Урсула Ле Гуин - Растерянный рай Страница 14

В одну ночь стала шлягером слезливая мелодичная песенка «Сиротки Бездны», исполняемая группой «Нубетели» из четвертой чети. И многие продолжали обсуждать речь 1-Кима Терри.

Такие приходили к нему в жилпространство – кто из любопытства, кто из интереса. Всех встречали соседи Терри, 2-Патель Джимми и 2-Лунь Юко. Терри отдыхает, объясняли они, но сегодня вечером он обязательно поговорит с вами. Вы тоже ощутили это чудо, когда он говорил сегодня в теменосе? Вы видели, как он изменился? Это случилось на наших глазах, говорили они, мы видели, как к нему приходит мудрость, красноречие, сияние. Приходите послушать его. Сегодня вечером он будет говорить.

На какое-то время стало модным заглядывать к Терри и слушать его речи о Благодати. Пошли ходить анекдоты. Атеисты обрушивали огонь и серу на истерических сектантов и лицемерных себялюбцев. Потом кто-то забыл, а кто-то – продолжал навещать жилпространство Кима сутки за сутками, год за годом посещая вечерние собрания с Терри, Джимми и Юко. Кто-то проводил собрания у себя – тихие пирушки, с песнями, медитацией, молитвами. Они называли эти собрания ангельскими увеселениями, а себя – друзьями во Благодати или просто ангелами.

Когда последователи Кима Терри начали перед своими родовыми именами ставить «ангел», будто это был титул, это вызвало серьезное неодобрение и массу дискуссий в Совете. Ангелы согласились, что подобная самоидентификация таит в себе семя раскола, и Терри лично посоветовал своим последователями не идти против воли большинства: «Ибо, ведаем мы это или нет, разве не все мы ангелы?»

Юко, Джимми и юный сын Джимми, Воблаге, поселились вместе с Терри в жилпространстве, которое тот делил с матерью. Ежевечерне они проводили собрания. Сам Ким Терри с годами вел все более затворническую жизнь. Поначалу он нередко выступал на собраниях, проводившихся в цирке первой чети или в теменосе, но с течением лет все реже появлялся на публике, общаясь с поклонниками только через сеть. К тем, кто попадал на собрания в его жилпространстве, он выходил ненадолго, с благословением и похвалой; но последователи его верили, что личное присутствие Терри не так важно, как духовное, каковое непрерывно и вечно. Все материальное нарушало Благодать, затемняя нужды духа. «Я иду иными коридорами», – говорил Терри.

Смерть Терри в году 123-м вызвала среди его поклонников волну истерической скорби, смешанной с восторгом, ибо они, следуя доктрине Действительности в изложении его энергичного толкователя 3-Пателя Воблаге, почитали мнимую смерть своего учителя как перерождение в Реальность, к которой сам корабль был лишь средством доступа, «проводником Благодати».

После смерти Терри и родителей Патель Воблаге в одиночестве обитал в жилпространстве Ким. Там он проводил собрания, произносил речи на домашних увеселениях, оттуда выступал по сети, там писал и оттуда распространял сборник высказываний и притч под названием «Вестник к ангелам». Патель Воблаге был человеком редкого ума, исключительной веры и больших амбиций, а еще – прекрасным организатором. Под его руководством увеселения стали менее хаотичными и оргиастическими, даже вполне пристойными. Он отсоветовал последователям Благодати носить особую одежду – мужчинам некрашеные шорты и курты, женщинам белые платья и тюрбаны – как делали многие. Одеваться по-иному, говорил он, значит вносить раздоры. Разве не все мы ангелы?

И под его водительством ангелов становилось все больше и больше. Число новообращенных в первые десятилетия второго века полета заставило обратиться к Статье 4. Группа активистов потребовала слушаний по вопросу о религиозной манипуляции, утверждая, что Патель Воблаге создал и распространил секту, поклонявшуюся Терри как богу, тем самым подрывая светские власти. Но Центральный Совет так и не собрался назначить комиссию для рассмотрения этого дела. Ангелы утверждали, что, хоть и почитают Кима Терри как учителя и проводника, но полагают его не в большей степени божественным, чем любого другого – разве не все мы ангелы? А Патель Воблаге убедительно доказывал, что воззрения ангелов ни в коей мере не подрывают государственного устройства и образа правления, но, напротив, поддерживают их в любой малости: ибо пути и законы мира суть пути и законы Благодати. Конституция «Открытия» есть Священное писание. Жизнь на корабле есть сама Благодать – исполненное радости тварное воплощение нетварной реальности. «Зачем последователям совершенного закона подрывать его? – спрашивал он. – Зачем тем, кто наслаждается ангельским порядком, искать хаоса? Зачем насельникам рая искать иного бытия?»

Ангелы действительно были образцовыми гражданами – активными, усердными, всегда готовыми исполнить свой долг перед обществом, деятельными членами всяческих комитетов и комиссий. Собственно говоря, ангелы составляли к этому времени более половины Центрального Совета. Не серафимы или архангелы, как прозывали наи– ближайших, самых верных соратников Пателя Воблаге, а простые ангелы, наслаждающиеся покоем и дружеством увеселений, ставших в те годы частью жизни для многих людей. Сама мысль о том, что верования и обряды Благодати могут в чем-то противоречить общественной морали, что быть ангелом – значит быть мятежником, стала явной нелепостью.

Патель Воблаге, неукротимо деятельный, несмотря на возраст – ему уже было под восемьдесят, – по-прежнему проживал в жилпространстве Ким.

Внутри, вовне

– Может быть, есть два сорта людей… – начал Луис и замолк так надолго, что Синь сухо отозвалась:

– Ага. Может, даже три. Самые смелые мыслители предполагают, что пять.

– Нет, только два – те, кто может свернуть язык в трубочку, и те, кто не может.

Синь показала ему язык. Они в шестилетнем возрасте выяснили, что Луис как раз может свернуть язык в трубочку и посвистеть, а Синь – нет, и эта способность определяется генетически.

– Люди одного сорта лишены потребности в определенном витамине. А другие – нуждаются в нем.

– И каком?

– В витамине веры.

Синь поразмыслила над этим.

– Это не генетическое, – объяснял Луис. – Культурное. Метаорганическое. Но для индивидуума это различие не менее реально, чем метаболический дефект. Человек или нуждается в вере, или нет.

Синь все еще размышляла.

– И те, кто нуждается, не верят, что есть такие, кому это не нужно. Не верят, что есть неверующие.

– Надежда? – неуверенно предположила Синь.

– Надежда – не вера. Надежда связана с реальностью, даже если совершенно необоснованна. Вера отвергает реальность.

– Имя, которое можно назвать, не есть истинное имя, – прошептала Синь.