Мариан Штауфер - Liber Chaotica: Тзинч Страница 14

Где Кхаиш можно видеть, как неделимое сочетание всех цветов магии действующих друг с другом в совершенной гармонии, Дхар — результирующая от собрания всех цветов магии для застоя. Ни один из восьми цветов магии не сохраняет какие либо независимые признаки в Дхаре, они собраны воедино лишь для того, чтобы гнить.

До сих пор остаётся непонятным, почему образуется тёмная магия, но там где ветра магии перестают дуть, и их цвета собираются в лужи и водоёмы, тёмная магия начинает процесс подобный брожению. Это магическая энергия, которая слишком долго оставалась заключённой в материальном мире и потеряла всю свою жизнестойкость и способность к созиданию. Если Дхар будет слишком долго собираться в определённой области, и не будет побеспокоен или использован, он становится всё плотнее, подминая под себя всё больше и больше временных законов, пока, наконец, не застывает в чрезвычайно редкую и опасную субстанцию, которую учёные нашей Империи называют Варп Камнем.

Дхар можно представить как эфирную энергию, которая вместо раскрытия возможностей в физических вещах и перевода их в новые формы и состояния, душит и ломает их на составные части. Магистр может заявить, что, несмотря на то, что Дхар не зло, как и Кхаиш не является добром (так как оба — слепые силы и находятся в стороне от подобных вещей), Дхар видится как что-то, почти полностью направленное на разрушение, подавление и господство над материальными вещами, в то время как Кхаиш (а значит и восемь его составляющих) усиливает, пронизывает и пробуждает материальное.

По этой причине Дхар притягивается к тем созданиям, что хотят навредить другим живым существам или всему миру в целом. Несмотря на то, что Кхаиш и Дхар являются элементами Хаоса, а потому катализаторами кружащей энтропии, Дхар продвигает энтропию бесконечных периодов разрушения, а Кхаиш — продвигает периоды созидания и приспособления. Дхар течёт подобно застоявшейся смоле, и любое создание, к которому он притянется, будет медленно поглощено его тёмными и вязкими глубинами. Такое состояние дел показывает что Дхар — одна из самых разрушительных из всех эфирных сил, которая может быть использована лишь самыми жестокими или жаждущими силы заклинателями.

Но цена за использование энергий Дхара воистину высока, потому как его не только трудно использовать и контролировать, как Кхаиш, но Дхар ещё и пытается поглотить того, кто им управляет. В то время как Кхаиш — энергия, которая требует от заклинателя искусности, уравновешенности, и сильной восприимчивости, если он хочет правильно её сплести, Дхар нужно заставить подчиняться, что требует величайшей силы разума, самоуверенности, которая доходит до мании величия, и абсолютизма воли, которого только люди воистину или почти безумные, могут надеяться достичь.

Сестра Мари Дювальер из Приюта во Фредерхейме (эксперт в диагностике и лечении физических и духовных травм) уверила меня, что если даже самый благоразумный и уравновешенный из людей был подвержен воздействию этой пагубной энергии довольно долгое время, то можно быть уверенным в том, что немного погодя, эта энергия начнёт воздействовать на психическое состояние того, кто её использует. Это вызывает множество неблагоприятных симптомов, включая (но, не ограничиваясь) истерию, паранойю, резкую смену настроения, раздвоение личности, или возможно всё сразу. Из всех смертных созданий использующих Дхар, только Дручии (или тёмные эльфы) кажется имунны к вредоносным эффектам Дхара.

Колдовство — это процесс, в котором магистр, маг или любой другой, использующий магию, связывают энергию Эфира со своим желанием, придают ей определённую форму с определённой целью. Магистр Кант утверждает, что заклятья, по сути своей, есть обман смертных вечно переменчивым Эфиром и его энергиями. Он говорит, что Эфир и эфирная энергия (или магия) — это полная противоположность миру смертных и его силам, но всё же эта уверенность в полной противоположности благочестию смертных сомнительна, поскольку они сильно привязаны к изменчивости мечтаний, возможностей и магии.

Хотя магистр Кант и большинство имперских магистров, с которыми я говорил, полагают, что если бы вы вошли в Эфир лично, действительность вокруг вас была бы искривлена и изменена вашим присутствием и одними только мыслями, без всякой необходимости в обучении сосредоточения воли; ещё они поведали о последствиях просачивания эфирной энергии в мир смертных — она приобретает такие законы и условия, каких не обладала в недрах Эфира. Вышеизложенное наиболее очевидно демонстрирует тот факт, что эфирная энергия преломляется на восемь цветов магии, как только попадает в мир смертных, но это же относится и к способам, которыми эти энергии могут использоваться и связываться со смертными.

Особенность магии в том, что, несмотря на факт её сближения с физическими вещами и стремление взаимодействовать с ними, она, тем не менее, стихийна по своей природе. При этом, воле интеллекту, которые собирают, скрепляют и своей властью преобразуют магию в заклинание, надо овладеть настолько рассеянной и сильной магией, что она воспринимает и подчиняется только очень точно сформулированным мыслям и приказам, иначе — она может просочиться в любую оставшуюся, незамеченную лазейку и разрушить чары.

Подойдёт ли аналогия, которую можно найти в аравийских легендах о джинах — в фольклоре они часто находят ошибки и упущения в неконкретных желаниях смертных, и, найдя их, оборачивают дело так, дабы наказать этого самого смертного? Магия, как говорят, делает нечто подобное, хотя и непреднамеренно или сознательно. Если принять идею о том, что любое заклинание — это сверхъестественный сосуд, то магия, согласно своей природе, стремится к слабейшему месту в этом сосуде. Таким образом, заклинания должны обладать абсолюто точной структурой и с определённой целью, иначе магия выйдет из-под контроля и станет совершено неуправляемой.

Чтобы не допустить этого, чародеи используют чрезвычайно точные формулировки, скрепляя и сплетая магию в заклятьях-формулах, о коих не дозволяется свободно сообщать, кроме как в местах для магии. Имперские магистры Колледжей Магии, формулируют свои заклинания на языке праестантиа (превосходство, действенность — лат., прим. пер.), которому их учил Теклис Ултуанский.

Хоть он и более сложен, чем тоновый язык далёкого Катая, мне сказали, что праестантиа есть упрощенная версия языка самих Азур, который, как уверяет меня магистр Кант, очевидно, сам является упрощенным вариантом того языка, на котором говорили старые и богоподобные существа, именуемые Азур Древними.