Андрей Раевский - Начало Игры Страница 13

Сфагам кивнул и направился к выходу. Проходя мимо охранников он заметил, как некоторые из них смотрели на него со злобой, а некоторые с восхищением.

— Ну, я готов, — сказал Сфагам, застёгивая сумку, — Где наша воинственная подруга? Пора бы уж нам и выезжать.

— Всё утро по городу бегала, а сейчас в комнате заперлась. И всё шуршит, шуршит… — Олкрин подошёл к двери в соседнюю комнату. — Эй, Гембра, сейчас учитель уедет без тебя! — проговорил он нарочито серьёзным голосом.

— Я готова!

Дверь распахнулась и Гембра предстала во всём своём великолепии. Чёрная кожаная безрукавка с открытым животом и большим фигурным вырезом на груди была богато отделана сияющими серебряными бляхами и декоративной бахромой. Так же разукрашены были и облегающие кожаные штаны. На толстенном шикарном поясе с огромной бронзовой пряжкой в виде львиной головы кроме меча и небольшой замшевой походной сумки висели ещё кинжал и нож. Одеяние дополнял огромный чёрного бархата плащ с тёмно-синей подкладкой на круглой серебряной застёжке и невысокие сафьяновые сапожки с завитыми серебряными шпорами и широкими фигурными раструбами.

Олкрин изобразил на лице немое изумление.

— Ты, никак, с самому императору на приём собралась. А уж разбойники-то сразу попадают!

— А ты не забудь дырку зашить — во дворец идёшь! — парировала Гембра.

— Ладно, пора. — сказал Сфагам. — А ты, Олкрин, — во дворце будь поосторожнее. Всякие там люди есть. Обдумывай каждое слово. А лучше всего, постарайся быть незаметнее. Мне почему-то за тебя неспокойно.

— Да, учитель, я все запомнил.

— Тогда мы поехали.

Олкрин, Лутимас и сам хозяин дома златокузнец Кинвинд вышли на широкий двор, чтобы проводить Сфагама и Гембру. Когда накануне вечером она заявила, что обязательно поедет лично свести счёты с Кривым, Сфагам не стал спорить. Даже самой богатой фантазии не хватило бы, чтобы представить, что она устроила бы, если бы он отказался взять её с собой. Солнце стояло уже высоко и за стеной двора уже набирал силу шум нового дня. Прощание было недолгим.

Глава 5

Меч Гембры неистово метался, тщетно пытаясь найти уязвимое место в обороне учителя.

— Спокойнее, спокойнее… Много сил тратишь.

— А ещё, ты мне не рассказал, каким должен быть человек.

— Человек не должен быть похож на бегемота.

— Я серьёзно! Ты ведь сам говорил, что человек не должен увиливать от тех забот, которые ему отпущены.

— Да, я думаю, что не должен. Если человек, вообще, кому-нибудь что-нибудь должен. Разве я или ты брали свою жизнь взаймы? Или, может быть мы просили, чтобы нас рожали на свет? Так почему же мы тогда должны ходить в должниках? Держи слева… Жёстко отбиваешь… Старайся немного скользить лезвием по лезвию. Как бы размажь силу удара… Тогда отдача пойдёт не в твою, а в его руку. А у тебя уже будет разгон для движения… и время. Ещё раз слева… Другое дело, что родившийся в образе человека может либо соответствовать этому образу, честно перенося все человеческие тяготы и используя все данные ему от рождения возможности, либо не соответствовать.

— То есть увиливать?

— То есть увиливать и пытаться обмануть природу.

— А слабым помогать надо?

— Помогать надо сильным. Слабые сами помрут.

— Ох уж эти шуточки твои!…

— Так, вот уже лучше! Теперь вдвое быстрее! Сверху… Ещё… Не сгибайся так… А если ещё быстрее?

Мечи замелькали с удвоенной скоростью. Их звон переполнял тихую поляну, вспугивая лесных птиц.

— Нет, пока не получается. Но скоро будет получаться! — Сфагам отступил на несколько шагов в сторону и опустил меч, показывая, что занятие окончено.

Мы в Братстве с самого начала упражнялись в боевых искусствах со свинцовыми браслетами на руках и ногах. Иногда по два, по три надевали. Сперва так уставали, что двигаться не могли. А мышцы так болели, что хоть криком кричи. Зато потом, без браслетов…

— Да уж видела…

Они вернулись к привязанным неподалёку коням.

Вот уже несколько дней они ездили по округе и опрашивали местных жителей, тщетно пытаясь напасть на след разбойников. Кто-то что-то видел, кто-то что-то слышал, но никто не говорил ничего вразумительного. А главное, все указывали разные направления. Пока что главной пользой от поездки были постоянные уроки боевого искусства. Гембра схватывала технику на лету и успела неплохо продвинуться. Хуже обстояло дело с самоконтролем, правильным настроем и концентрацией, не говоря уже о дисциплине. Девушка вообще не понимала, зачем она нужна, если есть боевая сообразительность.

Накануне вечером им встретился отряд солдат, возвращавшихся в Амтасу. Офицер рассказал, что недавно банду Кривого сильно потрепали. Об этом Сфагам и Гембра могли бы и сами поведать лучше кого-либо другого. Половина банды разбежалась. Ещё троих поймали крестьяне: одного забили насмерть, а двух других выдали солдатам. Те, ничего с ходу не добившись, не долго думая, повесили их на воротах у въезда в деревню. Вежливо отказавшись поехать и посмотреть на их работу, Сфагам и Гембра пытались хоть что-нибудь узнать о возможном местонахождении оставшихся. Но солдаты знали только то, что сам Кривой с пятью-шестью самых отпетых головорезов где-то затаился и пережидает. Проку от этих сведений было немного.

— Ну что, поедем дальше? — спросила Гембра, небрежно накидывая свой роскошный плащ и садясь в седло.

— Поедем, поедем…

— Мы ещё не прочесали северное направление. Может туда?

— Нет. Сделаем иначе. Вернемся на то место, где мы с ними столкнулись. Я попробую кое-что посмотреть по-своему.

— Это как раз отсюда не слишком далеко. В деревню заезжать не будем.

— Нет, я думаю, не нужно.

Место стычки с разбойниками выглядело как-то зловеще. Гембре казалось, что в этом виноваты серые, затянувшие небо тучи и усилившийся ветер, с печальным шорохом трепавший высокую траву.

— Ты тоже чувствуешь? — спросил Сфагам.

— Что?

— Я называю это «сломанный воздух». Когда я был ребёнком, если рядом происходила какая-то ссора или драка, или даже просто кто-то начинал кричать и злиться, мне казалось что воздух вокруг становится сломанным. Мне чудилось, что когда я вдыхаю этот сломанный воздух, он царапает меня изнутри, будто его тяжкие волны несут тысячи заноз. Когда я рассказал об этом наставнику, он сказал, что рад за меня. «Тот, кто так остро чувствует потоки невидимых сил, только и может подняться к вершинам невозмутимости и равновесия.» — так он сказал.

— Ты поднялся?

— Немного поднялся. Дело ведь не в том, чтобы перестать чувствовать. Дело в том, чтобы научиться оставлять эти чувства где-то внизу. Понимаешь?… А здесь воздух сильно поломан… Сейчас надо пошарить вокруг и поискать какую-нибудь вещь, принадлежащую разбойникам.