Андрей Уланов - Разведчик Страница 14

Просто трудно сразу на другой лад перестроиться. После передовой все в одном свете видишь. И когда в тыл попадаешь, тоже поначалу привыкнуть никак не можешь,. Стоишь, бывало, перед комендатурой каким-нибудь и кроешь его про себя: «Ах ты, морда тыловая, окопались тут — гаубицей не выковыряешь, ишь какую ряшку откормил». А потом глядишь — четыре нашивки за ранение, и смотрит он на тебя с такой тоской лютой, — со всем совестно становится. Хотя и барсуков по тылам тоже навалом. Вот так первую неделю походишь, а потом уже легче, привыкаешь. У всех ведь свое место, свое задание.

— Ладно, — говорю, — замяли и проехали. Расскажите лучше, что у вас тут за дела.

— Рассказывать, — Арчет говорит, — долго. Проще показать. Тут недалеко.

— Ну, пойдем, посмотрим. Пошли.

Замок этот, оказалось, в горах стоит. Просто из-за стен их видно не было. Странные горы, не так чтоб высокие, но… я уже потом сообразил. Неестественные они какие-то, вот.

Стоит замок у выхода из ущелья. В другом конце ущелья тоже стена, но не высокая, а просто завал каменный, типа баррикады, дорогу перегораживает. Впереди — мост через пропасть. Тоже странный мостик, цельный камень, словно из скалы вырублен. А пропасть под мостом — дна не видать, только туман внизу клубится.

— Глубоко? — спрашиваю. Аулей плечами пожал.

— Без дна, — отвечает.

Я уж было открыл рот спросить: «Сколько это „бездна“?», а потом одумался. Черт, думаю, их знает, может, она и в самом деле без дна. У них все может быть.

А дорога неплохая, широкая. И мостик этот, пожалуй, тяжелый танк выдержит.

Вышел я на этот мостик, осмотрелся и вдруг сообразил, что мне вся эта местность напоминает. На траншею она похожа. Пропасть — окоп, а горы точь-в-точь как бруствер по сторонам. Ну не бывает в природе таких гор, под линейку сделанных.

— Интересно, — говорю, — сами такой противотанковый ров выкопали или помог кто?

Кара на меня опять косо взглянула. Ох, до чего мне эти их взгляды надоели, словно не они тут свихнулись, а я.

— Пропасть, — отвечает, — это граница между Светом и Тьмой. Ее провели боги.

Хорошая граница, думаю. Нам бы такую в 41-м. Это вам не обмелевший Буг форсировать.

— И давно она тут?

— С последней битвы, — отвечает Арчет. — До нее граница была в тридцати лигах западнее.

— Вот дела! — говорю. — Выходит, она, как линия фронта, двигаться может?

Кивает.

— Граница, — говорит, — живая.

Ничего себе. Стояли себе две горные цепи с пропастью между ними, а потом взяли да передвинулись от старой границы к новой. Кейтен зи, ви функционирт дизэс агрегат?[5]

— Интересно, а у темных этих, на той стороне, тоже застава есть?

— Да.

— Рыжая, — поворачиваюсь, — а как же ты тогда вчера на ту сторону попала и меня обратно протащить умудрилась?

— Я, — заявляет рыжая, — путешествовала Тайными Тропами. И не спрашивай меня о них — знать это тебе не положено. И рыжей меня тоже не называй.

— Хорошо, — говорю. — Но только слугой я тебя звать тоже не намерен. Не было у меня никогда слуг и не будет. На рядовую будешь откликаться?

— Я — не рядовая. Это уж точно.

— Ладно, — говорю, — Карален так Карален. Пошли, на вашу линию обороны поглядим.

Оборона у них, конечно, хлипкая. Двенадцать винтовок — шесть «трехлинеек», две «СВТ», четыре немецкие. И «максим». Трофим на него, как на икону, уставился.

— Первая, — говорит, — вещь против орков.

— Орки, — спрашиваю, — это такие зеленые, с клыками?

— Они самые.

— Ну, по ним из «максима» самое то. Хотя мне лично немецкий «МГ» больше нравится.

Гляжу — веревка какая-то по земле протянута, за, камень уходит. Заглянул — ни черта себе. Веревка к гранате противотанковой примотана, а граната — к авиабомбе. Немецкая фугаска, 250-килограммовая.

— Это еще что?

— А это, — Трофим отвечает, — на крайний случай. Если уж совсем зажмут — дернем, благословясь, и будет и нам, и им.

— Дернуть, — говорю, — это, конечно, здорово. А почему 6 не взять эту дуру и не рвануть ею мостик прямо сейчас, не дожидаясь, пока зажмут? А то ведь в последний момент еще неизвестно, как обернется. Оборону вашу хилую смести — даже «фердинанд» не нужно подтягивать. Полковушку приволокли — и вышибли вашу баррикаду, как фигуру в городках. А если с миномета долбануть — одной мины на этот мешок каменный хватит и еще лавиной накроет так, что и могилу братскую копать не надо.

— Так ведь, — отвечает, — пробовали уже. Ничего это не даст. Переход в другом месте объявляется. А там-то уж замка нет.

— Все равно, — говорю, — хреновая у вас оборона. Совсем хилая.

— Да уж какая есть.

— Вот за такой ответ, — говорю, — и под трибунал можно. Оборона должна быть ни какая есть, а какая надо и еще лучше. Только для этого о ней думать постоянно надо. И работать над ее совершенствованием.

— И как же ее, по-твоему, — Трофим интересуется, — усовершенствовать?

— Да много как, — отвечаю. — Вот, например, я вчера у Аулея тарелки из дюраля видел. Где вы его взяли?

— Там же, где и бомбу, — говорит. — С самолета.

— А что за самолет?

— Немецкий.

— Немецкий, а дальше? Тип какой?

— Не знаю, — отвечает. — Они его без меня разобрали. Я только крыло видел, его целиком в замок приволокли.

— Я, — Кара встревает, — видела.

Начал я ее расспрашивать — тот еще источник информации. Словно венгра какого-нибудь по-немецки допрашиваешь, а он слов знает еще меньше тебя, да и то не те. Кое-как разобрался.

— Эх, — говорю, — олухи. Это ведь «Хейнкель-111» был. На нем одних огневых точек не меньше пяти штук. Вот и представь себе, Трофим, вместо одного твоего «максима» — пять авиапулеметов. Такой шквал свинца — кого хочешь смести можно. И потом бомба эта ваша — хорошо, если сдетонирует от гранаты, а вдруг нет?

— А ты что предлагаешь?

— Взять, — говорю, — и разобрать ее. Нормальную мину соорудить. Даже тол не надо вытапливать — просто дыру в корпусе проделать и взрыватель по-человечески приспособить.

Да и вообще. Сейчас линия фронта опять в эти места вернулась и добра к вам должно сыпаться — только успевай карманы подставлять.

Эх, старшину бы нашего сюда, Раткевича. Он бы тут через неделю колхозы учредил, а за месяц и вовсе полный коммунизм построил.

— Об этом, — говорит Трофим, — ты лучше с отцом Иллирием поговори. Он у нас и духовный наставник, и магии обучен.

— Он что, — спрашиваю, — две должности совмещает?

— Он больше совмещает. У нас тут церковь воинствующая.

Ну, думаю, вот только попов с пулеметом мне и не хватало.