Атрак (СИ) - "1ex0" Страница 14

Прошёл один день, и под середину следующего на горизонте показались чёрные створы, подобно вратам в чёрный город, округа же по мере продвижения Дракалеса вглубь мрачных земель погружалась во мрак, а дух тревоги и ужаса усиливался. Уже мнилось, что стоящие справа и слева скелеты дерев есть не просто грозные предостережения для неосторожного путника, но некие существа, безмолвно следящие за поступью того, кто вступить набрался смелости сюда. Была тишина. И в тишине этой изредка слышалось поскрипывание. А Дракалес краем глаза улавливал еле заметные движения безлистых крон, но никак не реагировал на это, ведь Лиер открыл ему, что миры полнятся различными диковинными существами, которые селятся, почитай что, под самым носом у людей иль иных каких существ, а те не берутся смелости потревожить их покой. Дракалес же пока лишь терялся в догадках, кто это. Похожи древа эти на дулов, но было в них множество противоречий тому, что об этих существах поведал ему ратард, потому отбросил такой вывод и шагал далее.

Мрачность нагнетала. Неутолимый дух тревоги перерос в безумную паранойю — мнилось, как слово отовсюду на путника глядят алчущие крови глаза, а существа, обладающие ими, тщатся сгубить шествующего по пути к смерти. Чёрные створы неведомого городища приближались, и уже можно было разглядеть, что врата эти были деревянные. Чёрными они были, скорее, от неухоженности — прогнили, ведь некому заботиться о них, а теперь стоят, как памятник величию существа, поселившемуся тут. Дракалесу хватило лишь вступить в земли эти, чтобы познать, какое лихо таится впереди.

Нежить. Лиер очень многое открывал молодому тарелону о существах этих, которые, презрев гибель и загробный сон, оберегают места своих обитаний. Всё, что ни было сказано наставником Дракалеса, выражало лишь величайшее восхищение этими существами. Нежить появляется из любого, кто умрёт. Но смерти мало для рождения бессмертного. Лиер рассказывал: «Смерть очищает от прегрешений, свершённых существом во время своего бессмысленного бытия, лишает его той сущности, которой он обладал до того, как глаза его сомкнутся навечно. И тогда приходит тот, кто обладает сущностью зора, сущностью смерти, и взывает к умершему, а мертвец, повинуясь зову магистра бессмертной магии, восстаёт из мёртвых и также разделяет сущность смерти. Их сознание едино, так что они даже не имеют нужды в словах, чтобы обмениваться мыслями. Каждому бессмертному открыто всякое сознание его союзника, где бы тот ни находился, равно как и все бессмертные ведают знаниями и помыслами одного, что делает их едиными в своих планах и задумках. Я говорю бессмертный, а это значит, что нежить непобедима. Ты только представь: воитель, познавший всю мудрость своего ремесла, но исчерпавший свои силы, не может воевать дальше. Таким образом, если сложить всё то, что приобрело существо после того, как стало нежитью, получается бессметный и непобедимый воин, который стал ведать в миллиарды раз больше, чем то, что сумел он познать при жизни. Для нас они не враги, а потому и не нужно с ними воевать». Дракалесу очень понравилось то, что открыл ему мудрый ратард. Непобедимый воитель, ведающий множеством знаний в боевом ремесле, в глазах ваурда великий противник, с которым он готов скрестить клинок. А потому Дракалес уже изначально поставил для себя цель отыскать кого-то из представителей бессмертных, чтобы бросить ему вызов и получить достойный отпор. Ведь что есть более блаженное для бога войны, кроме лишь битвы с достойным противником? Но, много размышляя над величием этих существ, он приобрёл некую тягу к смерти и даже хотел попробовать побывать бессмертным, хотя и понимал, что это невозможно, ведь, переступив порог смерти, вернуться уже будет нельзя. Сущность поменять уже будет невозможно.

Предвкушая миг встречи с нежитью, тарелон Атрака шагал, полнясь надежды и стремления поскорее войти в чертог бессмертного и наполниться ещё большим знанием об этом существе. Мысли его направились вперёд, за пределы мрачного города, туда, где сидело оно, существо из бессмертного полчища, позабыв о том, что, претерпевая, в отличие от него, страх и неуверенность, за ним плелась Золина.

