Ангел мертвеца - Панов Вадим Страница 14

Хозяин квартиры угрюмо подчинился, отключил сигнализацию, открыл два механических замка, затем набрал шифр на электронном, распахнул дверь, сделал шаг в комнату и замер, разглядывая голые стены.

– Не успели наполнить? – улыбнулся руководитель бригады. – Или успели потратить? – Мыкольченко не ответил. – Откройте, пожалуйста, следующую комнату.

Которая тоже оказалась пустой.

На этот раз руководитель бригады не смог скрыть разочарования и протянул:

– Странно…

– А уж как мне странно, – едва слышно прошептал ничего не понимающий Мыкольченко.

– Что вы сказали?

– Вам послышалось.

– Откройте, пожалуйста, третью комнату, – распорядился руководитель, предчувствуя нехорошее.

– Бежим! – пискнул Коззявый.

– Время есть, – буркнул Штыпсель, ковыряясь с «Универсальной удалённой отмычкой». – Деньги поднимай, сволочь.

На полу оставалось четыре упаковки, и уйбуй не собирался их оставлять.

– Открывайте!

– Дверь заклинило, – ответил Мыкольченко.

– Не надо с нами шутить!

– Я не шучу!

– Мы её сломаем.

– Да пожалуйста. – Хозяин квартиры пожал плечами и сделал шаг в сторону. – Делайте что хотите, я правда не могу её открыть.

– Ломайте! – приказал руководитель.

– Тут «болгаркой» не справиться, – ответил один из спецов.

– Взрывать её, что ли?

– Как скажете. – Спец в последний раз надавил на ручку, и дверь неожиданно подалась. – Во! Отклинило!

Руководитель оттолкнул его, ворвался внутрь, огляделся и яростно посмотрел на Мыкольченко.

– Где деньги?

– Какие деньги? – проявив чудеса самообладания, поинтересовался в ответ хозяин квартиры. – И, кстати, объясните, в конце концов, что вы ищете в моём доме?

– Деньги… – с совершенно невозможной для себя ласковостью произнёс Штыпсель Дурич. – Баблосики мои ненаглядные… Денежки…

Уйбуй блаженствовал, лёжа на сваленных в кузове грузовика упаковках, и не мог думать ни о чём ином, кроме как:

– Денежки…

– Жалко, что не наши, – вздохнул Козел. И тут же поправился: – Не все наши.

– Похрен, мля, въехал? – отозвался Штыпсель, но без раздражения, с прежней ласковостью. – Мы долю поднимем серьёзную.

– А может, кинем Урбека? – несмело предложил Коззявый. – Ща грузовик сменим, парики напялим – и в Вологду. Там с такими деньжищами можно круто развернуться.

– А почему в Вологду? – не понял Козел.

– А куда ещё?

Некоторое время дикари размышляли над вопросом Коззявого, после чего единодушно пришли к мнению, что больше действительно некуда.

– Разворачиваться ты будешь ровно столько, сколько от Урбека сворачиватели приедут, чтобы тебя, дурака, наизнанку вывернуть, – продолжил журчать Штыпсель. – Старый барыга даром что на дело не ходит – следить за тем, чтобы его не кинули, он умеет.

– Пойди найди нас в Вологде, – не согласился Коззявый. – Запарится, в натуре.

– Да ему тебя сыскать – раз плюнуть, а приказать на ятаган насадить – и того меньше. – Уйбуй сладко зевнул. – Вы, бойцы, осознайте, что мы тута грузчики, а денежки эти – Урбека, въехали? А раз въехали – помалкивайте.

Штыпсель потёрся щекой об упаковку каких-то не-рублей, однако вернуться в блаженное состояние ему не позволил Жбан.

– Слышь, уйбуй, мы когда в квартиру входили, ты морок выключил?

– Ага, – подтвердил Штыпсель. – Зачем он нам?

– А когда челы пришли – включил?

– Конечно включил, дубина, иначе они бы нас заметили, въехал?

– И «накидку пыльных дорог»?

– И «накидку пыльных дорог», дубина, там же челы с видеокамерами шныряли. – Уйбуй приподнялся на локте и посмотрел на чересчур смышлёного бойца. – А почему спрашиваешь?

– Да я подумал… – Жбан почесал затылок. – Вот мы сейчас уехали, а что там челы видят?

– Как такое возможно? – очень тихо спросил руководитель бригады.

– Не знаю, – честно ответил оператор. – Понятия не имею, но факт есть факт.

– Да, факт есть факт… – протянул руководитель. И крепко выругался.

Потому что этот факт мог стоить ему карьеры.

