Роман Афанасьев - Огнерожденный Страница 14

Но больше всего его беспокоило другое. Его поведение во время нападения. Подмастерье ругал себя за трусость и нерасторопность. Быть может, если бы он вовремя выскочил из-под повозки и бросился в бой, то, может быть, удалось бы спасти караванщиков. Умом Фарах понимал, что выскочи он из-под укрытия в разгар схватки, то, скорее всего, список жертв увеличился бы еще на одного человека. Но его совесть не хотела принимать это оправдание. Он должен был сражаться, а не прятаться, как струсившая мышь, забившаяся в нору. Он опозорил себя. Опозорил своего деда. Тот хоть и был стар, одолел в бою настоящего воина, наемного убийцу. От этих мыслей хотелось плакать. Тогда Фарах шипел сквозь зубы, ругал себя последними словами и яростно подхлестывал быков.

Через час пути Танвар, внимательно присматривающий за спутником, не выдержал.

– Фарах! – позвал он.

Подмастерье обернулся. Северянин выглядел ужасно. Кожаная рубаха, залитая кровью, подсохла и стояла колом, местами прилипая к кольчуге. Обритая щека дико смотрелась на фоне бороды, а рана продолжала кровоточить.

– Парень, успокойся, – сказал северянин и поморщился от боли. – Ты все делал как надо. Все что мог. Если бы ты бросился в бой со своим ножичком, то сейчас тебя бы везли вон на той повозке.

– Я мог отвлечь кого-нибудь из бандитов, – неуверенно возразил подмастерье, понимая, что северянин прав.

– Ага. Своей смертью. Я и так еле успел вытащить тебя с того света. Нет, ты все сделал правильно. Послушался меня и уцелел. Так и поступай в дальнейшем.

– Я струсил, – упрямо сказал Фарах. – Надо было сражаться.

– Заткнись. Не перебивай. Мне говорить больно. Ты все сделал правильно. У тебя нет боевого опыта, а у меня есть. Мой опыт подсказал, что тебе лучше сидеть в укрытии. Я не отвлекался на твою защиту и мог помочь остальным. Ты послушался меня, и все устроилось наилучшим образом. Ты провел свой первый бой на отлично, – слушался своего командира и уцелел. Поверь, это немало. Многие не смогли пережить свой первый бой именно потому, что не слушали командиров. А теперь будь добр, помолчи. Мы с тобой потом поговорим.

Танвар помолчал, откашлялся и многозначительно добавил:

– Обо всем поговорим.

Фарах отвернулся и сосредоточился на дороге. Сейчас лучше следить за языком, чтобы не сболтнуть чего лишнего. Положение и так серьезное, даже если не брать во внимание ночное нападение разбойников. А тут еще и это…

Подмастерье знал, на что намекал северянин. Огонь. Истинный огонь, зажегшийся на кончиках пальцев подмастерья деревенского кузнеца. Фарах знал, что это такое. Так бывает у жрецов. Общаясь с Энканасом, они могут призывать его силу и пользоваться ей. Не все. Только самые стойкие в вере и преданные Энканасу. Конечно, каждый из смертных носит в себе частичку божественного огня. Но не каждый может найти ее в себе, это удается только отмеченным Богом Огня. Обычно они и становятся Жрецами. Сначала, конечно, обучаются в храмах, разучивают особые молитвы и, в конце концов, самые достойные получают в свое распоряжение божественную силу – огонь. Они могу призывать его, чтобы сражаться со скверной: c тьмой и холодом, с еретиками. Но то – жрецы. Огонек в руках мальчишки, пусть даже такой маленький, это все равно, что алмаз размером с кулак в кармане у нищего бродяжки. Что-то совершенно немыслимое, невозможное. И очень опасное.

"Если бы только был жив дед, – подумал Фарах, сглатывая пересохшим горлом. – Он бы смог мне рассказать, что делать дальше. И как с этим быть".

Дед. Тейрат. Мудрый и спокойный, рассудительный и предусмотрительный. Перед смертью сказал своему внуку, что он не его дед. Не родня. Но кем же тогда он был? Жрецом Темного Пламени? Еретиком? Но почему тогда возился с мальчонкой, опекал его, оберегал, учил… Фарах не находил ответов на эти вопросы. Он по-прежнему считал Тейрата дедом и не собирался верить последним словам умирающего. Нет. Наверно это предсмертный бред. Но откуда взялся истинный огонь на его пальцах? Да, конечно, это возможно. Но только после долгих тренировок, после молитв и ночных бдений, когда твоя воля сливается с Богом Огня, когда его сила входит в тебя и дарит частичку своей силы, тогда и только тогда. Фарах был твердо уверен в том, что в тот момент, когда на него замахнулся разбойник, он не думал о всеблагом Энканасе. Он вообще ни о чем не думал. Просто испугался, жутко испугался, да так, что ни о чем не мог помыслить, кроме одного – близкой смерти. Подмастерье не обращался к Богу Огня. Но тот видимо ответил, сжалился над несчастным, стоявшим на пороге смерти. Значит ли это, что Энканас его простил? Простил Фараха, и заодно деда, пусть и раскаявшегося, но все же еретика?

Подмастерье зябко передернул плечами. На улице стояла обычная дневная жара, но по его спине катались ледянее мурашки. С той поры, когда он переступил порог собственного дома и наткнулся на труп воина, многое изменилось. Слишком много. Каждый день менял судьбу Фараха так круто, как не меняли ее прожитые ранее годы. Подмастерье чувствовал себя так, словно попал в середину песчаного вихря. Его словно бы уносило ветром, раздирало на куски. Как долго это будет продолжаться? Когда же, наконец, все успокоиться! Почему беды одна за другой валяться на него как из дырявого мешка, грозя превратить его жизнь в ледяные пустыни ада.

– Фарах!

Подмастерье вскинулся и повернул голову на окрик. Оказалось что рядом с повозкой бредет бык с уцелевшим караванщиком – Тасамиром.

– Фарах, – позвал он. – Вода есть?

– Нет, – отозвал он. – Только вино.

Тасамир выругался и ударил быка по голове. Тот ускорил шаг и вскоре оказался во главе колоны, рядом с другими уцелевшими торговцами.

Подмастерье оглянулся назад. Хасир спал, откинувшись на борт и накрывшись с головой белым полотенцем. Танвар лежал на полу повозки и тяжело дышал. С присвистом и хрипами.

Он оставил поводья и бросился к северянину. Опустился на колени рядом с ним, приподнял курчавую голову… Рана на щеке покрылась запекшейся кровью, но выглядела хорошо. Может быть, северянину плохо от другого? Может сердце, как у деда?

– Фарах!

Подмастерье поднял голову и едва успел поймать бурдюк, летящий в него. Тасамир, оказывается, вернулся с водой.

– Умой северянина, – велел он, – и смочи полотенце Хасира. Дети собак! Почему никто не подумал положить воды в повозку раненых!

Подмастерье исполнил задание со всей тщательностью, аккуратно расходуя воду. Хасир даже не проснулся. А вот северянин заворчал, застонал.

– Что с ним? – Спросил Тасамир.

– Не знаю. Кажется ему плохо.

– Храбрый воин… Если бы не он, нас бы уже жевали дети собак. Посмотри что с ним.