Александра Плен - Голос Страница 13

Сразу же по прибытию она прошла медицинское обследование. Ей сделали гормональную репродуктивную блокировку и закрепили на лучевой кости временный тюремный паспорт. Если она и удивилась своему возрасту — двенадцать лет и фамилии Фаунд, то никак не отреагировала. У нее были гораздо более яркие и сильные впечатления.

Рива, наконец, увидела солнце!

Первые месяцы она даже не могла ничего делать, только ходила с блаженной улыбкой, смотрела вверх, в небо, ловила губами ветер и пила воздух, как заядлый алкоголик хмельное зелье.

Как прекрасен мир! Как великолепен! За три года жизни на Омеге она не уставала каждый день радоваться солнцу, ветру, траве. Благодарить космическую полицию (и заодно хмурого невзрачного наемника, лицо которого она уже забыла), что вытащили ее из подземелья.

Территория сектора была огромной. Заключенные жили (если можно так сказать) в прекрасных условиях. Автоматические душевые и туалеты (правда, их надо было подвести под блин над головами, чтобы потекла вода, или усадить на толчок), прекрасная природа вокруг — леса, озера, луга. Каждый месяц приезжали ученые и проводили тесты. Замеряли всплески мозговой активности, задавали вопросы, внимательно слушали ответное мычание "растений". Рива в такие дни убегала подальше и старалась не расплакаться. Так ей было больно смотреть на своих подопечных, которых мучают умники в халатах. Ну и что, что большинство из них в прошлом убивало и насиловало. По крайней мере, ей так говорили надзиратели… Рива скептически поджимала губы, помня, как сама здесь оказалась…

Для надзирателей в центре сектора были построены отдельные двухэтажные бунгало, обычные заключенные жили каждый в своей отдельной комнате в многоэтажных домах, расположенных вокруг команд-центра. Рива была счастлива! У нее была отдельная ванная комната, спальня, маленькая кухонька и балкон. Оказывается, в тюрьме у нее были даже лучшие условия жизни, чем во дворце у Забира.

Рива к восемнадцати годам наконец расцвела. Наверное, ей просто не хватало солнца, словно цветку, который не мог распуститься во мраке. Увы, она не стала такой же ослепительной красавицей, какой была ее мать. В памяти Ривы внешность Феа сохранилась, как недостижимый идеал, дивная чарующая картина, нарисованная талантливым художником. Феа была как солнечный свет, хрупкая, неземная, словно произошла не из этого мира.

Рива же оказалась просто миловидной. Но зато более земной и женственной. Худоба и угловатость ушли. На смену им пришли изящные соблазнительные округлости в нужных местах. Высокие острые скулы обрели форму и вместе с полными губами, узким подбородком и широко посаженными глазами сделали лицо если не прекрасным, то запоминающимся. Немного внешний вид портил длинноватый нос. Однако глубокий томный взгляд миндалевидных глаз проникал в самую душу. А неуемный оптимизм и покладистый характер заставлял с улыбкой провожать девушку взглядом.

Но главные метаморфозы происходили тогда, когда Рива начинала петь. Она внутренне преображалась, и в тот момент никто не посмел бы сказать, что она не прекрасна. Ее одухотворенное лицо расцветало и сияло неземным светом.

Их сектор обрел невиданную популярность. Из соседних на флайерах прилетали надзиратели. Молодые и не очень. Большинство просто посмотреть и послушать красивую певицу, некоторые настойчиво приглашали на свидания…

Ничего не изменилось — Рива по-прежнему боялась мужчин, опускала взгляд, краснела, пряталась в бараках у "растений" или уходила в лес. А возраст в пятнадцать лет (стоящий в паспорте) отпугивал остальных.

Дана убеждала Риву, что не все мужчины грубияны и насильники. Что ничего бы с ней не случилось, если бы она приняла приглашение Роба или Денни, надзирателей с соседнего сектора. Сама Дана разнообразно проводила вечера то с одним кавалером, то с другим. Рива с ужасом слушала о победах своей подруги. У нее не укладывалось в голове, что девушка может выбирать себе сексуального партнера, отказывать одним мужчинам или принимать знаки внимания других… Что она свободна в своих предпочтениях и именно мужчины добиваются ее расположения.

Для Ривы, воспитанной в строгости и преклонении перед сильным полом, новые правила были непонятные и пугающие.

Дана заверяла подругу, что мужчины и женщины абсолютно равны в правах. Им предоставлены одинаковые возможности в получении образования и работы на всех планетах Федерации. Она учила ее не бояться говорить "нет". Отказывать или даже грубить. Учила давать сдачи. И не только совестно.

— Но они же больше меня и сильнее, — лепетала Рива, — как я могу?..

— Физическая сила не преимущество. Я покажу тебе пару беспроигрышных приемов, которые могут согнуть в бараний рог любого мужчину. Кроме профессионала, конечно…

— Я не посмею…

Дана только смеялась над робостью Ривы. Сама она выросла в семье военных, выбрала своей профессией служение Федерации. Она была такой смелой и сильной, ничего не боялась, меняла любовников, тренировалась наравне с мужчинами, дружила с начальником тюрьмы, и Рива втайне восхищалась ее отвагой и решительностью.

Дана была старше Ривы на десять лет. И чувствовала себя, если не матерью, то как минимум старшей сестрой Ривы.

Она сменила на посту Зига, тот вышел на пенсию. В их секторе были еще два надзирателя — Кэтрин и Сэм. Они недавно поженились и особо не интересовались заключенными, проводя все время или в кровати, или на пляже. Супружескую пару должны были скоро заменить на новых надзирателей, а пока Дана с Ривой заправляли всем.

— Я сегодня видела своего брата, — грустно произнесла Рива, когда они вечером пили чай на веранде в бунгало. Рива жила в бараках вместе с остальными заключенными, но иногда оставалась ночевать у подруги.

— Это того, который закрыл тебя в темном коридоре?

— Их было трое, — уточнила Рива и, помолчав, добавила, — знаешь, мне его стало жаль… Кадир меня не узнал. Сейчас в его глаза нет ни ненависти, ни злобы, ни интереса. Ничего… Это страшно, Дана.

— А мне его не жаль… — фыркнула девушка и перевела взгляд на кроваво-красное солнце, опускающееся за горизонт. — Если то, что ты мне рассказывала о своем детстве, правда, я бы его сама удушила.

Рива тяжело вздохнула.

— Я иногда думаю… что где-то на Омеге бродят мои остальные старшие братья, сестры, и даже отец… Вот так, без чувств, без мыслей, без памяти… — перевела взгляд на Дану и страстно, с надрывом воскликнула. — Ну почему они так мало живут?! Я читала статистику. После стирания памяти люди живут в среднем от десяти до пятнадцати лет. А некоторые и меньше.