Андрей Смирнов - Владыка Ядов Страница 14

Три дня они провели в лесу. Пища не нужна бессмертным, но наслаждение вкусом они способны испытывать, поэтому Эдрик нашел ягоды и предложил их Мольвири. По ее удивлению он понял, что прежде она никогда не употребляла земную пищу, даже мысль о чем-либо подобном не приходила ей в голову, однако он настоял, она попробовала и ей понравилось.

— Это потому, что я в человеческом теле, — предположила она задумчиво немного погодя, облизывая пальцы, испачканные соком черники. — Наверное, я и боль могу ощутить.

Для проверки она укусила себя за палец.

— И как ощущения? — Посмеиваясь, поинтересовался Эдрик.

— Странные.

Позже она рассказала Эдрику о себе. Солнце сотворило ее перед тем, как между Светилами был заключен договор, согласно которому они обязались не творить более новых Князей — позже, однако, все трое Изначальных нарушили эту клятву, пусть и в разное время. Долгие годы Солнце скрывало свою последнюю дочь в себе, не выпуская в мир и сохраняя ее дух в младенческом состоянии. Золотое Светило опасалось, что чувственность и порок, распространяемые Луной и Горгелойгом, необратимо исказят Сальбраву и самих Князей Света; Мольвири должна была стать той, чья чистота останется незапятнаной, чтобы когда-нибудь, после победы и окончательного уничтожения соперников, явиться и очистить Сальбраву от всякого зла. Однако, этим планам не суждено было сбыться. Горгелойг сотворил последнего Темного Князя, Солнечного Убийцу, вложив в него всю свою разрушительную силу и ненависть; Солнце же пыталось обойти клятву, не желая нарушать ее прямо — вобрало в себя силу Истязателя и перенаправило ее ток, родив таким образом нового Светлого Князя — Ульвара, бога гнева. Однако, в итоге клятва все равно оказалась нарушенной и нечистое, которое Солнце пыталось сделать чистым, осквернило само Светило. Поэтому-то Мольвири и была выпущена в бытие раньше срока: ей пришлось отдать большую часть своих сил для того, чтобы исцелить отца. Братья и сестры возвели для нее дворец в Эдеме и заботились о ней, видя ее слабость. Но шло время, и все сильнее в ней нарастало ощущение собственной бесполезности. Полностью Солнце она так и не смогла исцелить. Это было и вовсе невозможно сделать, потому что Солнце желало остаться незапятнанным, используя скверну Горгелойга в своих целях, и все усилия Мольвири пропадали впустую, так как сколько бы она не очищала силу Золотого Светила, скверна Горгелойга, неотделимая от сущности порабощенного Солнцем Темного Князя, продолжала отравлять ее. О полном уничтожении лунных и темных бессмертных не шло уже и речи: убийство и изгнание из Сальбравы одного только Горгелойга и малой части его отродий повредило Сальбраву; окончательное же уничтожение всех, кроме верных Солнцу, означало также разрушение всего мироздания. Поэтому Мольвири оказалась не у дел: нет никакого смысла очищать мир, оскверняемый ежечасно.

В те дни Эдем еще не был бесконечно далек от мира людей: по сути, этот прекрасный рай тогда располагался на вершине исполинской горы, на склонах которой жили духи, ангелы, схиархи и стихиали, внизу же, в долинах, находились поселения смертных. Она спустилась вниз и некоторое время провела среди духов и ангелов, затем она достигла долины людей. Птицеголовый бог сказал ей, что она должна вернуться назад: мирам суждено разделиться, а смертным — стать пищей богов. Она ослушалась и осталась на земле: созерцать оскверненную чистоту небес ей было невыносимо. За внешним блеском, пафосом и торжеством таилась гниль, проникшая в самую сердцевину света. Когда, в какой день и час боги Света стали говорить и действовать так, как полагалось бы говорить и действовать Темным Князьям? Дурное и доброе, небесное и демоническое, смешивались до неразличимости, и она не могла ничего изменить в происходящем. Братья и сестры считали ее слишком юной, слишком наивной, слишком беспечной. Поэтому она пришла туда, где все темное и светлое должно было быть смешано по замыслу с самого начала — в мир людей, равноудаленный от всех Светил: здесь это смешение не терзало ее, не вызывало чувство мучительной дисгармонии. Однажды она увидела человека, медитирующего под персиковым деревом — человек сказал, что ждал ее появления и что его зовут Хелах. Мольвири провела рядом с ним последние дни, которые им оставались, а потом пришли ее братья, пленили ее и убили Хелаха. Он знал, что так будет — сказал ей, что это цена, которую он должен заплатить за то, чтобы мир продолжал жить. Ни смерть, ни божественный гнев не пугали его, и в богах света, пришедших забрать его жизнь, чтобы остановить ту ересь, которую он распространял по земле, он не видел врагов. Мольвири забрали в Эдем, был суд, и было вынесено решение, сделавшее ее пленницей в недрах Слепой Горы на долгие века. Она была лишена силы, и погружена в сон, а на земле без ее участия был создан культ Мольвири — благой богини духовной и телесной чистоты, заступницы слабых, утешительницы сирых и убогих. Со временем ее культ обрел большую популярность, его бисурит окружил ее душу и ум подобно невыносимому душному облаку. Прочие Князья Света наслаждались поклонением, для нее же оно было пыткой. Мистическая сущность бога огромна, она включает в себя множество тел, мест и даже духовных миров — чтобы спастись от бисурита, распространявшегося по ней словно болезнь, пожиравшего и уродовавшего все, чем она была, Мольвири уходила все глубже внутрь себя, отказываясь от того, чем уже не могла бы владеть, не теряя себя. Бисурит, созданный из молитв, слез, жертв, религиозного рвения, правил и догм, придуманных людьми, медленно поглощал свою богиню. Она перестала ощущать свои миры, растеряла все облики и все альтер-эго, и в конце концов осталась единственная связка из семи тел — та связка, что была заключена в темницу в недрах Слепой Горы. То, чем она стала, было ближе к человеку, чем даже к бессмертному, могущество же бога стало для нее чем-то бесконечно далеким. Однако, полностью человеком она так и не стала. Частица силы в ней еще сохранилась, и она надеялась, что пройдет время, и этот крошечный, едва тлеющий огонек, превратится в ровное и сильное пламя.

— Как ты думаешь, что будет дальше? — Спросил ее Эдрик, когда она закончила рассказ. Они полулежали-полусидели, расположившись под сенью старого вяза на Великаньей Мозоли.

— Не знаю, — она пожала плечами. — Откуда мне знать, что будет?

— Твои братья правы в одном: ты слишком беспечна. Для того, чтобы знать, что будет, не нужно предвиденья, иногда достаточно обыкновенной логики. Но перворожденные Светил не особенно любят думать. Я понял это еще тогда, когда ребенком читал мифы.

— Фу. — Богиня нахмурилась и легонько пнула Эдрика по бедру босой ножкой. — Опять меня обижаешь?