Пётр Волкодав - Булава скифского царя Страница 13

Лук считался священным оружием сколота. Ни одного лука не найдено до сих пор в захоронениях, даже — распавшегося.

Одноухий и Крей сели на траву и вынули из горитов луки Каждый из них, усилием ног пригнул рога лука и натянул, смазанную жиром, тетиву из ножного сухожилия молодой лошади. Холостой выстрел, без стрелы успокоил обоих. Луки туго звенели. Воины переглянулись и улыбнулись друг другу… можно начинать. Пробные выстрелы первого круга соревнований получились у всех. Одноухий на какое-то время забыл обо всех своих жизненных неурядицах. Он снова, как раньше был на войне. Распаляясь, Одноухий крикнул Крею: — Мой боевой лук ещё не высох, мы покажем им!

— Ха, вот это другой разговор. Не опускай нос. Наконец, я вижу в тебе воина, сколе — подмигнул товарищу Крей.

Безмолвные ивы ниспадали до земли застывшим ливнем зелёных ветвей. Изредка с ними играл ветер. От редких порывов, ветви вздрагивали и колыхались. У кроны одной из них, невидимые многим гостям и собравшимся на праздник, в тени прохлады, радовались жизни — мать и её малыш. Дитя сопело и сосало материнскую грудь. Безмолвные охранники сидели у границы верб и скучали. И было от чего. Сегодня им не удастся посоревноваться с лучниками и показать своё искусство, а жаль. Из всей своей охраны, царь позволил метать стрелы только свободным от службы воинам.

Диск слепящего катился вверх к зениту; становилось жарче и жарче, а гости всё прибывали. Казалось: — потоку кибиток и конников не будет конца. Соревнования лучников севера Меотиды приближались к апогею; о том сообщали восторженные крики зрителей и болельщиков. — Крее, Крее, Крее! Победи всех! Молодец сколе!

Охранники мамы и младенца зашевелились и приподнялись в надежде увидеть хоть что-нибудь из происходящего, но как они не вытягивали шеи, потуги не принесли результатов.

— Жаль, я не участвую — задорно и кичась своей доблестью, не удержался один из дозорных. Его сосед, высокий скиф с выступающим наружу животом, высокомерно зашёлся презрительным смехом. В такт хриплому хохоту, затрясся и его живот: — Можно подумать, что ты прошёл бы первый круг — ха? Радуйся, что в карауле юнец. Тоже мне стрелок. Таких как ты, я сбиваю с коня и вместе с конём одним ударом своего живота. Ха-ха-ха.

— Может, и не победил бы — возразил, не обидевшись на старшего товарища, молодой воин с едва пробившейся бородкой. — Там сейчас самое интересное. Жаль.

— Эх, не говори, сколе — согласился с ним толстяк и выплюнул изо рта травинку. Третий дозорный, развалившийся на траве, побеждая дремоту, осклабился: — Ты, — обратился он к толстяку, — вышибаешь врагов из седла не своим животом, а вонью из твоей задницы.

— Тупой вол. — Толстяк состроив обиженную мину, показал кулак и хотел ответить смачнее, но вдруг, лежащий насторожился и запоздало вскочил, заправляя боевой пояс и приводя себя в порядок. Дозорные незамедлительно приняли боевую стойку, и приосанились. Послышался тихий говор и этот говор приближался.

В сопровождении вещуна к ивам торопливо шёл несколько худощавый скиф. По пружинистой и уверенной походке его узнали бы многие. В простой, без украшений, белой конопляной рубахе с короткими рукавами и тонких кожаных штанах к воинам приближался их царь — Ассей. В боевом поясе наискось — булава и, непременный атрибут — лук в горите. Накладки горита, из серебра. На них отчеканен лось с семью ветвистыми рогами. Охранники выпрямились и застыли. Старший наряда бойко отрапортовал:

— Мой царе, всё тихо, твой сын не плакал и не кричал.

— Правда? — усмехнулся Ассей. — Ах вы, кобыльи дети. Так то вы блюдёте службу и охраняете покой моего сына.

— М-мы, — толстяк стушевался и заметно убавил в росте и животе. Примятая трава и приставшие к одежде воинов стебельки и листья говорила сами за себя:

— Устроили лежбище доблестные стражи, а? — Царь снова усмехнулся и неожиданно хлопнул ладонью в выступающее пузо толстяка. Тот от неожиданности громко икнул и с трелями пустил газы.

— Хи-хи- хи, — кх-хе, гы-гы — зашёлся высоким смехом вещун, а вслед, не выдержав, захохотали воины. Пузан поправил боевой пояс. — А шо я, я не виноват, само вышло.

— И всегда у тебя само выходит, сколе, или бывает и по-другому?

— Бывает, царе. Вот когда я в седле. Тогда…

— Хе-хе, в седле? — разразился смехом вещун. — У кого в седле, у жены? Ха-ха-ха-ха. — воины заливались без удержу, и говорили наперебой.

— Сколе, а ты впереди войска не пробовал, в седле. Ха-ха-ха.

— Сколе, тебя в кибитку жинка пускает… ха-ха-ах-ха.

— В седле, хе-хе-хе-хи-хи — За хахаканьем и хихиканьем скифы не заметили, вышедшую навстречу супругу царя — молодую маму. Сын лежал в её руках и заинтересованно поглядывал на толстяка.

— Муже, твоему сыну понравилось "про седло" — заговорила Тана.

— Вот и хорошо жена, пойдём, мой народ ожидает. Я открою последний круг лучников. А вы, — Ассей обратился к воинам и показавшимся рабыням, — ступайте за мной и моим сыном.

Жена Одноухого и невестка стояли на коленях около кибитки и истово молились: — Папае, помоги и спаси наш род от позора. Зачем, зачем мои сыновья вы пошли на такое. Неужели я увижу как моих детей. — Причитанья бабушки и матери прервал прибежавший внук. Он так запыхался, что не мог говорить. Невестка в напряжении ожидала приговора. — Мама, бабушка, — закричал мальчик — мой дед в последнем круге. — У жены одноухого округлились глаза, а мальчик тем временем показал две растопыренные ладони. Два пальчика были согнуты. — Мама, пойдём!

— Ты врёшь, внучок. Этого не может быть.

— Нет, баба, наши близкие Роды; они все кричат — Крей и Одноухий. Пошли туды!

Место соревнований окружили зрители и болельщики. Непрекращающиеся крики и разговоры со спорами слились в непрестанный галдёж и гомон, в котором ничего нельзя было разобрать; — кто, о чём кричит и спорит.

"Кому достанется жеребёнок"? — именно эта тема обсуждалось горячо.

Дети и юноши закончили свои круги и ожидали своих наград от самого царя северной Меотиды. У взрослых участников остались восемь стрелков. Пятеро скифиянок — лучниц, не смогли выйти в четвёртый круг. Двух лучших из женщин, тоже ожидала награда, а в пятый — последний круг вошли восьмеро. Распорядители сдвинули метку, а оставшиеся лучники начали присматривать удобное место и положение, и прикидывать поправки на расстояние и ветер.

Одноухий потирал правую руку и непрестанно ругался про себя. Крей коснулся его плеча. — Вот видишь сколе, всё идёт хорошо.

— Нет Крее, не совсем хорошо. Я перенапрягся, когда целился и растянул мышцу.