенциала трубки Брауна. Но — сведены в систему. И очень чётко попадают на слабости регулярной армии. Прямо как удар вразрез между рук.

— Это не новость… Тот отряд против кименистанской второй ударной не зря неделю продержался… Значит, эти их наработки действительно очень точно «…между рук» попадают.

— Да. Судя по всему, они просто не стали афишировать своих наработок, чтоб не злить Главный Штаб. Там же в отрядах, да и в округе, не все офицеры — дворяне. Зачем тыкать носом начальство в собственную тупость, если можно просто сделать по-своему? Кто и когда инспектировал эти отряды? Никто и никогда. Вот они и наладили какую-то свою систему боевой подготовки. Более эффективную именно в их условиях. Чем наша — тут.

— Пожалуй… Может, последуем совету Атени? Вызвоним спецов из соседних отрядов и попросим поделиться методикой?

— Не выйдет. Если б они хотели — они б давно с нами поделились. Да и поставь себя на их место. Ты бы стал учить чему-то спесивых дворян, которые тебя за человека не считают? Ещё и добросовестно. Теперь добавь специфику учебного процесса. Многие из наших грызут гранит науки, чтоб стать лучшими?

— Хе-хе.

— Вот именно. А теперь прибавь сюда, что преподавательский состав — из погранвойск. И тоже не горит желанием в полном объёме транслировать свои наработки. Что получим на выходе? Когда и преподаватель, и курсант одинаково саботируют.

— Ты прав. — Задумчиво просчитывает варианты декан. — Наоборот, я злорадствовал бы на их месте каждый раз, когда курсанты садятся в лужу.

— Вот видишь. Тем более, погранвойска — государство в государстве. На них и так давить особенно нечем. А в период войны — и подавно. Атени — наш самый реальный источник. Он не собирается ничего утаивать. По нему видно, что он искренне не понимает, в какую систему сведена программа, всё же он не офицер. Именно у него — набор стандартных тактических и операционных наработок. Которые дают неоспоримое преимущество в их условиях. Но он — пользователь, не разработчик. В каждой конкретной ситуации он легко выберет готовый их шаблон, который бьёт нашу тактику. Но предусмотреть все возможные ситуации он не в состоянии.

— Значит, нам надо рассмотреть с ним как можно больше ситуаций. Чтоб накопить как можно больше их выигрышных шаблонов.

— Да. Я вот, например, всерьёз хочу попросить его подтянуть меня по трубке Брауна. У них в горах она — чуть не ключевой джокер в разных ситуациях. Абсолютно различного тактического характера. Буду по одному инструменту либо приёму осваивать — через полгода мы уже далеко вперед уйдём от сегодняшней ситуации.

— Давай. Заодно, может быть, наладишь с ним эмоциональный контакт. Глядишь, получится за что-нибудь в его психике зацепиться…

— Я бы не надеялся. Но постараюсь.

— В худшем случае, добросовестно откорректируем методику. Но за человека побороться тоже надо.

— Кто бы спорил, доктор… Кто бы спорил.

Следующая пара — медицина. Все продолжают изучать анатомию на продвинутом уровне, я же стараюсь за всеми поспевать. Безуспешно, сказываются пробелы в базовых знаниях. Жао Ксия как будто не обращает на меня никакого внимания, не вызывает, не спрашивает, вообще не дёргает. В её невнимательность можно было бы поверить, не будь она врачом высшей категории. С «разогнанными» мыслительными процессами, специальной биохимией мозга и идеальной памятью обо всём. Плюс — эмпатия, она просто чувствует, кто из студентов не готов либо не знает ответа на конкретный вопрос.

Если до этой пары у меня ещё были сомнения — идти ли на детский кружок, то сейчас, скрепя сердце, вынужден сомнения отбросить: не люблю быть должным. А я ей уже задолжал. Она меня сейчас самым форменным образом покрывает и вытягивает. Не могу её подвести, оставшись на нынешнем уровне. Придётся ходить…

А сейчас мой долг ещё больше увеличится.

Дождавшись окончания пары, снова подхожу к ней.

— Госпожа Жао Ксия, разрешите обратиться.

— Конечно, — привычно белозубой улыбкой отвечает она. Как всегда, игнорируя уставы настолько, насколько можно. Может, это профессиональные особенности именно офицеров от медицины? — Вы помните про кружок сегодня?

— Так точно! Это — первый пункт. Подтверждаю своё участие.

— Правильно, — и она снова бьёт меня по плечу, не переставая улыбаться. В другой раз, мне было бы неловко.

— Госпожа майор, второй пункт. Спасибо за поддержку. — Чётко смотрю ей в глаза.

— Проехали, Атени, именно вас я чувствую, — кажется, я сейчас начну краснеть… — Не стоит благодарности. Вы будете хорошим учеником. Нужно просто наверстать кое-что, отсутствующее в вашем багаже в силу объективных причин. Какой третий пункт?

Я уже не удивляюсь. Врач высшей категории, если и не читает мысли, то уж меня, при условии личного знакомства, просто видит насквозь — я уже смирился.

— В составе колледжа есть техслужба. У наика этой техслужбы — болен кто-то из детей. В кассе взаимопомощи нижних чинов сейчас есть деньги на оплату врача, но я взял на себя смелость обратиться к вам напрямую: судя по тому, что я вижу, лучше вас всё равно будет сложно найти. А дети — это дети… — Скомкано завершаю объяснение, затрудняясь сформулировать все резоны полностью.

— Чтоб не тянуть, сразу ответ ДА. Конечно глянем. Куда идти? Где живёт наик, где сейчас его дети? Сколько из них больны, чем? Но есть ещё вопросы, — продолжает улыбаться она.

Мысленно ругаю себя за тупость: ни одного этого вопроса я уорренту не задал.

— Выясню тот час, госпожа майор!

— Атени, если не секрет, вы действительно как-то видите мою медицинскую квалификацию? Как вы определяете, что я — хороший врач?

— Валялся в госпитале три месяца. Из них две недели — в реанимации. В зоне боевых действий, врачи менялись. Была возможность набрать статистику… — бормочу, избегая встречаться с ней взглядами.

— Ещё что? — обезоруживает меня в очередной раз её улыбка.

— Вы снова видите?

— Конечно, — снова улыбка. — Атени, высшая категория, прокачанная эмпатия, вас знаю лично плюс именно для меня вы — очень читабельны. Развивайтесь дальше, в смысле поясняйте! — и снова хлопок по плечу.

Её улыбки действуют на меня, как обстрел из трубок Брауна в ущелье. И чёрт меня раздери, если она этого не чувствует. Ловлю себя на том, что мне это почему-то приятно. Странно, обдумаю это после.

— Нужно быть очень сильным человеком, чтобы остаться такой светлой, как вы, в армии. А сильная личность — всегда хороший профессионал. — Смотрю ей в глаза, не отводя взгляда. Мне кажется, она заслужила, чтоб я говорил ей, что думаю. И не думал, что говорить.