Гарри Тертлдав - Возвышение Криспа Страница 13

Все как один начертили на груди солнечный круг. Смена императора всегда была событием чреватым. Фостий сказал то, что вертелось у всех на языке:

– А сын его еще мальчик, да?

Цикал кивнул.

– Он, наверное, ровесник твоего Криспа, судя по его монете. – Сапожник порылся в мешочке и показал односельчанам новый портрет. – Его зовут…

– Дай мне прочесть! – воскликнул Крисп. – Пожалуйста!

Он протянул руку за монетой. Цикал неохотно отдал ему золотой крохотный, чуть побольше ногтя на большом пальце сапожника.

Криспу удалось разглядеть лишь то, что новый Автократор был, как и сказал Цикал, слишком молод, чтобы обзавестись бородой.

Поднеся монету к самым глазам, Крисп прочел мелкие буковки, выгравированные на ней.

– Его зовут Анфим.

– Верно, – проворчал Цикал и выхватил монету у Криспа из рук.

Слишком поздно до юноши дошло, что он лишил сапожника возможности похвастаться этой новостью. «Плохо дело», – подумал Крисп. Как бы он ни относился к Зоранне, отца ее он недолюбливал всегда. Отчасти по этой причине Крисп не просил ее руки: мысль о тесте-сапожнике была ему, мягко говоря, не по нутру.

Ему хотелось тут же броситься домой и вырыть золотой, полученный от Омуртага, чтобы прочесть, что на нем написано. Крисп закопал монету на счастье возле дома, когда семья поселилась в новой деревне, и за эти годы положение еще ни разу не было столь отчаянным, чтобы вырыть ее и истратить. Но он сдержался. Нет, только не сейчас; если он уйдет, Цикал обидится еще больше.

– Мальчик на троне Автократора? – сказал кто-то из толпы. – Это не к добру. Кто будет направлять борозду, пока он научится держать поводья?

– Это я могу тебе сказать, – снова преисполнившись важности, заявил Цикал. – В Имбросе говорят, что брат Раптея Петроний будет регентом своего племянника, пока Анфим не войдет в возраст.

– Петроний, говоришь? Тогда наши дела не так уж плохи. – Привлеченный видом собравшихся в кружок людей, Варадий подошел как раз в тот момент, когда Цикал выкладывал последнюю новость. – Я воевал под его началом против Макурана, – продолжал ветеран. – Он славный солдат и отнюдь не дурак к тому же.

– А вдруг он сам решит сесть на трон? – сказал отец Криспа.

– Решит, не решит – тебе-то что за дело, Фостий? – откликнулся ветеран. – Какая нам с тобой разница?

Отец Криспа подумал минутку и развел руками:

– Что ж, я сдаюсь, Варадий. Действительно, какая?

Зоранна, стоя в дверях своего дома, покачала головой:

– Нет.

– Почему нет? – Удивленный и раздосадованный, Крисп махнул рукой, показывая, насколько пуста деревня. – Все ушли на дальние поля до самого вечера или даже до завтра. А твой отец умотался за новым шилом – ты сама говорила. Такого случая нам долго не представится.

– Нет, – повторила она.

– Но почему нет? – Он взял ее за руку.

Она не отстранилась, по крайней мере физически, но осталась совершенно отчужденной. Он отпустил руку.

– Я просто не хочу, – сказала она.

– Почему? – настаивал Крисп.

– Тебя это и правда интересует? – Она подождала, пока он кивнул. – Ладно, я скажу тебе почему. Ифантий вчера сделал мне предложение, и я согласилась.

Такое же чувство – точно из него вышибли дух – в последний раз он испытал, когда Идалк саданул ему в солнечное сплетение.

Крисп никогда не обращал особого внимания на Ифантия. Вместе со всеми односельчанами он сочувствовал Ифантию, когда его жена умерла при родах два года назад, но…

– Он же старый! – выпалил Крисп.

– Ему нет еще тридцати, – заметила Зоранна, – к тому же он крепко стоит на ногах. Если я стану дожидаться тебя, мне самой будет за двадцать, когда ты, как Ифантий, обзаведешься хозяйством. А это слишком долго.

– Но… Но тогда, выходит, ты с ним… – Крисп обнаружил, что не в силах заставить себя произнести это вслух.

Зоранна, однако, поняла.

– А если и так? – с вызовом спросила она. – Ты никогда не давал мне никаких обещаний, Крисп, и не требовал их от меня.

– Я не думал, что в них есть нужда, – пробормотал Крисп.

– Ну и плохо, что не думал. Ни одной женщине не нравится, когда в ней так уверены. Может, ты запомнишь это и в следующий раз, с другой девушкой, будешь повнимательнее. – Голос у Зоранны смягчился. – Крисп, мы, наверное, так и проживем всю жизнь в этой деревне. Зачем нам друг друга ненавидеть? Ну, пожалуйста!

– Ладно, – сказал он, не сумев придумать ничего лучше. Потом быстро развернулся и ушел. Если на глазах его и выступили слезы, Зоранне их не видать. У него тоже есть гордость.

В этот вечер он был настолько притихший, что сестра начала над ним подтрунивать. Он не отвечал на ее приставания.

– Ты не заболел, Крисп? – с тревогой спросила Евдокия. Когда ей не удавалось его завести, она понимала, что дело плохо.

– Я здоров, – ответил он. – Я просто хочу, чтобы ты оставила меня в покое, вот и все.

– Я знаю, в чем дело, – сказала она вдруг. – Ты поссорился с Зоранной, да?

Крисп очень осторожно поставил на стол миску с супом из ячневой крупы со свеклой, стараясь не запустить ею в сестру. А потом встал и вышел из дому в лес.

Прошло много времени, прежде чем он понял, что сидение в одиночестве под деревьями ничего не решит, но в конце концов до него это дошло. Было уже темно, когда он вернулся домой. И чуть было не повернул назад; в двух шагах от дома его поджидал отец.

Крисп пересилил себя. Рано или поздно с отцом поговорить придется, так лучше уж сразу.

– Извини, – сказал он.

Отец, еле видный в сгустившейся мгле, кивнул.

– Ладно уж, хоть мы и переволновались. – Фостий замешкался на мгновение, но все же добавил:

– Евдокия была права, да? Ты поссорился со своей девушкой?

– Она не моя девушка, – буркнул Крисп. – Она выходит замуж за Ифантия.

– Вот и хорошо, – отозвался отец. – Я надеялся, что она согласится. Я так и сказал Ифантию. В конечном счете, сынок, я избавил тебя от больших хлопот, поверь мне.

– Сказал Ифантию? – Крисп ошалело воззрился на отца. Этот удар позволил ему, наконец, осознать то, что ускользало от него прежде: что отец и сестра знают о Зоранне. – Но откуда ты знаешь? Мы были так осторожны!

– Возможно, ты так думал, – сказал Фостий, – но на самом деле единственный в деревне, кто не знает, это Цикал, да и то потому, что он дурак: любит языком чесать, а что творится у него под носом, не видит. Честно говоря, мне совсем не улыбалось заиметь такого родственника.

Крисп частенько сердился на отца. Но до сих пор и не подозревал, что сможет его почти возненавидеть.

– Поэтому ты и настропалил Ифантия? – спросил он ледяным тоном.