Вера Огнева - Дети вечного марта. Книга 1 Страница 14

— Смотри! Салажонок! — заорал один.

— Лови! — подхватил другой.

— Убился. С такой высоты лететь!

— Давай посмотрим.

Они подбежали к мальчишке, начали переворачивать, тормошить. Эд затаился. В кратчайший срок надлежало решить: отсидится он на ветке, или придет Пелинору на помощь. Старшие, конечно, Ивана в чувство приведут, а там и набуцкают.

Эд приготовился. Пусть ему наваляют наравне с Иваном, но сидеть и смотреть, как бьют друга, он не станет. Однако, как только парня поставили на ноги, он резко крутнулся, раскидал, зазевавшихся спасителей, и дал стречка. Старшекурсники, естественно, погнались, только вернулись ни с чем. На их крики из кабачка вывалила целая толпа.

Эд быстренько перебрался на самую верхушку дерева. Там его уже точно никто не увидит. Другое дело, что придется сидеть тут незнамо сколько. С тоской вспомнился завтрашний зачет. Даже, погнавшее с ветки, возбуждение отступило. Так и сидел в развилке на вершине, пока ни разошлась толпа. Удравшему Ивану и не снилось, чего Эд насмотрелся. Приятель от зависти завтра позеленеет. Другое дело, что отсидел себе ногу и спускался потом очень и очень долго. Домой он вернулся только под утро и упал в кровать как подкошенный.

А теперь надлежало быстренько вспомнить, что такое крестьянские корни. Таль, дружище, ты где? Эд обернулся. Сокол лихорадочно листал под столом учебник.

— Длительное время считалось, — наконец зашептал он на весь класс.

— А Вас, господин Таль, я попрошу удалиться. Зачет вы мне придете сдавать отдельно, — мстительно прошипел старый змей Мараведиш.

Таль захлопнул книгу, состроил печальную мину и пошел из класса.

— Надо так понимать, что о крестьянской культуре Вы понятия не имеете? — Его Ученость еще вытянул и так некороткую шею. Под кожей обозначились тонкие, продолговатые позвонки.

— Я учил, — твердо сказал Эд.

— Вы лжете!

— Учил!

Старый змей из-под низу вывернул глаз на студиозуса.

— Вы еще смеете упорствовать?

— Учил! — у Эда свело челюсти.

— Арп! — позвал преподаватель.

В аудиторию вошел высоченный молодой конь. Про него рассказывали всякие страсти. Он трудился исполнительным надзирателем, попросту сказать — палачом. В его функции входило: пороть нерадивых студентов. Реестр наказаний отдельно оговаривался при поступлении в университет. Либо сам студент, либо его родители в обязательном порядке ставили под реестром свою подпись.

— Пройдите, — зловеще улыбнулся Эду Кмибарам Мараведишь. — За нерадивость я наказываю пересдачей, за ложь — поркой.

— Не пойду! — Эд едва выговорил. Челюсти не хотели разжиматься.

— Если мне не изменяет память, под договором об обучении стояла подпись вашего родителя. Он согласился с тем, что в нашем университете применяются телесные наказания. Вы осмелитесь оспаривать волю отца?

У Эда одеревенели мышцы. Старый змей подло свернул простой как мычание вопрос на политику. Перед отъездом из дома отец очень доходчиво объяснил строптивому отпрыску, что с ним сделает, в случае если тот поведет себя некорректно. Деваться, таким образом, оказалось некуда. Эд сдвинулся с места и, ничего перед собой не видя, шагнул вслед за палачом.

Под наказания в корпусе естественного факультета отвели целый флигель. Ближе было идти через двор, но конь повел Эдварда коридорами. По дороге чуть отпустило. Пройди они снаружи, весь университет бы уже знал, о постигшем Эда позоре. А так, свидетелями стали только голые стены.

Перед глазами мерно двигалась широченная спина надзирателя, до середины прикрытая спутанными пепельными волосами. Он был на голову выше Эда. И, разумеется, лучше бегал. Не удерешь. Или удерешь? Тот, как подслушал, обернулся и проницательно глянул в глаза молодого собаки.

— Нам сюда.

Надзиратель отворил своим ключом дверь в короткий коридорчик в конце, которого была еще одна дверь. А за ней — только лавка и кадка в углу, из которой торчали розги.

— Ложитесь, — указал конь на лавку.

— Я тебе заплачу, — выговорил сквозь зубы Эд. — Я не позволю тебе до себя дотронуться. Договоримся?

— Я беглый каторжник, — спокойно отозвался конь. — Университет принял меня и не выдал властям. Я не возьму денег, отпущу тебя без наказания и никому ничего не скажу. Ты хочешь иметь общую тайну с беглым каторжником?

