Мы не ангелы, парень - Татьяна Лаас Страница 14

Ирбис скривился:

– Плевать!

Волк рассмеялся:

– Прям фестиваль плевков!

– Я серьезно, – сказал кот, – а ты...

Тот пожал плечами:

– Не люблю, когда одного третируют. Потому и сказал. В двоих плевать интересней. Кстати, они теперь рогатку в спину делают, типа, от сглаза. Так что не удивляйся активной игры в “Козу” среди деревенских.

***

Днем привалило работы – надо было нести охрану, заготавливать новые копья, собирать валежник для костра, готовить, убирать за тяжелоранеными, стирать, кормить лошадей, чинить телеги, расчищать дорогу... Еж, как только проснулись, начал было распределять работу, но деревенские набычились и подчиняться отказались. Особо смелая, та, что плюнула в Ирбиса, заявила, что котелок их, еда их, готовят они только для себя и... Вы там, а мы тут, и ничего не знаю. Еж побелел от ярости, хотя под маской этого видно не было.

– Хххххорошо... – Глаза его сузили, но... Не воевать же с бабами? Мужики предусмотрительно прятались за их спинами и спинами ничего не понимающих детей. Вихрь подошел ближе, заготавливая на ходу речь – действительно, не убивать же их? Но голос опять подал княжич, он даже присел на своей лежанке, хватаясь руками за выступы скалы:

– Так, всем молчать! – прошипел резко, но требовательно.

– Бабы, ты и ты, – его указательный палец ткнул в первых попавшихся, – валежник собирать, костер поддерживать да еду готовить. На всех! Ты, – еще одна выбранная наугад, – к тяжелораненым! Сменила подкладные, живо! Обмыла, раны перевязала! Да руки свои помыть не забудь! Белье отдашь вон той, – вновь просто ткнул в толпу, – на речку пойдешь – стирать. Опреют раненые – я из тебя новой кожи для них нарежу. Поняла? Ты, – вновь нашел он жертву в общей толпе. – За детьми ходишь. Ясно? Кто еще без работы? Мужики – лошадей кормить и чистить, солдаты....

Те как раз не сопротивлялись.

Тадеуш продолжил:

– Телеги чинить и дорогу чистить. Еще... – Он вспомнил в последний момент, – выделить пять человек для погребения погибших. Потом, как станет безопаснее, храмовники придут, проведут все обряды, а пока похоронить так... Увижу, что отлынивает кто, лично клопендрам скормлю. Вопросы?

Толпа молчала.

– Когда почему еще здесь?! – Тадеуш, тщедушный, мелкий, но абсолютно уверенный в том, что ему все вокруг должны подчиняться, откинулся назад на лежанку только когда деревенские пошли прочь.

– Лихо ты их, княжич, – фыркнул Вихрь.

Тот прикрыл глаза, грудь болела нестерпимо:

– Должность такая. Слабину дашь – на шею сядут.

Фамильярного “ты” он то ли предпочел не услышать, то ли признавал, что он боевым магам не чета.

***

Поставленный за старшего над солдатами, Вишко Тесар, только чесал в затылке, разглядывая громадную кротовину аккурат посредине дороги. Телегу из неё уже вытащили, мертвецов оттащили выше по склону и там, где были не настолько каменистые склоны, уже рыли одну на всех могилу. Оставалось решить: что делать с кротовиной? Ни пройти, ни проехать, она испохабила всю дорогу. А с одного края шумела Лютога, с другого скальный выступ – дорогу по-новому, в обход кротовины, не проложишь. И через неё – не проедешь.

Еж, направлявшийся на излом дороги, на самую её верхнюю точку, откуда Черно-гора был как на ладони, услышал в спину кхеканье Тесара:

– Эй, ты, маг, значиться...

Еж обернулся нарочито медленно:

– Слушаю? – спрыгивать со скалы и подходить не стал – кто этот Вишко и кто – он?

Тесар видно осознал это и уже миролюбивее сказал:

– Не злись, коль что не так. Про вас байки ходят – упыри и те милее кажутся.

– Еж я, можешь по боевому имени обращаться. Что хотел? – Он все же спрыгнул вниз и подошел ближе.

– Да вот, я думу думую, а в голову ничего нейдет. Рытвину такую за сутки никак не засыпать. А не засыпать – телеги не проедут. Если тащить телеги через кротовину, то тяжелые ж они... Разбирать телеги? Или... Или вы что придумать можете?

Он с надеждой посмотрел на мага.

– Придумаем, – отозвался Еж и легко перепрыгнул через кротовину, для него разговор был окончен.

– Придумает он, – буркнул в спину Тесар и вздохнул, – ну ё-моё... Ладно....

Он развернулся к своим:

– Отставить разбирать телеги, тут маги думу думуют. Авось чего и надумуют.

Еж оглядываться не стал – ну их всех...

...ДумУют они...Думатели нашлись...

Пошел прочь, на самую высокую точку дороги, всем телом ощущая, как придвигается граница дозволенного. Иголочки инея закололи сперва левое запястье, потом понеслись по руке вверх. Когда дошел до вершины, болело уже все тело так, что ноги подгибались, а дышать стало тяжело, воздух словно загустел, превращаясь в жидкость, а то и в ломкие, острые камни, с трудом скользящие по дыхательному горлу, царапая его.

С одной стороны это здорово охлаждало горячие головы, пытающиеся дать деру из Цитадели, с другой... Страшно мешало, когда враг оказывался за границей, терзал кого-то, а ты замирал не в силах помочь.

На одном упрямстве он все же дошел до вершины, останавливаясь и рассматривая всю долину перед Черно-горой.

Отсюда до самого города было пеших три лиги, на телегах от силы лига наберется.

Дорога змейкой весело бежала вниз, следуя изгибам Лютоги, а потом отходила от неё прочь – весенняя река не щадила никого, разливаясь щедро и широко. У города, расположенного на склоне другого холма, Лютога делала изгиб, омывая Черно-гору с трех сторон, прежде чем унестись прочь, к океану. Несколько мостов было перекинуто через её берега, соединяя долину и город.

Еж запомнил Черно-гору богатым городом в многочисленных куполах храмов Деспера, с разросшимся посадом перед крепостными стенами и бойкой ярмаркой там же.

Сейчас вся богатая долина перед городом была щедро перепахана пьяным пахарем, вся в норах пескожилов и змеевиков, в кротовинах и паленых отметках сороконожек. Посад перед городом сгорел полностью, только горелые трубы и торчали в небеса. Перед прочно закрытыми главными воротами города ютились крытые повозки и немногочисленные телеги, дымили костры и сидели обреченные люди. День был в самом разгаре, а ворота города так и не открылись.

– И по ходу, не откроются уже.

Еж нагло присел на невысокий придорожный каирн, сберегая силы и бездумно глядя за горизонт. Остался тут надолго, почти до вечера, когда по-весеннему рано садящееся солнце красными лучами осветило Черно-гору, скрываясь