Вероника Иванова - Раскрыть ладони Страница 13

— М-м-м... Минуты, говорите, любезный?

— А иной раз и часы, и целые дни...

Зачем продолжаю? Из зловредного удовольствия видеть странное и непривычное для самоуверенной женщины смущение. Впрочем, когда-то она тоже была юной, робкой и доверчивой, а те времена легко воскресить, стоит только... Конечно, чувствую себя сволочью. Но приятность присутствует, и немаленькая, стало быть, совесть немножко помолчит.

— Любезный dyen говорит о...

— Однако мне пора приступить к делам, не так ли?

Она хлопнула густо начерненными ресницами, словно стараясь сбросить оцепенение:

— Да, к делам... Но этот разговор...

— Мы непременно продолжим, любезная dyesi. Непременно.

Карин послушно кивнула и, всё ещё зачарованная собственным разыгравшимся воображением, а также, в немалой степени, моими стараниями, медленно двинулась по коридору в сторону своей комнаты, подметая тяжёлым подолом юбки паркетные доски.

Нет, она вовсе не такая уж уродина: при желании можно было бы закрыть глаза и... М-да, закрыть глаза. В этом-то для меня и кроется смертельная опасность, потому что, расставаясь с возможностью видеть, я начинаю... ощущать слишком чётко и подробно. И в смысле ощущений купчиха мне совсем не нравится.

— Не узнаю старину Маллета! Никак, сменил гнев на милость? — коротко хохотнули у меня за спиной.

— Уж и пошутить нельзя!

— Карин шуток не понимает, так что ты... поосторожнее.

Хороший совет, можно сказать, к любому случаю подойдёт. Но не теми устами произнесён, ох не теми, чтобы я испытывал искреннюю благодарность. Потому что от Харти мне просто так ничего и никогда не доставалось.

Наши семьи жили рядом, но не скажу, чтобы мальчишками мы водили дружбу: у меня было слишком много занятий, и времени на игры не хватало, Харти тоже обычно большую часть дня помогал своему отцу — писарю Регистровой службы. Встречались иногда на улице, по праздникам, на ярмарочных гуляниях, здоровались, присылали подарки по случаю дней рождения... В общем, были хорошими соседями, не более. И я весьма удивился, когда именно заслугами приятеля детства получил заказ от купчихи. Правда, как потом стало понятно, двигало моим старым знакомым не желание помочь, а стремление почувствовать своё превосходство. Крошечное, но всё же существующее, потому что в отличие от меня, мой погодок жил безбедно, занимая должность помощника Карин по любым поручениям, в том числе, и щекотливым. Правда, мечтой Харти всегда было оказаться на месте отца, в Регистровой службе, но связей не хватило, и юноше отказали. До будущих времён и некоторого, надо сказать, немаленького количества монет.

— Хорошо, не буду больше заводить такие разговоры.

— Ну, если ты серьёзно настроен, почему бы и нет? — Харти пожал плечами, неприятно напомнив телодвижения жука-соломняка.

Сколько помню, парень всегда был нескладным. В детстве слишком тощий и угловатый, в юности голенастый, во взрослом возрасте — иссушённый: всего двадцать семь лет, а выглядит чуть ли не вдвое старше. И к простым лекарям ходил, и к магам, но все только разводили руками. Мол, ничего не поправишь, слабое здоровье досталось по наследству. Я мог бы чуть улучшить положение приятеля детства, но когда увидел в тусклых, слегка выкаченных глазах неприкрытую зависть, отбросил все мысли о предложении помощи. Потому что не понимаю, чему во мне можно завидовать. Внешности? Глупо. Не так уж я и красив. И красивее встречаются. Сильному телу? Это правда, болею редко, но есть недуг, который не вытравишь никакими снадобьями, зельями и чарами. По крайней мере, лекарь, умелый и опытный, старый друг моего отца, честно признался в своём бессилии. И Харти мне ещё завидует? Вот дурак...

— Я не настроен. Просто всё надоело.

— А-а-а... — протянул он, делая вид, что понял причину моего раздражения.

— Много на сегодня надо сделать?

— Не больше, чем обычно. А почему спрашиваешь?

— У меня готово только две дюжины.

Потому что часть беглянок вернуть в «шкатулку» не удалось: успели удрать в открытое окно. Или впитались в чердачную утварь, стены, крышу и всё прочее. А мне ведь ещё требовалось поработать над оружием, так что пришлось урезать заказ купчихи до последнего возможного предела.

— Ничего, хватит, привезли всего десяток.

— Это хорошо... Начнём?

Харти распахнул дверь в торговую комнату и насмешливым жестом пригласил меня пройти вперёд.

С первым же шагом через порог фитильки светильников, развешанных по стенам, вспыхнули ярко-жёлтыми огоньками, и глаза на мгновение ослепли от тысяч бликов, отражённых прозрачными, полупрозрачными и искусно разрисованными гранями хрусталя. Он был повсюду: изящные подвески для нежных женских ушей и шеек, роскошные бокалы всех возможных размеров — для руки от детской до великанской, подсвечники, шкатулочки, статуэтки, изображающие всё, начиная от зверюшек и заканчивая ликами богов... В Саэнне любят хрусталь и покупают, охотно переплачивая втрое от исходной цены. А моя задача — делать так, чтобы ни один предмет, выставленный в лавке, не покинул её пределов без оплаты.

Хотя, вру, основное сделано до меня и за меня. Небольшая печатка с изображением птицы: мне видится, что это курица, Карин утверждает, что орёл — вот и все приспособления. Маг, которому было поручено придумать способ защиты от воров, думал недолго и не слишком хорошо, стряпая заклинание, зато обеспечил меня невеликим, но постоянным доходом. Потому что печатка только задавала контур заклинания, а для его воплощения требовалась определённая заготовка.

— И где новинки?

— Вот. Только осторожно, они хрупкие до ужаса!

Да уж, хрупкие, вижу. И как стеклодувам удаётся делать такие тоненькие стенки? Кажется, что ничего и нет, один воздух, лишь еле заметно мерцающий мелкими пылинками. Красиво. А если в такой светильник поместить феечку, и вовсе глаз будет не оторвать... Впрочем, все эти красоты не для меня. Слишком дорого. Моё дело работать, а не любоваться.

Мягкие бока «бусинки» послушно расплющились в пальцах, превращающих шарик в лепёшку, прилепились к основанию хрустального сосуда и приняли в себя оттиск печатки, а я, в который уже раз, но с прежним удовольствием отметил изменение ощущений. Только что ниточки заклинания были едва тёплыми и совершенно гладкими, а теперь набрякли горячими и колючими узелками... Хорошо тем, кто способен это видеть! Наверное, красиво. Я могу всего лишь потрогать. Погладить. Щёлкнуть пальцами... Мало? Да. Но мне хватает.

Откуда-то из коридора донёсся странный звук, похожий на стон. Приглушённый, но отчаянный и чётко отдающий болью.

— Кошку завели, что ли?