Дмитрий Емец - Ладья света Страница 13

Занырнув птичьей ручкой в боковое отделение появившегося рюкзака, Мамзелькина достала ту самую «тетрахдь», больше похожую на упавшую в суп и наскоро просушенную записную книжку. Подула на нее, увеличила и стала листать, отвернув ее, впрочем, от Ирки.

— Да, есть такая Арбузова… Дотикали часики! Бери косу да коси! Какой у тебя там срок? Среда? Мне бы твои нагрузки! — позавидовала она.

Пока Мамзелькина листала книжечку, Ирка не отрывала от нее глаз, пытаясь понять, действительно ли Аидушка ничего не знала или коварно притворяется. Но определить что-либо по лицу старушки было невозможно. Плаховна оставалась такой же ехидно-приветливой и быстрой голоском.

Скрипки смолкли, подчиняясь рукам дирижера. Теперь обоим смертям приходилось умерять голоса.

— Арбузова — это… моя… бабушка, — прошептала Ирка так тихо, что сама себя не услышала. Зато Плаховна услышала все прекрасно и жалостливо зацокала языком.

— Вот зверье-то — внучке такое присылать! Совсем совесть потеряли! — сказала она, и на плечо Ирке легла ее цыплячья ручка. Прежде ручка эта была бывшей валькирии противна, даже омерзительна, но сейчас она была благодарна и за такое утешение. Внутри у нее, в верхней части груди, точно камень застрял. Сухие злые слезы жгли ей глаза.

— А если она… не пойдет на операцию? Я не пущу ее! Свяжу, спрячу! — выдохнула Ирка.

— И-и, родная! Гитлера вон в бункере прятали, да и то не убежали! Уж коли час кому пробил, гак пробил!

— А если… — выпалила Ирка, смелея от этого почти дружеского объятия Мамзелькиной. — Если ни вы и ни я ее не… Просто нет, и все? А?

Аида Плаховна посуровела лицом:

— Как это — ни я и ни ты? Работу, что ли, не сделаем?

— Да! И плевать! — Ирка крикнула это так громко, что из партера к ним во множестве повернулись укоряющие лица.

Мамзелькина куриной своей лапкой сгребла Ирку за плечо:

— Нет, березонька! У нас в канцелярии так борщи не варятся… Велено — делай! Оно, конечно, можно под дурачка закосить! Унести какую-нибудь другую Арбузову, поохать: мол, поди их разбери, этих Арбузовых, все круглые, все на одно лицо! Вкалываю без выходных, света белого не вижу! — r голосе старушки появилась плаксивость, но легкая, намечающаяся, словно она чуть приоткрыла, а затем сразу туго закрутила слезный кран. — Так что, готова ты укокошить какую-нить другую Арбузову?

Ирка замотала головой.

— Да оно и не сошло бы! Тут случай особый… — повторно взглянув на бланк, сказала Мамзелькина. — Другое дело, если б ты миллионами людей косила — ну, конечно, могла бы маленько и напортачить… А тут они точно знают, кто такая эта Арбузова! И почему заявку тебе прислали — тоже не секрет. Жилу твою проверяют — выдюжит или нет!

— А что будет, если я откажусь? Просто не сделаю, и все?

— Беда будет! — сурово сказала Мамзелькина, и ее легонькая ручка стала тяжелее могильной плиты. — Твоя коса тебя же и убьет!

— У меня нет косы. У меня копье!

— Правда? — лукаво удивилась Аида Плаховна. — Ну да я женчина мирная, где мне понимать? Да только разнарядка есть разнарядка!.. Это тебе не с кошечками ранетыми баловаться!

— Пусть коса меня убивает! Не буду младшей смертью! И копье верну Брунгильде! Без нее валькириям не… — Ирка, знавшая уже кое-что от Багрова, вдруг запнулась.

— Что «не»? Почему замолчала? — спросила Мамзелькина, переводя на Ирку зоркие глазки.

