Александр Анисимов - Игры богов Страница 13

— Ну конечно… — пробормотал Паррот, торжествующе прищелкнув пальцами. — Он беседовал с магом о Кефре или наследнике, не иначе.

Оторвавшись от перил, казначей резко развернулся и стал подниматься обратно: следовало обсудить ситуацию с Главным Советником. Все, что касалось королевской семьи и, в особенности, будущего ребенка, было слишком важно, чтобы относиться к этому как к досадной помехе в делах. Пока не выяснится, о чем беседовали маг и король, успокаиваться рано.

— Простите, господин, забыл вам сказать: когда король вышел из комнат придворного мага, он был обескуражен, зол и задумчив, — раздался над ухом голос слуги. Паррот, дернувшись от неожиданности, резко повернулся, но увидел лишь спину быстро удаляющегося уборщика.

* * *

Дагмар никого не хотел видеть. Разговор с Халиоком оказался тяжелым, оставившим в душе неприятный осадок. Раньше он никогда не думал о том, что его сын может сделаться чуть ли не богоравным, как написал безумный монах. Дагмар хотел бы поверить, что все это бредни сумасшедшего, но услышанное от Халиока не позволяло этого сделать. Сейчас Дагмар ненавидел всех и вся, он злился даже на самого себя. Как мог он быть столь слепым, чтобы не замечать измен Кефры? Хотя чему здесь удивляться — много ли он уделял жене внимания? Он постоянно пропадал то на заседаниях Совета, то на охоте, то… да мало ли где он проводил время? В итоге его провели, как последнего дурака, превратили в посмешище! Собственная жена снюхалась с каким-то паршивым десятником, будь он трижды проклят, да еще и ребенка от него зачала! Но ведь не был Дагмар природой обделен, не был: два десятка внебрачных сыновей уже заимел, которые живут и здравствуют кто где, а этот… Король Мэсфальда мог простить Кефре многое, но и его терпение имело границы. От немедленной расправы королеву спасало лишь то, что Дагмар не мог погубить ребенка. А Кефра и так должна умереть, если верить пророчествам отшельника. Но оставлять безнаказанным гвардейца-десятника Дагмар не намеревался. Халиок верно подметил, что расправляться с Хангом лично королю нельзя, а посему Дагмар решил воспользоваться услугами мага, тем более что тот сам предложил ему это.

Впрочем, с Хангом можно разобраться и позже, а сейчас надо успокоиться и взглянуть на сложившуюся ситуацию без предвзятости. В конце концов, все не так плохо, как могло быть. Ребенку предсказано многообещающее будущее — он должен объединить города смертных и создать величайшую из когда-либо существовавших Империй. Но что имел в виду монах, написав «если только не случится…»? Что было на тех сожженных листах? Что может остановить посланного богами ребенка? Дагмар не находил ответа, и это раздражало его все сильнее.

Он даже не заметил, как поднялся в Западную башню дворца, где под самой крышей находилась большая комната, где Дагмар любил уединяться, когда никого не хотел видеть. Давно отработанным движением задвинув стальной засов, король прошел в глубь помещения и опустился в глубокое кресло с резными подлокотниками в форме мощных когтистых лап. Дагмар надавил на едва заметный выступ на одном из деревянных пальцев, и потайная крышка откинулась, открыв неглубокий ящичек, на дне которого лежало несколько зелено-бурых скрученных в трубочки листьев. Взяв один из них, король отломил половинку и бросил лист в рот, а другой кусок отправил назад — в ящичек, который миг спустя вновь закрылся, будто его никогда в не было.

Под языком возникла неприятная горечь, которая, впрочем, вскоре исчезла. Дагмар исподлобья смотрел в окно, лениво пережевывая лист. В голове зашумело, и стало неожиданно легко, все проблемы отдалились. Все, что так злило и волновало его, куда-то ушло. Дагмар улыбнулся — листья гуанары всегда действовали безотказно и быстро, вот только добыть их было весьма трудно. Этот кустарник произрастал у подножия Реанских гор, вокруг единственного места, где располагались ворота, ведущие на Изнанку Мира — родину Вечных и Великих Змеев. Немногие из тех, кто отваживался отправиться туда за листьями гуанары, возвращались обратно. Кое-кто из них потом рассказывал, что не видел там ничего необычного — только голые скалы, покрытые каменной крошкой, да еще пару-другую кустов гуанары. По словам этих людей, никаких ворот они не видели. Однако другие вспоминали неведомые огромные тени — живые, но не отбрасываемые никем и ничем, оглушительные голоса, говорящие на непонятном языке. Люди видели высокие радужные мосты и башни, тающие в облачной дымке… Однако пути назад никто не запомнил. Те, кто получал шанс лицезреть волшебное действо, приходили в себя только в ближайшей деревеньке — кто с пустыми руками, а кто и с вожделенными листьями в руках.

Дагмар подозревал, что на самом деле ничего подобного никогда не случалось. Наверное, те, кто приходил в те места, где произрастали кусты гуанары, невольно вынуждены были вдыхать ее аромат. Но ведь даже один-единственный сушеный лист мог вызвать весьма явственные видения, что же говорить о многих десятках, если даже не сотнях живых зеленых растений? По мнению Дагмара, все россказни о происходящем у подножия Реанских гор не более чем вымысел, точнее — галлюцинации. Только вот люди предпочитали скорее поверить в самое необычное, нежели принять правдивое объяснение.

В окно, просочившись через темное витражное стекло, влетела огромная огненнокрылая мошка с лицом десятника Ханга. Дагмар оскалился и медленно, чтобы не спугнуть ее, поднялся. Где-то в глубине души он понимал, что это всего лишь видение, навеянное гуанарой, но верить этому не хотелось. Куда как приятнее было думать, что все происходящее — правда. Рука сама собой потянулась к ковру на стене, увешанному мечами разных форм и размеров. Дагмар не стал выбирать, просто сорвал первый попавшийся. Шершавая рукоять удобно легла в ладонь. Дагмар громко расхохотался и рубанул мечом по воздуху. Но мошка оказалась неожиданно верткой и сумела избежать смертоносного острия. Король не стал ждать, пока обретший крылья десятник решится использовать их, а вырвал из расшитых драгоценными камнями ножен боевой нож и метнул оружие в кружащую над головой мошку. Тяжелый клинок нашел свою цель — он отсек почти все когтистые лапки и по самую рукоять погрузился в брюшко. Страшный визг вырвался изо рта насекомого. Однако король не хотел обращать на это внимания. С воплем, не менее громким и истеричным, нежели визг раненой мошки, он прыгнул и резким ударом разрубил ненавистного десятника надвое. А потом еще раз. И еще. Дагмар крошил мечом останки, уже мало напоминающие мошку, с такой яростью, что ему позавидовал бы и бывалый воин. Он даже не сразу заметил, как куски изрубленной бестии обратились облачками тумана и рассеялись, не оставив в воздухе и следа.