Василий Сахаров - Кромка Страница 13

— А бесы?

— Бесы — это полукровки. Плод союза человеческой бабы и демона. Твари хитрые и опасные, хоть и не особо мощные. Рост чуть более метра, кожа красного цвета, сморщенная и очень прочная. Рожки маленькие, ножки кривые, а за спиной рудиментарные крылья. Зато руки длинные и когти отличные, до пятнадцати сантиметров бывают. Если увидишь такого, не ошибешься.

— А чем бесы опасны?

— Эти твари — хорошие гипнотизеры и соображают неплохо. Поэтому они своего рода младший командный состав в дружинах демонов, в мирное время ведут разведку, а в походах руководят отрядами монстров и дикарями. Ну и кроме того, бесы могут телепортироваться на небольшие расстояния, метров на пять, в реальном бою это сильное преимущество. Так что если с ними столкнешься, необходимо постоянно двигаться. Причем так, чтобы бес твой следующий шаг не предугадал. Правда, надолго краснокожих уродцев не хватает. Три-четыре прыжка, и молодой бесенок выдыхается, а старик до десятка может сделать.

— А еще какие твари у демонов есть?

— Отстань, не до того сейчас. — Миша вытянул вперед шею, обвел взглядом колыхнувшиеся кусты на другой стороне дороги и, не оборачиваясь, выкрикнул: — К бою!

Повольники приготовились встретить опасность: может быть, черта или боевое животное. Однако ничего не происходило, и больше кусты не шевелились. А вскоре вернулся Кольцо, и мы продолжили свой путь.

8

Снова под ногами сухая пыль дороги и обступавший ее со всех сторон настороженный угрюмый лес. С темных небес начинали падать первые холодные капли осеннего дождя. Вокруг сумрачно, за темными рваными тучами солнца почти не видно, и мне все время казалось, что за ними кто-то наблюдает. Раз! Косой взгляд. И снова все как обычно. Сто метров прямо. И опять ощущение недоброго взгляда. Плохо. Но это помогало не расслабляться, и я, хоть и был в этом мире новичком без особых боевых навыков, старался соответствовать компании, в которую попал. Поэтому копировал действия повольников. Они насторожились, и я тоже. Кольцо смотрит влево, а я вправо. Все ускоряются, и я не отстаю. Утомительно и непривычно, конечно, но иначе никак. В том, что Кромка беспечности не прощает и здесь немало опасностей, я уже убедился. По этой причине старался быть настороже и не зевать.

Через час, уже под мелкой противной моросью, группа оказалась на просторной поляне. После чего мы свернули с дороги в близлежащую рощу, где находился окруженный высоким забором крепкий и просторный бревенчатый дом местного одиночки Петра Курочкина, который жил в поместье с женой, тремя сыновьями и дочерью. Он был охотником и смелым человеком, никого не боялся и мог встретить любого противника, который бы попробовал причинить зло ему или его близким. Но, видимо, переоценил себя одиночка.

Первое, что мы увидели через раскрытые ворота на его подворье, трех мертвых волкодавов и двух убитых лошадей, тела которых были буквально исполосованы острыми словно бритва когтями боевых животных, одно из которых лежало рядом с собаками. Понятно. Мы опоздали. Враги добрались до Курочкина раньше нас.

Миша и Кольцо сразу вошли в дом. Елена и Серж остановились в воротах, а я подошел к мертвому мутанту и рассмотрел его. Мощное животное, сильно смахивающее на доисторического смилодона. Примерно такой же череп, шкура как у кошки, гибкий хвост, внушительные клыки и мощные лапы, в которых покоились когти.

«Серьезная тварь, — отметил я, рассматривая трехметрового роста тело условного смилодона, который весил не меньше трехсот пятидесяти килограмм. — Но и он не бессмертен. В голове три крупных дырки. Видать, Курочкин или кто-то из его сыновей успел перед смертью „кошку“ завалить».

Тем временем командир группы и Ковпак вышли во двор. После чего бледный Кольцо наклонился с порога к земле, и его вырвало. Миша сдержался, но и ему, видимо, было нелегко от того, что он увидел в избе. И сам не понимая почему, я сбросил рядом с трупами животных рюкзаки, свой и Сержа, перебросил на правое плечо «Сайгу», прошел мимо ничего не сказавших мне повольников и вошел в дом.

В просторных сенях никого. Чистота и порядок. Все нормально. Я взялся за ручку двери, которая вела в горницу, и помедлил.

«А надо ли мне туда входить?» — спросил я себя.

Однако отступать не хотелось, и я потянул дверь на себя. Легкий скрип. Пара шагов в сумрачное прохладное помещение. Глаза моргают. Я осмотрел просторную комнату, полной грудью вобрал воздух и задохнулся. Не столько от спертой и душной атмосферы, в которой витали сырые и резкие запахи смерти — крови, дерьма, мочи и человеческой плоти, — сколько от того, что увидел.

Покрытый квадратными ковриками пол был залит бурой жидкостью, кровью убитых. На одной стене, подвешенный спиной на крюк, висел изуродованный мужик лет сорока пяти, у которого были вырваны гениталии и вскрыт живот. Разноцветные кишки и желудок человека, скорее всего, местного хозяина Курочкина, свисали и горкой лежали на изгвазданном полу. На противоположной стене в такой же позе, как и отец, висел один из сыновей хозяина. Но это было не самое страшное, что я разглядел. Самое ужасное зрелище находилось на широком обеденном столе, за которым не далее как сегодня утром собиралась дружная семья охотника.

На гладких досках лежал обрубок человека, женщины. Ноги были отрублены и валялись под столом. Руки прибиты к столешнице скобами. Груди отрезаны и на фоне истерзанного и покрытого синяками крупного тела выделялись красными круглыми шарами. Волос на голове нет. Они были выдраны вместе с кожей. Нос словно откушен. Рот разорван. Зубы выбиты. А влагалище превращено в бурое месиво из крови и мяса, натуральный магазинный фарш.

Подобного я не видел никогда. И был бы весьма благодарен судьбе никогда и ничего подобного больше не видеть. К горлу подступил комок, и я понял, что вот-вот опорожню желудок. Рот непроизвольно открылся, и снова я вобрал в себя царящие в помещении мерзкие запахи. А одна из крупных мух, которая сидела на кишках Курочкина, медленно поднявшись в воздух, пролетела пару метров, а затем, словно специально, села мне на губу. И от всего этого стало настолько плохо, что я не сдержался. Однако успел выскочить в сени, и только здесь мне стало по-настоящему плохо.

Желудок вывернуло, и пришло облегчение. Но беспокойные мысли бились в череп, и вопрос следовал за вопросом. Как можно так жестоко убивать людей? Почему все это происходит? Отчего столько насилия? Зачем все это? И хотя ответы были известны, до этого момента я воспринимал все происходящее, даже бой с мертвяками, словно какую-то опасную игру. Вот только это оказалось не забавой, по крайней мере, для меня. Я не кино посмотрел, и не фотографии в руках подержал, а увидел реальное злое непотребство. И теперь меня переполняли не злость, ярость и жажда справедливой мести, а нечто иное и более сильное. Смесь из отвращения и лютой ненависти к тем, кто творит подобное с разумными существами. К тем, кто без всякой жалости убивал людей, которые семь-восемь часов назад жили, двигались и строили планы на день, а в настоящий момент находились в собственном жилище в виде кусков изрубленного мяса.