Шаг ваурда отделил один мир от другого. Мир людей остался далеко позади, за вратами, что оказались за спиной. Теперь же тарелон стоял в мире тьмы и страха. Округа потонула во мраке. Мертвецки-зелёная луна повисла над этим местом, озаряя всё своим мрачным свечением, отчего погост становился ещё более зловещим, нежели в кромешной тьме. Дух тревоги и паранойи сменился иным духом, доселе неведомым Дракалесу. И подумалось в тот миг ваурду, что это есть дух зора, что таким образом ощущается присутствие нежити. Изредка сверкала молния — и на мгновение очертания всех строений приобретали яркое выражение. Погост был большим. И могил было там не столь много, сколь их там могло уместиться. Все они были разрыты, а на дне пустовали. Однако могилы были последними деталями погоста, которые привлекали внимание. Перво-наперво взор Дракалес пал на высокую башню, что располагалась в самом центре. Воззрившись на неё, он оценил структуру и нашёл её замечательной: «Крепка, неприступна, изящна — штурм такую не сломит. Тем более, по всей видимости, у неё нет входа». Башню с тянущимся к небесам шпилю ваурд обошёл со всех сторон и убедился в правильности своих наблюдений. Лишь изредка попадались маленькие стрельчатые оконца. Но были они настолько малы, что пролезть в них сможет лишь человеческий ребёнок. Башня была построена как бы из камня, что несомненно прибавило уважения к архитектору в глазах Дракалеса. С четырёх сторон погоста располагались белые мраморные мавзолеи. Проходы в них глядели на башню. От каждого мавзолея к башне тянулась тропа, вымощенная из камня. Симметрия данной задумки также нашла положительный отклик в сердце бога войны. Как же всё величественно и дивно было в мире этом, чего нельзя было отметить в человеческих поселениях. Зауважал Дракалес нежить пуще прежнего и грезил о встрече с кем-то из бессмертных сильнее, чем раньше. Подошёл бог войны к одному из мавзолеев, чтобы оглядеть его. Слева и справа от прохода в мраморное помещение стояли скелеты. Точно изваяния были они недвижны и безмолвны. Никак не реагировали они на присутствие ваурда рядом с ними, ведь ощущали в нём величие, чего лишены люди. Хоть от монумента их не отличало ничего, Дракалес понял, что пред ним стоят бессмертные. Долго ещё глядел в их бездонные глазницы будущий томелон, пытаясь углядеть чуть больше, чем было открыто его разуму. Но безмолвные стражи не обращали никакого внимания на незваного, но тем не менее великого гостя. Дракалес же, поняв, что тайны свои эти двое не открою, ринулся внутрь мавзолея.

Как же удивился бог войны, поняв, что эти самые мраморные постройки есть не что иное, как проходы к той самой башне. Вначале вниз стала спускаться винтовая лестница, такая же мраморная, идеальная. Потом Дракалес оказался в длинном коридоре, ведущем в сторону чёрной цитадели. А вдали виднелась очередная лестница, которая выводила уже к самому обиталищу того самого зла, из-за которого это место претерпело такие изменения. Дракалес двинулся в сторону башни, ни минуты немедля. Мимо проплывали факелы, которые освещали коридор мерным бледно-зелёным свечением, подобно сиянию луны. И вновь краем глаза могучий воитель видел, как по стенам вслед за ним ползли тени. Особенно явно было присутствие теней в тот миг, как они пролетали мимо факелов, потому что их тёмные силуэты затмевали свет, и мнилось, что кто-то меж Дракалесом и стеной проскочил. Дух зора населял этот тоннель так же обильно, как это было на поверхности. Это их мир, искусственно созданный или переделанный на свой лад. Во всяком случае, Дракалес счёл всё окружающее его идеальным. Нежить берёт чужое и творит из него своё. Многие сочтут это уродством, лиходейством, разрушением. Однако слова их ничтожны, потому что выражают столь же ничтожную сущность их. Победитель же считал иначе — изменяя первозданное, нежить усовершенствует это, доводит до идеала. Но люди, настроив свои разумы на самовознесение, не признают ничего иного и не хотят порой задумываться даже над тем. Возможно, обращение в нежить и есть их спасение от бренной жизни, в конце которой они исчезают и перестают существовать. Но нет же, человек назвал это смыслом жизни, некой прекрасной трагедией и отыскивает в этом ложный смысл, создавая поучения, основанные на пустых измышлениях и неверных выводах, сделанных своим, грубым, близоруким разумом. «Поднявшись ввысь, они не могут увидеть того, что внизу, — говорил Лиер, — Равно как и, стоя на земле, не могут видеть того, что в небесах». И вот пред ними встаёт великая возможность, отринув свою гнусную сущность, обратиться в бессмертных, превознестись над самими собой, возвыситься. Но что они творят? Страшатся, бегут прочь от спасения, рассуждая между собой, что нежить жаждет их крови и плоти. Глупцы и слепцы.