Анна Чарова - Волчонок на псарне (СИ) Страница 14

Заголосив в две глотки, мы с Мышем рванули в чащу, лишь бы подальше от заколдованного тумана! Мы падали, проваливались в лужи, спотыкались о корни, по лицу хлестали ветки. Дороги не было, мы просто ломились вперед, и вокруг мелькали стволы, пни, кочки, кусты, пригорки и овраги.

Остановились мы, когда путь нам преградила стена терновника. Мыш оглянулся, заполошно дыша. Его грудь вздымалась и опадала, глаза на лоб вылезли.

— Ну тебя с твоими огне… — он закашлялся. — С огневками.

Хотелось его поддеть, обозвать трусом, но я смолчала, потому что так же испугалась непонятно чего. Очень стыдно испугалась, как мягкотелая, а сейчас стало понятно, что то был вообще не мой страх, а Мыша.

Интересно, как далеко мы забрались? Я вся такая вспотевшая, что аж мокрая, значит, бежали долго. Наверное, ночь любви уже закончилась, и можно вернуться в стойбище, поесть мяса с бобами.

— Пойдем домой, — предложила я и зашагала по следам назад, но Мыш не сдвинулся с места, помотал головой и прохрипел:

— Нет, лучше в обход, там это.

Если честно, не хотелось возвращаться, и я сделала вид, что просто ему уступила:

— Да, вдруг оно опасное? Мы не колдуны и не справимся. Давай сначала по следам, потом — в обход, так будет короче.

— А если оно подкралось?

— Убежим.

— Как ты найдешь следы, не видно же ведь ничего.

Я села на корточки, нашла отпечаток ноги.

— Потому что ты слепыш. Смотри, все видно.

Мыш уставился на землю и покачал головой.

— Просто иди за мной.

Мы ступали сначала смело, потом все осторожнее, потому что следы будто бы втянулись в землю и сделались неразличимыми, но признавать свою ошибку я не спешила и шла вперед, уверенная, что не сбилась с пути, потому что, когда убегали, луна светила нам в лицо, сейчас — в спину. Еще немного, и мы услышим бой барабанов, а если не барабаны, то хотя бы голоса.

Я смотрела под ноги, Мыш вертел головой по сторонам и вдруг остановился, схватил меня за жилетку и ткнул рукой вверх, издав придушенный всхлип:

— А-аах!

Такого я не видела никогда: на луну со всех сторон наползали белые облака. Будто бы две руки накрыли ее, спрятали от наших глаз, и враз стало темно. С неба посыпались мельчайшие капли, и на лес словно накинули белую паутину.

— Чтоб тебя с твоими огневками… — пробормотал Мыш. — Точно, упыри полезут.

— Ты сам меня просил их показать, — огрызнулась я.

Пока не видно, куда идти, правильнее стоять на месте и ждать, когда посветлеет, а то можно заблудиться. Летом мы с голоду не умрем и куда-нибудь да выйдем, но лучше бы попасть домой. А вдруг и правда упыри полезут? Луна круглая, самое их время.

— Ну, пойдем, — заныл Мыш, я сбросила его руку с плеча.

— Куда? Заплутаем.

— А так упыри съе… — он икнул и приложил палец к губам.

В звонкой, будто стеклянной тишине был слышен каждый звук. Безветренно, ни лист не шелохнется, вдалеке стонет ночная птица, в опавших листьях возятся жуки. Я открыла рот, чтобы высмеять Мыша, но далеко-далеко услышала наполненный ужасом женский крик, выворачивающий наизнанку кишки. Представился синий упырь, вылезший из болота. Такой, еще плотный, только кожа со щеки слезла. Он склонился над женщиной и терзает ее, а она кричит, кричит… Упырь поднимает башку, глаза у него белесые, по морде струится кровь.

— Говорил же…

Я ткнула Мыша локтем в бок:

— Тссс! Он далеко, не должен почуять.

— А вдруг? — прошелестел Мыш.

— Если топать будем, скорее заметит.

— Ветер дует от нас к нему, унюхает. Давай грязью намажемся, чтоб не так пахнуть?

— Ага. Хорошо придумал.

Пригибаясь, на цыпочках мы подошли к ближайшей луже, где надулся зеленый пузырь. Будто испугавшись нас, он лопнул, ужасно воняя. Хорошая лужа, зловонная. Мыш и так был в грязи, и намазал только грудь и лицо, а мне пришлось лезть в лужу и барахтаться там.

Промокшие, вонючие, мы забились под вывернутые из земли корни сосны и замерли, ожидая, когда или рассветет, или рассеется туман. Крик больше не повторялся, зато гадкая птица орала истошно, жалобно, словно кого-то оплакивала.

Только мы подумали, что опасность миновала, как затрещали ветки под чьей-то ногой. Кто-то большой, грузный продирался сквозь заросли кустов, дышал тяжело, прерывисто. Упырь — мертвец, он дышать не должен. Или все-таки?..

Представился тот же окровавленный упырь, который ломится к нам, оставляя на колючках терновника клочья кожи и одежды. Бррр!

В отчаянье я приложила ладони к земле, зажмурилась и попросила лес защитить меня. Вдруг я все-таки волшебница, и получится? Обычно он отзывался, но сейчас словно онемел. Обиделся? Это я должна обижаться!

Упырь фыркнул, чихнул, хрюкнул. Визгом ответил поросенок…

— Кабаны! — радостно ответил Мыш.

Я улыбнулась:

— Ага. Фух!

Шумное стадо кабанов возилось до тех пока, пока туман не рассеялся, и на небе не запереливались звезды. Мы вылезли из засады и пошли наугад. Луна уже спряталась за деревьями, и небо посветлело. Мы продрогли, комары искусали так, что тело чесалось все, и глаз заплыл.

Вскоре я обнаружила наши с Мышем следы, и мы побежали домой, уже не опасаясь заколдованной поляны с огневками, потому что луна села, взошло солнце, и у нечисти больше нет власти! Если упырь где-то и был, то спрятался в болоте.

Мыш остановился, шумно вдохнул воздух.

— Что? — спросила я.

— Гарью воняет. Как после пожара.

— Ага. Странно, сыро ведь.

Болото с дубом перед рассветом уже не выглядело таким зловещим — дерево как дерево, болото как болото. Туман пропал, осел холодной росой. Мы с Мышем переглянулись и, не сговариваясь, расхохотались. Два поросенка, грязных и вонючих. Если увидят нас такими, насмерть задразнят.

— Помыться надо, — предложил Мыш, зевнул, мы обогнули заболоченную поляну и зашагали к утиному озеру, куда часто бегали купаться. Чем ближе подходили к нему, тем усиливался запах гари, он стал таким резким, что горло зачесалось, захотелось откашляться.

— Чего так воняет? — возмутился Мыш, увидел впереди озеро, ломанулся к нему и нырнул прямо в одежде, принялся фыркать, оттирать одежду, и вокруг него получилось коричневое пятно грязи.

Я нырнула с головой, тоже вымылась, наплескалась, отгоняя сон, и поплыла к берегу. Раздеваться и отжимать одежду не стала — вдруг Мыш вздумает подглядывать? Ночью он так насмотрелся, что вряд ли увидит у меня что-то новое, но все равно было неприятно недалеко от него обнажаться.

— У них бобы сгорели, что ли? — предположил Мыш. — Или искры попали на шатер, и он вспыхнул? Только бы не мой!

— Наши далеко от середины поляны и костров, — утешила его я. — Скорее у кого-то из взрослых. Ничего, новый поставят, делов-то!