Между ними потянулись секунды. Эд посмотрел в светлые спокойные глаза Арпа и…

— Снимать штаны или рубашку?

— Рубашку.

Прикажи тот, скинуть портки, Эдвард Дайрен плюнул бы на всяческие подписи и взбеленился. А так — стянул через голову сорочку тончайшего сервезского полотна и улегся на лавку. Арп вынул из кадки розгу, согнул, посвистел ею в воздухе и молча приступил. Между прочим, папенькин конюший бил гораздо больнее. Конь не оттягивал, и десять ударов, таким образом, получились вполне терпимыми. А ведь про него рассказывали, что лупит со всего маху, не зная пощады. Енот Гаврюшка три дня сесть не мог. Одеваясь, Эд покосился на мучителя. Ни торжества, ни даже тени удовольствия. Лицо каменное.

— Что же не по заднице? — спросил Дайрен.

— Не хотел унижать достойного, — отозвался Арп.

Эд коротко кивнул и вышел.

Вот тебе и вольный университет, вот тебе и свободные студенты. Дома в замке он был в сто раз свободнее. Там что ни натвори, наружу выплывет только малая часть.

Никто не хотел связываться с младшим отпрыском. Известно — пожалуешься, отец его накажет. Только как бы то наказание жалобщику потом не вышло боком. За Эдом водились не самые безобидны шалости.

Однажды старший повар чуть не поплатился головой за свой язык. Эд стащил на кухне пирог. Повар кинулся к отцу. Папенька пребывал не в лучшем настроении и отпрыска, как не раз уже бывало, отправил на конюшню. Для исполнения родительской воли, там имелась отдельная колода и отдельный экзекутор — круглый глухонемой сирота, немеряной силы бык. Младшего он не боялся, потому как, мог убить простым шелбаном; к тому же, дому был предан до умопомрачения. Так вот, повар. На донос отец отреагировал дежурной фразой: не доходит через уши — это про увещевания, которыми потчевала Эда мать — дойдет через задницу. На тощих ягодицах юнца к тому времени уже мозоль розгами натерли. Но за очередную порку он решил отомстить. Отлежавшись, положенное время, Эд дождался приезда каких-то гостей, пробрался на поварню и насыпал соли, буквально во все кастрюли.

Ужин, разумеется, состоялся, только очень поздно. Но вместо того чтобы наказать сына, на это раз отец выгнал повара. Дайрен стал свидетелем того, как многочисленная семья старого слуги с ревом собирает манатки, как пакуются баулы и мешки, а потом старик целует на прощание отцу руку.

Приказ господина — священный закон. Даже если ты ни в чем не виноват. Повар стоял перед отцом на коленях и говорил, как ему было приятно служить, говорил, что век не забудет такого прекрасного хозяина, а отец поверх его головы печально смотрел на сына. За спиной Эда возвышался бык-конюший. На сегодня в его обязанности входило, проследить, чтобы младший отпрыск не сбежал до самого отъезда поварской семьи.

Тогда впервые в жизни Эда скрутил жуткий стыд.

Семья повара уехала. Больше таких выходок младший наследник себе не позволял, но за ним уже закрепилась слава пакостника. Отец с ним долго тогда не разговаривал. Только перед отъездом в Сарагон он напомнил сыну ту историю и рекомендовал, сначала думать, а потом действовать, что бы ни нашептывали тебе, оскорбленное самолюбие и неуемная дурная голова.

А Гаврюшка енот, между прочим, был первым доносчиком и ябедой.

Эд давно их услышал. К посту шли люди. Гвардеец внизу намного позже подхватился встречать командира с остальными воинами. Но много они не разговаривали. Лейтенант, начальник караула, приказал готовить обед и проверить оружие; отправил двоих патрулировать дорогу. Тем вся информация и исчерпалась. Досадно. Хоть бы слово лишнее кто обронил.

Эд попытался определить, чем они вооружены. Не хило, однако. Характерный скрип арбалетной пружины ни с чем не спутаешь, и свист, заряжаемого скорострела — тоже. Дайрен приготовился ждать ночи, — авось еще разговорятся; сел поудобнее, если что — подремлет.

Не пришлось. Обед закончился быстро. Лейтенант, дабы воины не расхолаживались, выгнал их на лужок, размяться. Там застучали палки, парни занялись фехтованием. Но как оказалось — не все. Командир и один из воинов остались под скалой. Собака навострил уши.

— О чем говорили во время обхода территории? — спросил лейтенант у невидимого собеседника.

— Каша, носки, ружейная смазка. Марголет какой-то…

— Марголет — женщина. Что еще?

— О том, когда подойдут регулярные войска.

— Какие слухи?

— Никто ничего толком не знает.