Робин Хобб - Ученик убийцы [издание 2010 г.] Страница 13

— Фитц. Мальчик. Пойди сюда, — проговорил он мягко, и на этот раз в его голосе было что-то, чему нельзя было не подчиниться.

Я поднялся и подошел. Востронос топтался рядом со мной.

— Нет, — сказал Баррич щенку и указал ему на место у своих сапог, а меня поднял на скамейку.

— Фитц, — начал он и замолчал. Потом глубоко вздохнул и продолжил: — Фитц, это неправильно. Это плохо, очень плохо, то, что ты делал с этим щенком. Это противоестественно. Это хуже, чем красть или лгать. Это делает человека уже не человеком. Ты понимаешь меня?

Я тупо смотрел на него. Он вздохнул и попытался еще раз:

— Мальчик, ты королевской крови. Незаконнорожденный или нет, но ты родной сын Чивэла, продолжатель древней линии. А то, что ты делаешь, — неправильно. Это недостойно тебя. Ты понимаешь?

Я молча покачал головой.

— Вот видишь. Ты теперь молчишь. Отвечай мне. Кто научил тебя этому?

— Чему?

Мой голос был хриплым и скрипучим.

Глаза Баррича стали круглыми. Я видел, как он с трудом овладел собой.

— Ты знаешь, о чем я говорю. Кто научил тебя лезть в мысли к этому псу, видеть вещи вместе с ним и давать ему видеть с тобой, рассказывать друг другу обо всем?

Я обдумывал это некоторое время. Да, так оно все и было.

— Никто, — ответил я наконец. — Просто это случилось. Мы очень много были вместе, — добавил я, думая, что это может служить объяснением.

Баррич мрачно смотрел на меня.

— Ты говоришь не как ребенок, — заметил он внезапно. — Но я слышал, что так оно и бывает с теми, у кого есть древний Дар. С самого начала они не похожи на настоящих детей. Они всегда знают слишком много, а когда становятся старше, то знают еще больше. Вот почему в прежние дни никогда не считалось преступлением преследовать их и сжигать. Понимаешь, о чем я, Фитц?

Я покачал головой и, когда он нахмурился, заставил себя добавить:

— Но я пытаюсь. Что такое древний Дар?

На лице Баррича появилось недоверие, потом подозрительность.

— Мальчик… — угрожающе начал он, но я только смотрел на него.

Через мгновение он уступил моему невежеству.

— Древний Дар, — начал он медленно, лицо его потемнело, и он смотрел на свои руки, как бы вспоминая старый грех, — это власть звериной крови, которая, как и Сила, передается по королевской линии. Поначалу она кажется редким талантом, поскольку дает способность понимать животных. Но потом она овладевает тобой и затягивает, и ты сам превращаешься в животное. В конце концов в тебе не остается ничего человеческого, и ты бегаешь, высунув язык, и пробуешь вкус крови, как будто никогда не знал ничего, кроме стаи. И тогда ни один человек, посмотрев на тебя, не подумает, что ты когда-то был человеком. — Его голос становился все тише и тише. Баррич больше не смотрел на меня, он отвернулся к огню и глядел в угасающее пламя. — Некоторые говорят, что тогда человек принимает облик зверя, но убивает не ради пропитания, а так, как убивают люди. Для того, чтобы убивать. Ты этого хочешь, Фитц? — продолжал он. — Чтобы королевская кровь в твоих жилах смешалась с кровью дикой охоты? Стать обычным зверем среди других таких же зверей, только ради крупиц знаний, которые это тебе принесет? А ты понимаешь, что запах крови овладеет тобой и вид добычи закроет тебе путь назад в твои мысли? — Голос его стал еще тише, и я слышал горечь, которую он чувствовал, задавая мне эти вопросы. — И ты проснешься в поту и в лихорадке, потому что где-то загуляла сука и твой товарищ учуял это, — это ты хочешь принести в постель своей леди?

Я сидел рядом с ним, очень маленький.

— Не знаю, — еле слышно промолвил я.