После того как в результате обыска, который должен был увенчать двухлетнее расследование, не было найдено ничего, руководитель отправился в туалет, в котором долго, почти пять минут, пинал ногами золотой унитаз, бессильно матерясь сквозь зубы. Взяв себя в руки, умылся, вышел, стараясь держаться предельно спокойно, с удивлением обнаружил, что растерянность, появившаяся в поведении Мыкольченко после вскрытия сейфовых комнат, его до сих пор не оставила, а затем зашёл в одну из них, где ему продемонстрировали выломанную оконную решётку.

– Разве она не была целой, когда мы открыли комнату?

– Была, – подтвердил оператор. – У меня видео есть.

И он показал запись: Мыкольченко открывает сейфовую дверь, они входят в комнату, осматриваются, решётка цела. Оператор покидает комнату. Затем его зовут вновь – руководитель в это время пребывает в уборной – оператор входит в комнату и снимает грубо выломанную решётку. И так во всех трёх помещениях.

И как прикажете это понимать?

– А понимать это следует так, – мрачно сказал руководитель. – Твоя запись – единственное доказательство того, что это не мы прикарманили три с лишним тонны денег, которые здесь хранились.

Некоммерческое общественное объединение

по исследованию перспективных и прочих явлений

Москва, Петропавловский переулок

Договориться об аудиенции оказалось на удивление легко.

Только потом, много позже, анализируя состоявшийся разговор, Лисс поняла, что её звонка ждали и каждая деталь встречи были тщательно продумана. Потом поняла. А тогда удивилась тому, что секретарь Внутренней Агемы с лёгкостью согласился «передать господину Схинки, что с ним хочет поговорить Лиссет Кумар». Думала, придётся подождать день, а то и два – если ближайшему помощнику Консула вообще передадут её послание, – однако Схинки перезвонил часа через полтора, ближе к вечеру… Сам перезвонил! И спросил, чего она хочет? Спросил без агрессии и злости, равнодушным тоном показав, что мог бы и не перезванивать, но воспитание обязывает. Всё-таки какие-никакие, а знакомые. Девушка ответила, что ей очень нужно поговорить с Консулом. Уточнять, по какому вопросу, Схинки не стал, понимал, что после всего случившегося беспокоить Консула по пустякам Лиссет не посмеет. Сухо ответил: «Я посмотрю, что можно сделать» и положил трубку. А совсем поздно, почти в полночь, пришло текстовое сообщение со временем и адресом, причём весьма неожиданным адресом. Девушка ожидала, что ей прикажут явиться в штаб-квартиру Внутренней Агемы, но её пригласили на Солянку. В непримечательный, не то чтобы невзрачный, но абсолютно ничем не выделяющийся двухэтажный особняк, каковых в старой Москве огромное множество. Ухоженный, но без фальшивого блеска дорогого ремонта, в ходе которого старые окна менялись на пластиковые пакеты, а все внутренности переделывались в угоду новым хозяевам. Нет. Домик и снаружи, и, как выяснилось позже, внутри хранил исторический облик, и нынешние его владельцы только мебель поменяли.

– Потому что раньше тут было какое-то унылое канцелярское дерьмо, подходящее для бухгалтерии присутственного места, – объяснил Схинки.

– Для бухгалтерии НКООИППЯ? – уточнила Лисс.

– Ага.

– Что означает аббревиатура?

Медная табличка слева от входной двери несла на себе только эти буквы, без расшифровки, и девушка решила начать разговор со светского вопроса.

– Некоммерческое общественное объединение по исследованию перспективных и прочих явлений.

– Сам придумал?

– Ага, – подтвердил орангутан. И честно признался: – Мне очень понравилась та чушь, которую Тыжеумер изобразил на твоём нынешнем доме, вот и решил сделать нечто подобное.

– Получилось неплохо.

– Спасибо.

Кабинет Схинки на первый взгляд показался обыкновенным: письменный стол, сделанное на заказ кресло – орангутану плохо сиделось в тех, что предназначались для людей, – ноутбук. И полное отсутствие книг: ни одной полки, ни одного шкафа. Но при этом барахла по комнате было разбросано такое количество, что помещение отчаянно напоминало помойку квартала миллионеров – столько в нём было дорогих, но не особенно нужных и по большей частью бессмысленных вещей: несколько мраморных статуй, от небольшой, настольной, до изящной нимфы в человский рост – размеры комнаты позволяли ей затеряться; золотой телефон дизайна начала ХХ века – «В рабочем состоянии, но я не пользуюсь»; вделанная в стену половина рояля – «Обещали собрать полностью, но мастер заболел, а потом я забыл. Но играть на нём можно»; груда соболей – шубы, куртки и отдельные меха, среди которых вилась длинная нить крупного жемчуга; сабля в украшенных драгоценностями ножнах; фотографии и фотоальбомы; игральный автомат «Морской бой» – «Сожрал все пятнадцатикопеечные монеты и не отдаёт»; и резная кушетка в углу.