Владимир Аренев - Магус Страница 14

— Теперь и для вас это не имеет значения. К тому же именно Малимор в некотором роде является свидетелем случившегося.

Серван, взъерошенный, но не утративший прежней прыти, как раз выглядывает из шкафа.

— Синьор Бенедетто?

— Давай, малыш, расскажи мессеру, что сталось с перстнями.

— Я же просил вас! — обижается Малимор. — Сотню раз просил не называть меня малышом!

Фантин неизвестно почему проникается симпатией к сервану. А тот продолжает дуться:

— И что мне рассказывать? Вы сами все знаете лучше моего, — он бросает шкодливый взгляд на синьора Бенедетто. — Молодой Грациадио ничем не отличается от своего папочки, это у них, хе-хе, наследственное! Ну, я гостил у приятелей в Нижнем, они мне кое-что рассказали. Я решил, чтоб по справедливости. Как лучше хотел! А вы потом набросились: «Что натворил! Честь семейства!», то, се. Можно подумать, я их украл! Можно подумать, я натворил, а не потомок ваш драгоценный! Можно подумать…

— Думать раньше надо было! — громыхает синьор Бенедетто. — Тоже мне, доброхот нашелся! Никому от твоей доброты лучше не стало, а вот хуже — многим!

— Господа, — вмешивается магус. — Давайте по порядку. То, что перстни не украдены, я знал с самого начала: их просто не могли украсть, если на вилле был призрак, — мессер Обэрто отвешивает поклон в сторону синьора Бенедетто. — То есть мизерный шанс того, что отыскался сверхталантливый и невероятно везучий вор… такой шанс существовал, однако лучший из «вилланов» на этом побережье, как выяснилось, только планировал наведаться сюда. Кстати, господа, познакомьтесь с Фантином.

— Оч` приятно, — кивает Лезвие Монеты. Он сидит на полу, так и не сняв маски, и с нескрываемым интересом слушает магуса. Вот ведь хитрюга, с самого начала знал, что здесь случилось, а дурил голову какими-то «воссозданиями ситуации»!

— Итак, — продолжает мессер Обэрто, пересекая комнату и жестом указывая на шкаф с пустым ящиком, — мы выяснили, что теоретически талантливый «виллан» мог забраться в библиотеку и унести перстни. Но он бы наверняка привлек внимание если не стражников, то ваше, синьор Бенедетто. И если перстни покинули дом, не вызвав переполоха, сделано это было кем-то из здешних обитателей: либо хозяевами, либо пуэрулли. В первом случае хозяева не стали бы вызывать магуса. Значит, перстни унесли серваны, или массариоли, или другие «мелкие». Опять же причин такого поступка могло быть несколько, например, обычное для серванов шкодничество: из вредности припрятали, чтобы позлить. Но когда прошло столько времени и перстни не были найдены, а синьор Леандро осмелился нарушить законы и использовал в личных целях городскую стражу, я понял, что дело не в проказливости «мелкого народца». Теперь я не сомневался, куда и зачем отправились перстни, я только не смог выяснить, кто именно сейчас ими владеет.

— Представьте, мы тоже! — бормочет себе под призрачный нос основатель рода Циникулли. — Более того, мы хотели бы, если это возможно, нанять вас для выяснения данного обстоятельства. Леандро наделал дел, что да, то да, но теперь я вразумил его, и он не будет против принять от вас помощь. К тому же все раскрылось…

— Погодите. Прежде чем мы продолжим, ответьте вот на какой…

В это время со двора раздается приглушенное: «Точно! Стреляй!» Далее — клацанье воротковых механизмов и одновременный выстрел двух арбалетов. Мессер Обэрто слишком поздно понимает, что сам же и сделал себя мишенью, когда от дверей вышел на середину комнаты; а крик сервана, видимо, услышал-таки кто нужно.

Мысли эти проносятся в Фантиновой голове как драпающие от ос мыши, хвостиками щекочут изнутри череп. «Все! — пищат. — Пропали!»

Мессер Обэрто — маг-сыскарь, мастер своего дела! — надломанной куклой валится на пол; под ним хрустят осколки оконного стекла.

Лезвие Монеты, сорвав с лица маску, бежит к мессеру, чтобы помочь, остановить кровь, хоть что-нибудь сделать!..

Хнычет растерянный Малимор, отчаянно ругается синьор Бенедетто.

А Фантин, зажимая рану магуса непослушными руками, думает невпопад: «Вот ведь, говорил я ему… говорил же!..»

Глава четвертая

РАЗГОВОРЫ О ЯДАХ, ЗАКОНАХ И КАЗНЯХ — ДА, КСТАТИ, И САМА КАЗНЬ

Никто не думай, что он столь велик,

Чтобы судить; никто не числи жита,

Покуда колос в поле не поник.

Я видел, как угрюмо и сердито

Смотрел терновник, за зиму застыв,

Но миг — и роза на ветвях раскрыта!

Я видел, как, легок и горделив,

Бежал корабль далекою путиной

И погибал, уже входя в залив.

Пусть донна Берта или сэр Мартино,

Раз кто-то щедр, а кто-то любит красть,

О них не судят с Богом заедино;

Тот может встать, а этот может пасть.

Боль в плече кажется невыносимой. И первая же мысль: «Как рука?! Что с пальцами, не утратили ловкость?»

Нет-нет, это не воришка-«виллан» полуживым валяется на чужой кровати — это талантливейший сыскарь, глупо, по-мальчишечьи подставившийся под арбалетный выстрел. Увлекся надуваньем щек и изложением собственных теорий — вот и получил по заслугам! А что насчет руки волнуется — ну, есть такой грех, работает иногда с карандашом и бумагой; случается, это и в деле помогает: показать свидетелю портрет подозреваемого, место преступления зарисовать.

Кстати, о месте. Судя по алому балдахину, расшитому золотыми нитями, судя по роскошной кровати, по подушкам, которыми магус заботливо обложен со всех сторон, судя по отведенному в сторону занавесу с кроликами и скрещенными шпагами, по стенам, где эти же кролики и шпаги присутствуют едва ли не на каждом ковре… словом, судя по всему, находится Обэрто не где-нибудь, а на вилле синьора Леандро. Что — пр-роклятие! — худший из всех возможных вариантов. Если магуса видели слуги — все, об incognito можно забыть!

— Очнулся! — противно пищит над ухом тонкий голосок. — Синьор Бенедетто, он пришел в себя, слышите!

— Я мертвый, но не глухой, — сурово ответствует призрак. — Ну-с, молодой человек, — (это уже к Обэрто), — наделали вы переполоху! Как себя чувствуете?

— Могло быть хуже. — Чувствует он себя не очень. Скверно, что боль угнездилась не только в плече, а, оказывается, во всей руке. И какие-то умельцы так перевязали — шевельнуться невозможно!

— Выпейте-ка лекарство, — говорит синьор Бенедетто, а Малимор по его знаку подносит магусу кружку с дымящейся, остро пахнущей жидкостью.

— Что здесь?