— Ничего! — быстро исправилась Ирка. Просто умру, и все!

Аидушка цокнула язычком:

— Благородно — да что толку? Убьет копье тебя — станет бесхозным. Мрак найдет ему новую, менее щепетильную хозяйку, а Бабаню твою… извиняюсь… мне придется выкосить, потому — разнарядка!

И Плаховна важно вскинула костяной пальчик к театральной люстре, как если бы разнарядки исходили непосредственно оттуда.

— А если я отдам копье Брунгильде еще до наступления срока? А в среду у меня как бы совсем не будет копья? — не задумываясь, спросила Ирка. Она еще по инерции считала Аидушку союзником, хотя с каждой секундой ее сомнения все росли.

— Дело хорошее! — сразу одобрила Мамзелькина. — Отдавай хоть сейчас! Да только тряпочку-то не сымай… А то как бы, неровен час, Брунгильда твоя не отправилась вслед за Зигфридом и прочими древними…

— Умрет?! — ахнула Ирка.

— Ох-ох-ох! Все там будем, всешеньки! — заныла Аида Плаховна, но опять же заныла кратковременно и намечающе. Она еще ухитрялась, помимо разговора с Иркой, смотреть спектакль. Но восхищали ее не актеры, а дирижер, чьи уже упомянутые руки, казалось, вообще не имели костей, а только одну стремительность.

— Ишь, что творит, собака! Волшебник, натурально волшебник! — сказала Аидушка с восхищением.

— И что мне делать? — спросила Ирка.

Она была раздавлена, загнана в угол. Плечи дрожали. Она плакала, но без слез. Глаза оставались сухими.

— А что тут сделаешь, яблочко мое ненадкушенное? Надо взять себя в руки и скосить! — жестко отрезала Мамзелькина и вдруг, точно сжалившись, быстро заглянула сбоку Ирке в лицо. — Ох, жалко мне тебя, девка! Есть тут одна зацепочка! Посмотри- ка сюда!

Ирка послушно посмотрела на бланк, на место, которое Плаховна очерчивала пальчиком.

— Видишь пометку карандашную?

— «Нсогсос»? — переспросила Ирка. — А что она означает?

— Да я-то откуда знаю? Видать, канцелярист чтой-то свое черканул! Но по правилам на официальном бланке посторонних надписев быть не должно. Туг как в паспорте: любой лишний штамп или хоть цветочек нарисованный — документ под замену должон идтить. Вот мы за это и ухватимся: мол, недействительно, и все тут! Протест то есть подать. А протестов всяких у мрака знаешь сколько? Всякая тля комиссионерская строчит. Пропасть такая размером с море — и вся пергамента ми забита, страничками, обрывками всякими! Лет семьдесят будет наша очередь подходить, ну а там уж, сама понимаешь, никто не вечен…

— Мы это сделаем, да? Бабаня будет жить! — воскликнула Ирка, мгновенно обретая надежду и преисполняясь зашкаливающей нежности к Мамзелькиной.

Аида Плаховна тоже ощутила эту нежность и, засмеявшись, поцеловала Ирку в щечку. Ее дыхание пахло еловыми венками.

— Сделаю. Но с условием! Тут страж один есть, Джаф… Говорят, Лигул ему поручил у Улиты и ее сына эйдосы забрать. И Тухломона ему дал под начало.

Мамзелькина произнесла это быстрым, едва различимым шепотком, а когда Ирка начала переспрашивать, строго погрозила ей пальцем: мол, узнала и узнала, а мое дело — сторона.

— Не нравится мне этот Джаф! — продолжала Аида. — Скользкий он какой-то! Вроде говорит, что не боец, да только как его дуэли посчитаешь — призадумаешься. Светлых стражей убил уже с десяток, в том числе и четверых златокрылых… У мрака семерых прикончил, даже и пару серьезных рубак. Ну оно конечно — ученик Арея! Многое умеет.