Дэвид Эддингс - Обретение чуда Страница 14

И хотя этот добрый простой человек вовсе не питал иллюзий относительно благочестия остальных домочадцев, все же обитатели фермы считали своим долгом угодить хорошему хозяину.

Но, к несчастью, этой зимой замужняя дочь Фолдора Анхельда с мужем Эйлбригом решили сделать обязательный ежегодный визит, чтобы, не дай бог, не поссориться с отцом. Анхельде совсем не улыбалось подвергать себя опасности лишения наследства за непочитание родителей. Однако её приезд был всегда тяжёлым испытанием для Фолдора, который взирал на мужа дочери, безвкусно разодетого и высокомерного мелкого служащего в торговом заведении столицы королевства — Сендаре, с плохо скрываемым презрением.

Однако их прибытие совпало с началом празднеств на ферме Фолдора, и, хотя особой любви эти двое ни у кого не вызывали, появление их было встречено с некоторым энтузиазмом.

У Гариона оказалось столько работы на кухне, что он совсем не встречался с приятелями и не смог разделить с ними обычное предпраздничное возбуждение. Да и сам приближающийся праздник потерял почему-то былое очарование. Мальчик тосковал по доброму старому времени и, горестно вздыхая, бесцельно слонялся по кухне, словно тень.

Даже традиционные украшения, развешанные в обеденном зале, где всегда проходило празднование Эрастайда, казались в этом году решительно раздражающими глаз. Еловые лапы, подвешенные к потолку, были не такими зелёными, как всегда, натёртые воском яблоки, подвязанные к лапам, — меньше и бледнее, чем обычно.

Гарион всё чаще вздыхал, находя тайное горькое удовлетворение в такой неразделённой печали.

Однако на тётю Пол надутое лицо мальчика не производило никакого впечатления: на лице не отражалось даже мимолётного сочувствия. Она только чаще обычного трогала лоб мальчика рукой, проверяя, нет ли у него жара, да пичкала самыми мерзкими на вкус зельями, которые только могла сварить.

Гариону ничего не оставалось, как скрывать от всех свою грусть и вздыхать не так громко.

Знакомый сухой голос в душе объявлял, что он ведёт себя просто по-дурацки, но Гарион упорно изгонял малейший признак веселья из собственной жизни.

Праздничным утром у ворот фермы появился мерг с пятью таллами и спросил Фолдора. Гарион, давно понявший, что на мальчишек никто не обращает внимания и можно узнать много интересных вещей, если маячить невдалеке и не лезть на рожон, нашёл себе какое-то занятие поблизости от пришельцев.

Мерг, лицо которого покрывали шрамы, совсем как у того, что приезжал в Верхний Гральт, важно восседал на сиденье фургона, кольчуга грозно позвякивала при каждом движении. Поверх был надет чёрный плащ с капюшоном, из-под которого торчал меч. Глаза находились в постоянном движении, жадно вбирая всё происходящее вокруг. Таллы, в грязных войлочных сапогах и тяжёлых плащах, с безразличным видом облокотились о фургон, не обращая внимания на свирепый ветер, взметавший снег на полях.

Фолдор, одетый в лучший дублет в честь Эрастайда, подошёл к воротам в сопровождении Анхельды и Эйлбрига — Доброе утро, друг, — приветствовал он мерга. — С праздником!

— Ты, как я вижу, фермер Фолдор? — проворчал тот с сильным акцентом.

— Совершенно верно, — ответил Фолдор.

— Мне известно, что у тебя много хорошо закопчённых окороков.

— Свиньи в этом году неплохие, — скромно ответил Фолдор.

— Я куплю всё! — объявил мерг, звеня монетами в кошельке.

— Завтра с утра совершим сделку, — поклонился фермер.

Мерг в недоумении уставился на него.

— Мы люди благочестивые, — пояснил Фолдор, — и не осмелимся оскорбить богов, омрачив праздник.

— Отец! — с негодованием воскликнула Анхельда. — Не глупи! Этот благородный торговец проделал долгий путь!

— В Эрастайд нельзя, — упорствовал Фолдор, покачивая головой.

— В городе Сендаре, — начал Эйлбриг гнусавым голосом, — мы не позволяли подобным предрассудкам мешать важным делам.

— Здесь не город, — твёрдо ответил Фолдор, — здесь ферма Фолдора, а на ферме Фолдора не работают и не заключают сделок в Эрастайд.

— Отец, — запротестовала Анхельда, — у почтеннейшего торговца много золота. Золота, отец, золота…

— Ничего не желаю слышать, — провозгласил Фолдор и обернулся к мергу:

— Ты и твои слуги будут желанными гостями на празднике. Места для ночлега хватит, а еды наготовлено на сотню человек. Подумай, ты можешь поклониться богам в этот великий день! Ни один человек ещё не стал беднее, если он набожен и чтит богов!

— В Ктол Мергосе такого праздника нет, — холодно отрезал человек с покрытым шрамами лицом. — Как говорит благородная дама, я приехал издалека и задерживаться мне недосуг.

— Отец!!! — прорыдала Анхельда.

— Я знаю соседей, — спокойно ответил Фолдор, — и боюсь, сегодня вам не повезёт ни в одном доме — все соблюдают праздник!

Мерг на секунду задумался.

— Ну что ж, пусть будет так, как вы сказали, — решил он наконец. — Я принимаю ваше приглашение, но с условием, что мы совершим сделку с утра пораньше.

Фолдор поклонился:

— Завтра я к вашим услугам, как вы того желаете.

— По рукам, — согласился мерг, спрыгнув с сиденья.

В обеденном зале уже накрывали столы. Служанки с помощницами, специально назначенными на этот день, сновали из кухни в зал, подгоняемые тётей Пол, внося блюдо за блюдом.

Наконец всё было готово — еда расставлена, огонь в каминах ярко горел, десятки свечей заливали комнату золотистым светом, факелы в железных кольцах на каменных колоннах пылали. Люди Фолдора, одетые в лучшие наряды, входили в зал, предвкушая пиршество.

Когда все уселись, Фолдор поднялся со скамейки во главе стола.

— Дорогие друзья, — начал он, поднимая кружку, — я посвящаю это празднество богам.

— Богам! — почтительно повторили хором собравшиеся. Фолдор отпил глоток, все последовали его примеру.

— Выслушайте меня, о боги, — начал он молитву. — Мы смиренно благодарим вас за щедрый дар — этот прекрасный мир, созданный вами когда-то, и просим вашей милости на весь следующий год.

Он оглянулся, как бы желая сказать ещё что-то, но молча сел. Фолдор всегда часами трудился, чтобы сочинить специальную молитву для праздника, но страшно смущался, когда приходилось говорить на людях, и неизменно забывал слова, которые так старательно готовил. Однако его молитвы отличались чистосердечием и обычно бывали очень коротки.

— Ешьте, дорогие друзья, — наставлял он, — а то всё остынет.

И они ели. Анхельда и Эйлбриг, присоединившиеся к трапезе только по настоянию Фолдора, не отходили от мерга как единственного, кто был достоин их внимания.