Ник Перумов - Черное Копье Страница 14

— А кто это там так орет? — вдруг поинтересовался Торин, и в следующий миг топор его был уже взят наизготовку.

За холмистой грядой и впрямь раздавались какие-то невнятные крики. Непохоже было, чтобы кричавший звал на помощь, — он словно бился в непередаваемом ужасе, схватившись один на один с самой смертью и уже не рассчитывая на спасение.

В следующий миг друзья хлестнули своих пони. Навстречу им полетела снежная дорога, протоптанный след круто сворачивал за холм, и, хотя там могла быть засада, никто не натянул поводья. Крики не смолкали.

Белые, кое-где перечеркнутые темными ветвями склоны резко раздались в стороны, и друзья с разгону вылетели прямо на речной берег. Перед ними расстилалась широкая долина реки Карнен; ровный, присыпанный снегом лед еще сковывал ее воды, но почти на самой середине в чистом белом ковре виднелась небольшая черная клякса, в которой что-то билось и плескалось. Крики доносились оттуда.

— Тонет кто-то! — крикнул Фолко и первым очертя голову бросился к полынье.

Малыш едва успел повиснуть у него на плечах и остановить хоббита.

— Ты что, сам на дно захотел?!

Торин осторожно попробовал ногой лед. Тот вроде держал. Вытащив веревку и торопливо завязав петлю на ее конце, гном, чуть пошатываясь, двинулся к полынье. За ним поспешили Малыш и Фолко, наспех обвязав друг друга другой веревкой.

Лед под ногами пугающе скрипел, кое-где по нему начинали змеиться предательские трещины, но друзья все же шли вперед и вскоре увидели, что в полынье бултыхается какой-то человек, отчаянно пытаясь выбраться обратно на лед; на другом берегу к дереву был привязан оседланный конь и рядом с ним — другой, под вьюками.

— Эге-гей! Держись! Мы идем! — заорал Торин, желая подбодрить тонущего.

Однако лед вблизи полыньи был то ли подмыт теплыми ключами, то ли еще почему-либо, но оказался еще менее прочен, чем у западного берега. Гномы легли и поползли, однако вскоре лед вновь стал похрустывать под тяжелым Торином, и тот замешкался. Они подобрались уже довольно близко, и было видно совершенно белое лицо попавшего в беду человека; обессилев, он уже не пытался выкарабкаться на край полыньи, а лишь кое-как держался на поверхности, — даже кричать перестал.

Гномы задержались, и тогда Фолко, взяв веревку в зубы, осторожно пополз вперед. Он не чувствовал страха, была только неясная злоба на всю эту реку, этот лед, на дурака этого, которого угораздило провалиться в таком неудобном месте… Лед хрустел под ним, однако ему удалось заставить себя не слышать этого, и вскоре он, подползя почти к самому краю полыньи, исхитрился и накинул широкую петлю на плечи тонущему. Тот отчаянным усилием продел в нее руки, и хоббит затянул спасительный аркан у него под мышками. Гномы дружно ахнули, ухнули, рванули что есть силы — человека пробкой вынесло на лед, и прежде чем он успел подломиться под тяжестью тела, друзья оттащили спасенного в безопасное место.

Спустя считанные минуты на берегу уже вовсю пылал костер. Малыш и Торин суетились вокруг полураздетого человека, растирая ему руки и ноги, а хоббит осторожно вел в обход полыньи испуганно похрапывающих коней. Только теперь он смог наконец разглядеть спасенного ими.

Он был высок, светловолос, уже не молод, но и далеко не стар — скорее, он находился в возрасте между тридцатью и сорока годами, возраст не очень почтенный для хоббита, но расцвет сил для человека. Его развешенная у огня добротная одежда, прошитая по швам красным шнуром, выдавала в нем уроженца Дэйла. Он был вооружен — длинный прямой меч в потертых красных ножнах, а в одной из седельных сумок зоркий хоббит углядел очертания шлема. На полуобнаженной груди человека Фолко заметил длинный багровый рубец — довольно свежий, ему еще предстояло стать белым шрамом.

Согретый и отпоенный горячим, человек приходил в себя, и у Фолко зашевелились пока еще смутные, но тревожные мысли. Скорее всего, он из войска Олмера… Что же с ним теперь делать? Сначала спасти — и только для того, чтобы допрашивать, пытать, если он станет молчать, а после — убить? Теперь в Одинокую Гору пленника не отправить.

— И угораздило же тебя, — начал Торин, протягивая спасенному снятый с огня котелок. — Как это случилось?

Человек пил, обжигаясь, и невнятно ответил, что, наверное, там тоже кто-то или провалился, или еще что, но он, похоже, угодил на недавно замерзшую полынью. И тотчас, не дав Торину даже рта открыть для нового вопроса, стал спрашивать сам:

— Откуда вы? Что вы здесь делаете? Как вас зовут?

— Путешествуем по своим делам, — многозначительно ответил Торин, незаметно подмигнув Фолко и Малышу. — Мы гномы из Эребора. А ты кто?

Человек ответил не сразу. Его взгляд почему-то надолго задержался на топоре Торина, даже не на топоре, а на его топорище — он словно был очень удивлен, увидав нечто знакомое в совершенно неожиданном для него месте. Потом его взгляд скользнул по открытой от жара костра груди хоббита, на которой висел заветный кинжал, и глаза его внезапно блеснули, однако он ничего не сказал, лишь назвав свое имя — Герет.

— Куда же ты держишь путь? — спросил Торин.

— В Дэйл. Там мой дом, — ответил Герет.

Торин сидел напротив него с топором на коленях, человек едва заметно усмехнулся и положил к себе на колени свой меч. На крестовине смутно виднелось какое-то клеймо, Фолко напряг зрение и едва не вздрогнул, заметив давно знакомое клеймо с Великой Лестницей!

— А я Трор, а это Трей, а это — молодой Нар, — Торин назвал самые распространенные среди гномов имена. — Хочешь еще? — Он кивнул на опустевший котелок.

— Чем же мне отблагодарить вас — за спасение и за все остальное? — сказал Герет и благодарно приложил руку к груди.

— Правдивыми вестями! — вдруг резко бросил Торин. — У тебя на мече знак того, кому мы служим. Мы идем за его отрядом, но отстаем на несколько дней пути. Ты ведь от него, не так ли?

Герет весь сжался, настороженно блестя глазами и положив руку на рукоять меча.

— Ты сомневаешься? — невозмутимо продолжал Торин. — Я понимаю тебя. Но взгляни на это топорище! Взгляни — кинжал на груди Нара — и вспомни, если ты действительно служил ему! Кинжал этот — его гундабадский трофей, и Вождь Эарнил сам подарил его Нару, а мне — свой чудесный посох на топорище!

— Да, я узнаю их, — медленно проговорил Герет, — а я еще дивился, как они очутились здесь.

— А все ли в порядке у хельгибаана? А старый Глофур с его улагами? — вдруг встрял в разговор Малыш.

У Герета, похоже, это развеяло последние сомнения. Он широко улыбнулся, вздохнул с облегчением и по очереди протянул им всем руку.