Он повернулся ко мне, оскорбленный, и зарычал:

— Ты не знаешь? Я рассказал тебе, к чему это приведет, а ты говоришь, что не знаешь?

У меня пересохло во рту. Востронос сжался у моих ног.

— Но я правда не знаю, — попытался я возразить. — Откуда я могу знать, что будет, пока не сделал этого?

— Если ты не знаешь, то я знаю! — взревел Баррич, и теперь я в полной мере ощутил, какую ярость подавлял он все это время и как много он выпил в эту ночь. — Щенок уйдет, а ты останешься. Ты останешься здесь на моем попечении, где я могу не спускать с тебя глаз. Раз Чивэл не хочет, чтобы я ехал к нему, это самое меньшее, что я могу для него сделать. Я позабочусь о том, чтобы его сын вырос человеком, а не волком. Я сделаю так, даже если это убьет нас обоих!

Он нагнулся, чтобы схватить Востроноса за шиворот. По крайней мере, таково было его намерение. Но щенок и я отскочили от него. Вместе мы кинулись прочь из комнаты, но засов был задвинут, и, прежде чем я смог открыть дверь, Баррич догнал нас. Востроноса он отбросил сапогом, а меня схватил за плечо и отпихнул от двери.

— Иди сюда, щенок, — велел он, но Востронос бросился ко мне.

Баррич стоял у дверей, красный и задыхающийся, и я поймал какой-то тайный ток его мыслей — ярость, которая искушала его раздавить нас обоих и покончить с этим. Он сдерживал гнев, но мне довольно было мимолетного прикосновения к его разуму, чтобы впасть в панику. И когда Баррич бросился на нас, я оттолкнул его со всей силой моего страха.

Он упал внезапно, как птица, сбитая стрелой в полете, и некоторое время сидел на полу. Я встал и прижал Востроноса к себе.

Баррич медленно мотнул головой, будто стряхивал с волос капли дождя. Потом встал, нависая над нами.

— Это в его крови, — донеслось до меня его бормотание. — В его проклятой материнской крови. И нечего тут удивляться. Но мальчишку надо проучить. — И потом, глядя мне прямо в глаза, он предупредил меня: — Фитц, никогда больше не поступай так со мной. Никогда. А теперь дай мне этого щенка.

Он снова двинулся на нас, и, опять ощутив вспышку его скрытой ярости, я не смог сдержаться. Я еще раз оттолкнул его. Но на этот раз моя защита встретилась со стеной, которая вернула мне удар, так что я споткнулся и упал, едва не потеряв сознание. Тьма накрыла меня. Баррич стоял надо мной.

— Я предупреждал тебя, — проговорил он тихо, и голос его звучал как рычание волка.

Я еще успел почувствовать, как его пальцы схватили Востроноса за шиворот. Бережно, вовсе не грубо, он поднял щенка и понес к двери. Не подчинившийся мне засов легко поддался Барричу, потом я услышал, как тяжелые сапоги моего опекуна застучали по лестнице.

Я тут же опомнился, вскочил на ноги и бросился на дверь. Но Баррич, должно быть, запер ее снаружи, потому что я только безнадежно царапал засов. Я чувствовал Востроноса все слабее, по мере того как его уносили все дальше и дальше, оставляя мне взамен отчаянное одиночество. Я хныкал, потом взвыл, царапаясь в дверь и пытаясь вернуть контакт с другом. Потом была внезапная вспышка красной боли, и Востронос исчез. Все его собачьи чувства полностью покинули меня, я кричал и плакал, как делал бы на моем месте всякий другой шестилетка, и бессильно колотил по деревянным доскам. Казалось, прошли часы, прежде чем Баррич вернулся. Я услышал его шаги и поднял голову, лежа в изнеможении на дверном пороге. Он открыл дверь и ловко поймал меня за ворот рубашки — я попытался проскочить мимо него. Он втащил меня обратно в комнату, захлопнул дверь и снова запер ее. Я без слов бросился на дверь, слезы подступали к горлу. Баррич устало сел.