Кристиан Бэд - История одного имени Страница 13

— Слушай, ты, придурок, — Ментен наклонился к лицу Лайтмена, — у тебя что, совсем память отбило? Ланс кивнул. «Ну чего он сердится?»

— Я говорил шефу, что эта идея с частной больницей — идиотизм, но он надеялся, что ты просто прикидываешься и попытаешься удрать отсюда. Ты прикидываешься? — Тэо взял Ланса за подбородок. Ланс улыбнулся ему, хоть и было немного больно.

— Dummkopf! Собирай свои костыли.

Ланс не двигался. Ему почему-то очень не хотелось шевелиться. Тэо рывком поднял его с кровати. Ланс упал: протезы еще не приросли. Ему вживили металлические штыри в обрубки костей ног и надели на них электронные протезы, но это случилось очень недавно. Правда, было совсем не больно. Удивительно не больно.

Доктор заглянул в палату и, ругая Тэо, поднял Лайтмена. Тот очень исхудал и был легким, как перышко.

Тэо оттолкнул доктора и взял Ланса поперек туловища. Док отлетел в сторону, ударившись о металлическое плечо Тэо.

— Мы забираем его, — сказал Тэо Ментен, свободной рукой протягивая документы. Бросив Ланса в машину, он прошипел:

— У меня еще ни с кем не было столько хлопот, junge. Ты очень пожалеешь, что не смог выздороветь сам. Никто не хочет больше ждать. Тебя осталось только сунуть в психмашину. Ланс улыбнулся.

Новый заведующий лабораторией не обладал гениальным безумием доктора Сигби. Даже фамилия его была бесцветной — Джексон.

— Он или совсем свихнется, — сказал старший лаборант Коллинз. — или мы, наконец, хоть что-то из него выудим.

Джексон, бледнея от ответственности, махнул Коллинзу, приказывая дать напряжение.

Голова Ланса дернулась под прозрачным колпаком, но экран, регистрирующий излучение мозга, оставался чистым.

— Еще!

— Увеличить напряжение, — продублировал приказ один из младших лаборантов.

— Мы сожжем ему мозги, — сказал Коллинз.

— Увеличить напряжение. — Джексон хорошо помнил приказ «все или ничего». Ланс дернулся еще раз, по телу пробежала судорога.

— Готов, — откомментировал кто-то из лаборантов.

— Отключаю, — подал голос Коллинз.

— Напряжение снято. Сердечная деятельность — нуль. Давление — нуль. Электрическая активность мозга отсутствует.

Джексон не знал, как ему реагировать на то, что происходило. Его предупредили, что в случае удачи, то есть, если пациент придет-таки в себя, его всё равно придется усыпить. Повреждения психики были существенными, а отвечать за риск не хотел никто.

— Питание отключать? — спросил лаборант.

— Подождите, — прошептал Джексон. Он задержал дыхание, стараясь не спугнуть вздрагивающую кривую, возникшую вдруг на экране.

— Я думал, он умер, — тихо сказал Коллинз.

— Они тоже так думали, я имею в виду приборы, — пошутил кто-то из младших.

— «Мертвецы снова восстали», часть третья и для персонала нашей лаборатории заключительная, — поддержал его голос из другого угла.

— Пульс? — шепотом спросил Джексон.

— Нитевидный.

— Давление?

— 90 на 60. Растет.

— Осторожно освободить из-под колпака и подключить к психовизору.

— Ну и везет же парню, — пробормотал лаборант, переваливая Ланса на тележку.

— Лучше бы я умер, чем мне так повезло.

— Может, он хоть на это сгодится?

Над Лайтменом кто-то склонился, черты лица он различал смутно — испанец или индеец, и от него плохо пахло. Потом человеческое лицо вдруг превратилось в жуткую звериную морду. Невероятного какого-то зверя. Чужого. Ланс не видел раньше таких. Звероморда сдвинулась вбок, мир перевернулся — Ланс уже лежал на животе. Лезвие ножа холодило кожу — с него срезали остатки одежды. Кто-то приподнял за волосы его голову.

— Хорош, красавчик!

— Судя по роже — мальчик из борделя. Все смутно, как во сне. Или это и есть сон?

— Ему понравится.

Звери смеются. Ланс видит их как зверей. Жутких, невиданных зверей с человеческими телами. Он пытается сопротивляться, но ничего не видит. Снова смех. Кто-то поднимает его лицо и целует.

— Жалко, что не женщина.

— Зато, будь уверен, не забеременеет.

Лансу больно. Сначала только подсознание понимает, что происходит, но вдруг просыпается сознание, и он начинает вырываться. Но сил нет вообще. В какой-то момент боль становится нестерпимой.

— Эй, теперь твоя очередь.

Это тот, кто целовал Ланса. Он наклоняется и целует его, целует даже ноги, бедра. Лансу кажется, что к нему прикасаются раскаленным железом…»

Боже, где он! Сознание на миг проясняется. Кругом стены лаборатории. Ланс опутан проводами, рядом экран, и лаборант смотрит на него. Неужели он видит то, что снится Лансу?!

— Он, вроде, приходит в себя, — раздается голос извне.

Кто-то бьет Ланса по щекам. Прямо над ним белесые мутные глаза лаборанта. Лайтмен пытается снова уйти в небытие, но ему не позволяют, опять бьют по щекам.

— Давай-ка побеседуем.

Это голос Шермана. Рядом еще кто-то. Ланс чувствует его очень плохо, да и излучение мозга необычное. Ах, это Ментен. Железная башка. Зачем он здесь?

— Ты понял, что мы ничего не смогли из тебя выбить? — это Шерман. Он крепко держит Ланса и заставляет смотреть себе в лицо. Но Лайтмен почти не видит его. Черты Тимоти Шермана его подсознание трансформирует в звероподобную морду одного из мучителей. Ланс вырывается, рычит и пытается укусить волосатую руку.

«Ах, ты, мерзость, — звероподобный пинает его под ребра. Что-то хрупает. Боли Ланс уже не ощущает. Всё стёрлось. Он вообще не воспринимает теперь себя как себя. И видит словно бы со стороны. На берегу лежит кто-то другой. но почему же ему так невыносимо смотреть на этого другого?

— Уйди, — отталкивает одного зверя второй зверь. — Я хочу вырезать на нем свою фамильную монограмму.

— Если у тебя и есть что-то фамильное, так это сифилис.

— Поздравляю, я подарил его тебе.

— А где ты хочешь ставить клеймо, тут? — Зверь хлопает Ланса по ягодице.

— Я с тобой говорю, свинья! — Шерман еще и еще бьет Ланса, но безрезультатно. Тогда Ментен запускает руку под одеяло и хлопает его по бедру. Лайтмен бросается на него, и в его глазах на секунду вспыхивает сознание.

— Успокойся, юнге, — говорит Ментен.

— Подержи его, — просит Коллинз. — Я сделаю укол.

Железные руки Ментена бросают Ланса на живот, и игла входит в бедро. Ментен отпускает Ланса, и тот взвивается, как пружина.

— Надо же, какой шустрый.

— Теперь, надеюсь, мы поговорим? — незнакомый бархатный голос.

Ланс поворачивает голову — мягкое, как тряпка, лицо и волосы, словно посыпанные пылью, но под ними тонкая проволочная сетка «психической защиты». Если бы не она, Ланс понял бы уже, что Джексон все-таки распростился вчера с карьерой, а этого типа зовут Эл Мэдиссон, и он вряд ли лучше, чем Сигби.