Джонатан Стрэн - Драконы Страница 14

Они поверили в Собека.

Миранда решила, что Собек изменит ее судьбу и покажет всем ее братьям и сестрам, всем, кто называл ее бездельницей, что она на самом деле совсем другая. Особенная. Предназначенная для великих свершений, хотя им этого и не понять.

Для Паоло Собек стал чем-то вроде бога-воина, уничтожающего врагов по просьбе своих адептов. Послушать Паоло, так у него было полно врагов, требующих безусловного уничтожения. Он даже предложил другое прозвище для Собека: вместо Собек Творец называть его Собек Разрушитель, хотя это прозвище не прижилось.

В какой-то момент мама решила, что Паоло — это Хэнк, то есть одно из воплощений Хэнка. Вряд ли Миранде это очень понравилось.

Но больше всего они любили разговоры про нелюдей. Нелюди выглядят совсем как люди, но внутри они трухлявые. Они захватили власть над всем миром. Все неприятности в жизни из-за нелюдей. Мама, Миранда и Паоло просто обожали обсуждать, кто из знакомых людей на самом деле — нелюди. Очень увлекательное занятие.

Паоло и Миранда вначале стали называть наш многоквартирный дом Арсиноем, по имени города, к которому Собек был особенно привязан, но потом забыли сложное имя и перешли к названию Крокодилополь. Я тоже называла его так, потому что звучало смешно.

Понимаете, я не знала, что вот так все и начинается. В школе об этом не предупреждают, а по телевизору я смотрю самые что ни на есть неправильные передачи. Даже тот факт, что я постоянно была на нервах из-за того, как они себя ведут и как легко мама раздражается, не заставил меня задуматься.

Мама вместе с Мирандой и Паоло наводнили весь дом блестящими разукрашенными фигурками аллигаторов, однако ничего не менялось, и они принялись искать самого Собека. Для начала они отправились к тому месту, где, по словам мамы, она видела его сквозь решетку. В люк пролезть оказалось невозможно, и они стали бросать ломтики бекона сквозь решетку в темный подвал.

Потом Паоло удалось как-то раздобыть инструмент, чтобы сдвинуть решетку люка, и они то и дело спускались туда и бродили по сырому туннелю, исполненные религиозного рвения. Чаще всего они возвращались грязные и унылые, но пару раз, по их словам, им удавалось заметить то ли хвост, то ли еще что.

Мама всегда замечала его первой, и вскоре он начал с ней разговаривать. Даже приходить к ней. Прокрадываться в спальню, когда она спала. Требовать, чтобы Миранда и Паоло доказали свою преданность ему.

По утрам по всему телу у нее проступали длинные темные ссадины, похожие на следы когтей. Священные отметины верховной жрицы.

Не знаю, как она это делала. Зато знаю почему, даже если она сама об этом не догадывалась. Она боялась утратить последователей культа. Думаю, что рано или поздно они должны были перейти на более высокую ступень поклонения и принести Собеку жертву в обмен на какие-нибудь блага. Вот именно — жертву. То есть меня.

Оснований было множество. Начать с того, что я была под рукой. Меня надо было кормить — а это деньги. К тому же я над ними насмехалась. Когда ко мне приходила моя лучшая подруга Шана, мы заглядывали в их записи и хохотали так, что чуть в штаны не писали. Они записывали туда молитвы вроде: «О Собек, чьим потом питается Нил, обрати этот лотерейный билет, пропитанный нашим потом, в наличные деньги, дабы мы могли отблагодарить тебя должным поклонением».

По-моему, их беспокоило и то, что я способна понять, что все эти молитвенные ритуалы были как-то связаны с сексом. Они закрывались в гостиной для их совершения, а потом выходили оттуда — все потные, взъерошенные и полураздетые. Конечно, Паоло и Миранда после этого смущались при виде меня. В общем, я им не очень нравилась. К тому же, имея в доме ребенка, мама как-то не вполне годилась на роль ясновидящей.

Но окончательным поводом послужило то, о чем мне особенно неприятно писать, хоть это и правда. Они выбрали меня, потому что я оказалась такой тупицей, что поверила им и спустилась в канализационный люк.

Я, конечно, побаивалась их иногда, когда они особенно чудили. Но, видимо, недостаточно сильно побаивалась. Вообще-то, мне казалось, что если я буду в этом участвовать, то, может, они придут в себя. Мама явно ускользала куда-то в иное пространство, и я не знала, как ее удержать, а потому решила просто выждать. Они велели мне молиться Собеку, и я молилась. Они говорили, что скоро все изменится и грядет вознаграждение, и я кивала. В общем, тоска зеленая.

— В этот раз придется тебе спуститься туда вместе с матерью, — сказал Паоло, сдвинув крышку люка. — Я посторожу на всякий случай, вдруг копы появятся.

— Темно-то как.

Стоя у люка, я разглядела только блики на поверхности воды в глубине колодца.

Раньше, когда они спускались в люк, я обычно стояла на стреме. Я стояла на углу переулка, глядя то на отражение уличных фонарей в темной воде, то на проезжавшие машины. Иногда, глядя на воду в глубине колодца, я отвлекалась и думала о другом: о школе, о подружках, о том, как я когда-нибудь поступлю в колледж, а потом в политехнический вуз, — а глаза при этом как бы жили своей жизнью и подшучивали надо мной. Как-то раз мне привиделся хвост, волочившийся по воде. В другой раз вроде бы сверкнули золотисто-желтые глаза размером с теннисные мячи. Я чуть было не окликнула маму, но, пока я разевала рот, видение, чем бы оно ни было вызвано, исчезло.

Как бы то ни было, лезть вниз мне совсем не хотелось.

— Все в порядке, — сказала я Паоло. — Я вполне могу постоять на стреме. Мне не скучно.

Мать рассмеялась и поцеловала меня в лоб:

— Ты права. Скучают только зануды. — Это была одна из ее любимых поговорок.

Паоло схватился за живот:

— У меня что-то с желудком, Амайя. На этот раз лучше тебе пойти с матерью и Мирандой. Может, тебе повезет больше, чем нам. У тебя глаза помоложе.

— Нет уж, — сказала я. — Это дело ваше. Я просто помогаю.

— Ты просто быстренько глянешь, а потом можешь сразу подняться, если тебе совсем не понравится, — сказала мама. — Можешь даже с лестницы не сходить.

Я вздохнула с облегчением — и согласилась. Я очень осторожно встала на четвереньки и опустила ногу в кроссовке до первой ступеньки. Металлическая перекладина оказалась очень скользкой, и я сначала колебалась, но потом все же полезла вниз. Пахло гнилью и тухлым жиром.

— Знаешь, почему мы не можем его увидеть, Амайя? — сказала мама. Позолоченные браслеты звякнули у нее на запястьях. — Для этого нужна девственница.

Миранда наклонилась и откинула волосы у меня с лица:

— Ты ведь у нас девственница, а?

Я отшатнулась от нее, опустившись на несколько ступенек.

— Давай без пошлостей, — сказала я.