Анна Зимовская - Саша Лойе и черный маг Страница 13

— Я не понял. Консультация стоит пятьдесят тысяч рублей? — возмутился Токарев.

— Консультация стоит пятьдесят тысяч евро, — уточнила Саша.

— Да это же грабеж! У вас совесть есть? — в сердцах рявкнул Токарев.

— Совесть? И об этом у меня спрашивает владелец нефтеперерабатывающих заводов? — Саша покачала головой. — Когда вы обращаетесь за консультацией к юристу, дизайнеру или любому другому специалисту, ему положен гонорар. Я эксперт по разного рода чудесам…

— И поэтому расценки у вас тоже на грани фантастики? — перебил ее Токарев.

Саша фыркнула и пригубила кофе.

— Итак, мы проводим консультацию, или это вам не по карману? — прошамкала Лойе.

— Ладно, я заплачу, — согласился Михаил, от всей души желая презренной вымогательнице подавиться его деньгами.

— Ну с формальностями покончили. Итак, что я могу сделать для вас? — произнесла Саша задушевным тоном.

Токарев надолго замолчал. Потом пару раз глубоко вздохнул и как-то неуверенно начал.

— Моя дочь… — слова давались ему с трудом, в горле стоял ком. Он просто не мог произнести вслух: "Моя дочь умирает". Как будто пока он этого не сказал, у Ирины еще остается какой-то шанс. "Ладно, соберись и выдай историю", — Михаил опять глубоко вздохнул, сжал кулаки и продолжил:

— Мою дочь зовут Ирина. Ей одиннадцать лет. Она всегда… была здоровым, веселым, жизнерадостным ребенком. Умная, не по годам развитая девочка. Всегда прекрасно училась, занималась пением, танцами и все в таком духе. Даже после смерти матери, Ирине было тогда девять, она быстро оправилась. Вроде бы ни депрессий, ни психологических травм. Абсолютно здоровый и благополучный ребенок. Так было до прошлого года. А потом моя дочка заболела. Сначала это появилось в изменении личности. Ирина потеряла интерес к своим хобби и к учебе, стала замкнутой, перестала общаться с друзьями. У нее начались депрессии. Врачи назначили сеансы психотерапии и препараты. Не помогло. Потом ей стало хуже. Дочка сильно похудела, нарушилась координация движений. Она перестала мыться, одеваться, не могла без чужой помощи поесть. Ее положили в больницу. Там обследовали с ног до головы и поставили диагноз. Синдром Кройцфельдта — Якоба, нетипичная форма. Самому молодому больному с этим синдромом — семнадцать лет. А Ирине всего десять было на тот момент. И болезнь развивается нетипично быстро. Повреждение мозга нарушает все основные жизненные функции, ее организм умирает. При этом Ирина осознает свое ухудшающееся состояние. Точнее осознавала. Вторую неделю как она в коме. Врачи в Мюнхене говорят, что ничего нельзя сделать. Но наш общий знакомый Сергей Ефимович Вайсман рассказал мне о вас. Сказал, что вы можете помочь. Вы можете? — голос Токарева сорвался от напряжения.

— Может и могу… — задумчиво протянула Саша. — Надо посмотреть кое-что.

— Я принес дочкину фотографию, — сказал Михаил и полез в карман пиджака.

— Нет, не надо, — остановила его Саша. — Дайте лучше вашу мужественную руку.

Ее здоровая рука потянулась к нему, пола широкого рукава зацепилась за край стола и обнажила руку до локтя. Михаил так и ахнул. Всю внутренней сторону предплечья покрывали безобразные рубцы, да так плотно, что живого места не оставалось. Они наплывали друг на друга, образуя неровные полукружия, будто годовые кольца на деревянном распиле. У запястья шрамы были старые, белесые и мягкие, почти не отличимые от обычной кожи. Выше по руке рубцы свежели. Цвет их колебался от нежно-розового до багрового. Последний шрам появился совсем уж недавно, он вился по локтевому сгибу, синюшный, с наплывами соединительной ткани и сухими корочками струпьев.

Михаил не сомневался, кто автор отвратительного узора. Лойе лежала в психиатрической больнице после неудачных попыток суицида. И вроде как там ее подлечили. Но, видно, не до конца. Он-то считал, что уже не сможет думать о ней хуже. И опять ошибся. Саша — психопатка со склонностью к самоистязаниям. Михаил посмотрел женщине в лицо.

В глазах Саши мелькнула растерянность и стыд, будто ее застали за чем-то глубоко интимным. Шрамы были ее сокровенным секретом. Она не показывала их посторонним. Саша первой отвела взгляд.

Токарев понял, что ей неловко. Такое проявление эмоций оправдало Сашу в его глазах. "Ладно, каждый развлекается как хочет. Пусть лучше режет себя, чем других. Она в одночасье потеряла мужа и дочь. Вот и слетела с нарезки. Неизвестно, что со мной будет, если Ира умрет. Хотя почему неизвестно? Сопьюсь, к бабке не ходи," — Михаила отвлекли мысли о ее шрамах. Поэтому, когда Саша дотронулась до него, он непроизвольно вздрогнул.

Женщина закрыла глаза и чуть откинулась назад. Саша что-то нашептывала, с разбитых губ слетали неразборчивые фразы. Токарев уловил ритмичность, будто читали стихи.

Саша невыносимо устала. И держалась лишь на полунаркотических снадобьях собственного изготовления. Концентрировать внимание и напрягать волю сейчас, значило истощить последние силы. Надо узнать, в каком состоянии девочка, поэтому ведьма позвала своего духа-помощника.

Пришлось попугать Токарева. Будь она в нормальном состоянии, чужой человек никогда бы не увидел такое сакральное действо. Но сейчас выбирать не приходилось. Женщина взяла Токарева за руку и затянула шаманскую песню.

Внезапно в правое плечо Саши впились острые коготки. Ноздри наполнил запах мокрых птичьих перьев. Над ухом раздался глухой клекот. Сова прилетела к ней. Саша попросила духа показать, что с девочкой. Сова поведала правду. Это были мыслеформы, для которых нет даже приблизительного эквивалента на человеческом языке. Все равно, что пытаться объяснить инстинкт.

Михаил заставил себя сидеть неподвижно. Лойе медленно провела рукой по его кисти, потирая кожу легкими круговыми движениями. Пальцы ее были шершавыми, сухими и очень горячими. В этих прикосновениях не было в общем ничего неприятного или интимного, но мужчине внезапно захотелось вырвать руку и вытереть о пиджак. Тем временем ее пальцы, как тонкие паучьи лапки, доползли до запястья, неожиданно крепко сжали его, надавив на точку пульса.

А потом произошло нечто невероятное, отчего у Михаила волосы на всем теле зашевелились. На долю секунды он увидел в чертах ее лица совиную голову. На него смотрели желтые немигающие глаза, широкий плоский клюв беззвучно открывался. Голова резко повернулась влево-вправо на 180 градусов. Михаил ошалело моргнул, и ведение исчезло.

Михаил слыл кондовым материалистом. Его раздражало повальное увлечение знакомых всякой хиромантией. Сам он веровал в разум и деньги. Вот боги, которым он поклонялся. Для Михаила вера в господа или в дьявола стояли на одной доске и были одинаково бессмысленными. Экстрасенсов, магов и гадалок он на дух не переносил, считал их мошенниками и проходимцами. Поэтому, обратившись к Саше, он чувствовал себя ужасно. Мужчина сделал как раз то, за что презирал других. Поверил в возможность персонального чуда. Лично для него и за его деньги.