Анджей Сапковский - Польская фэнтези (сборник) Страница 13

— Это заколдованный поселок... — простонал Джесон Ривет, не в силах успокоиться после всего, что видел сквозь щель между балками сарая. — Зачем мы сюда приехали... Это все колдовство...

— Не болтай, — буркнул дядюшка Уильям.

— Не будь дураком, парень, — щелкнул зубами преподобный Мэддокс.

Джесон предупредил их вовремя. Все они теперь уже были снаружи — пастор, Абирам Торп с мушкетом, дядюшка с аркебузой. От домов, с террас за ними наблюдали женщины. Молчаливые. Неподвижные, как столбы на крыльце. За длинным столом около каркаса строящегося амбара сидели мужчины. Они ели молча, медленно работая деревянными ложками. Их ничто не интересовало. В том числе и приближающийся Измаил Сассамон, распевающий, кричащий, размахивающий ножом и томагавком, голый, с зачерненным лицом, измазанный глиной, забрызганный кровью.

— Эй эйя эйя эй эй эйя эй...

— Стой, Измаил! — рявкнул пастор. — Именем Господа приказываю тебе остановиться! Измаил!

— Стреляй, Абирам, — прошипел Уильям Гопвуд, видя, что индеец не только не думает останавливаться, но даже переходит на бег. — Стреляй! Отправь его к дьяволу! К дьяволу отправим красношкурого!

Они одновременно потянули за спускивы. Аркебуза Уильяма Гопвуда зашипела, завоняла и задымила горящим на полке порохом. Мушкет траппера только металлически щелкнул.

— Иис... — застонал Абирам Торп, глядя на пустые щеки губы курка. Кремня не было. Видимо, выпал из-под ослабленного винта. — Господи...

Уильям Гопвуд дрожащей рукой потянулся к пороховнице. Абирам успел лишь схватить мушкет за ствол и завертеть им, собираясь нанести страшный удар по голове нападающего Измаила. Однако индеец ловко поднырнул под приклад, ударом наотмашь вонзил Абираму нож в живот, а когда траппер согнулся пополам, мощным ударом томагавка развалил ему череп.

— Измаил! — заорал Мэддокс. — Очнись, сумасшедший!

Уильям Гопвуд отбросил аркебузу, прицелился из пистолета. Измаил Сассамон закружился и запустил томагавк. Топорик угодил дядюшке Уильяму прямо в руку, державшую оружие, отскочил, ударил в лицо. Дядюшка тяжело осел, а пистолет выстрелил. Пастор странно кашлянул и покачнулся, на белом воротничке расцвело большое кровавое пятно. Тщетно пытаясь ухватиться за столб, преподобный Мэддокс рухнул на ступени. Джесон Ривет съежился под забором.

Измаил Сассамон наклонился над телом Абирама Торпа, схватил его за обрызганные мозгом волосы. Уильям Гопвуд, зажимая текущую с лица кровь, сумел-таки насыпать на полочку аркебузы пороху, отвел курок и всадил в индейца полфунта дроби. Измаил отлетел назад, упал, подняв тучи пыли. Уильям Гопвуд дико и торжествующе зарычал, отбросил аркебузу, выхватил нож, тремя прыжками подскочил к упавшему индейцу, вцепился в завязанные в кок волосы, продолжая рычать, резанул над ухом, кровь хлынула на руки и лицо. Увлеченный скальпированием, он заметил нож в руке Измаила только тогда, когда клинок вонзился ему в живот. Индеец резко рванул нож кверху, Уильям Гопвуд дико взвыл, рыгнул кровью. И упал. Измаил поднялся. Джесон Ривет тонко закричал, прижимаясь к земле. Индеец повернул голову, странно наклоняя ее. И увидел парня. Джесон закричал снова.

Индейцу дробью выбило один глаз, раздробило щеку, оторвало ухо, превратило плечи и торс в кровавое месиво из свисающих лохм. И все-таки он твердо держался на ногах. Не спуская с Джесона единственного глаза, он наклонился, схватил дядюшку Уильяма за волосы. Джесон Ривет завыл от ужаса. Измаил Сассамон тряхнул скальпом. Кривя покалеченное лицо, он хотел издать боевой клич вампаноагов. Но не успел. За спиной Джесона громыхнуло, и полголовы индейца скрылось в кровавом облаке.

Пастор упал на ступени, дымящийся пистолет вывалился у него из руки. Весь воротник и перед епанчи уже полностью пропитались кровью. Джесон Ривет пополз к нему. Сквозь охвативший его ужас и безнадежность он видел на порогах домов и террасах женщин, неподвижных как статуи, как кариатиды. Видел мужчин за длинным столом, безразличных, медленно действовавших ложками. «Колдовство, — лихорадочно думал он, — черная магия, это ведьмы. И все-таки я был прав, мы приехали сюда на погибель...»

— Преподобный... Это... колдуньи...

Джон Мэддокс затрясся как в лихорадке и раскашлялся, оплевывая Джесона кровью. Его глаза — до той поры жутко сверкавшие одними белками — вдруг стали нормальными — злыми и враждебными. «Сейчас он меня отругает, — подумал Джесон. — Даже умирая, отругает».

Преподобный захрипел.

— Беги отсюда... парень, — едва внятно прошептал он. — Двигай... Не тяни...

Джесон поднялся с колен. Оглянулся. Вытер лицо, размазав на нем кровь пастора. И кинулся бежать. Между домами, за уборную, от которой, как он знал, уже недалеко было до речки, лозняка и леса.

Он не сумел сделать и трех шагов.

Неожиданно почувствовал себя так, словно на каждой ноге висел стофунтовый груз, а на спине — мельничный жернов. Утоптанный грунт внезапно превратился в топкую и тягучую тину, в болото, в котором паренек увяз выше колен. И теперь торчал неподвижный и бессильный, будто насекомое в липком чреве хищной орхидеи.

Страх парализовал его настолько, что он не мог даже кричать.

— Браво, — послышался голос Дороти Саттон. — Очень хорошо, мисс Патиенс Уитни. Отличные чары, мисс Эйлин Блю. Хвалю.

— Я поймала его первой! — воскликнула Патиенс Уитни — та, черненькая — хватая Джесона за рукав. — Оставь его, Эйлин!

— И не подумаю! — тонко крикнула Эйлин Блю — та, светленькая — хватая Джесона за другой рукав. Паренек почти повис, распятый между ними. — Первой его схватила я!

— Аккурат! Отпусти!

— Сама отпусти!

— Спокойнее, спокойнее, девушки, — утихомирила их Дороти Саттон. — Зло вредит красоте. И нечего драться за добычу, потому что добыча не ваша. Парня получит госпожа Ипатия Харлоу.

— Почему? — разоралась Патиенс Уитни. — Это по какому же праву?

— У нее уже есть один! — пискляво поддержала ее Эйлин Блю. — У нее уже есть Адриан ван Рейссел! Почему ж Ипатия...

— Потому, — отрезала Дороти Саттон, — что Ипатии требуется.

— Нам, — завыла Патиенс Уитни, — тоже требуется!

— Вы с вашими потребностями можете подождать, — сухо проговорила Дороти. — Либо удовлетворить их так, как вам, сопливкам, пока еще простительно, а зрелой женщине — уже нет. И хватит об этом. Ипатия, поди сюда. Как говаривал только что преставившийся пастор Мэддокс, цитируя Левит: «А чтобы раб твой и рабыня твоя были у тебя, то покупайте себе раба и рабыню у народов, которые вокруг вас». Вот мы и берем. Возьми себе этого юношу, Ипатия. Я дарю его тебе.