Анатоль Нат - Бабье царство. Возвращение… Страница 14

Таким образом, думая что вовлекает нас в свою сферу влияния, фактически Куница своим зерном и миллионами безмерно усилит нас. Этого он пока не понимает, а когда поймёт, поздно будет. У нас будет свой спирт и свой действующий завод по производству дешёвых стеклянных бутылок. И у нас будет масса гарантированных покупателей на свою продукцию. Никак не связанных с Куницей. Так что МЫ ничем не будем от Куницы зависеть.

Нас опять старательно пытаются впихнуть в чью-либо сферу влияния. Раньше нас курировал Голова, теперь — на освободившееся место стремится пристроить своё седалище Куница.

— А Ведун так с неё и не слезал, — лениво зевнул профессор. — Клещ, тот ещё.

— Была бы шея, хомут найдётся, — обречённо проговорила Белла. Весь её энтузиазм на какой-то момент потух. — Да-а-а, — грустно заметила она, — в главном ничего не меняется. Нас обяжут петь под чужую дуду. Не так, так эдак. И в этом главная интрига всех этих договоров. Привязать нас к новому центру власти.

Новый Глава города — Куница. Он нас вовлёк в свою орбиту и заставил работать на себя. Ему главный ценный приз.

Мы, прям, как переходящий кубок. Кто в городе Голова — тому и приз. А чтоб не рыпались на сторону, в какой-нибудь очередной Каменск-Польский, кинули сахарную косточку, крупный заказ. Умно, ничего не скажешь.

Договором на год подвяжут нас к нему по работам. А потом снова и снова это будет повторяться. Тем или иным способом.

А потом можно отобрать и сам завод… Если забудем, с чьих рук кормимся.

— Ну, это — вряд ли, — снова лениво вступил в разговор профессор. — Кунице этого не надо. Да и не понимает он в том процессе ничего. А вот то, что он ничего не понимает — это-то как раз он понимает прекрасно. Лаской и таской получить можно больше, чем одной таской.

— Однако есть и приятные соображения на сей счёт, — лукаво глянула на него Белла. — Думается мне, сам Куница ещё не понимает, что фактически именно он, не мы, а он, именно он будет крутиться на НАШЕЙ орбите.

Мы раскрутимся на его золото. Новый стекольный завод и бутылки по 2 медяшки за штуку. Да, это ничто, мизер! Смехотворная цена для ценнейшего по своим качествам продукта. И тут мы в лидерах. За его счёт!

Надо только выбить из него обещанное золото и можно приступать к массовому производству.

— А зачем? — скептически глянул на неё профессор. — Кому нужны наши бутылки, кроме всё того же Куницы с его спиртом? Переиграет завтра Куница. Не нужен ему окажется спирт в бутылях. И что? Что дальше?

— Дормидонт, — улыбнулась Белла. — Дормидонт с сыновьями и его вином.

— Упс, — тихо пробормотал профессор. — Слона то я и не приметил.

— А за Дормидонтом и все остальные, кому нужна стеклянная бутылка, следом подтянутся. А таких — немало. В первую очередь, кабатчики. При такой дешевизне бутылей они могут поставлять потребителю вино и пиво не в бочках, крайне неудобной в потреблении тарой, а уже разлитое по бутылкам. Разлитое и опечатанное, как это ты сам рассказывал делают у вас на Земле.

Так что, проф, — Белла зловеще улыбнулась. — Иногда бывает очень полезно ездить по дальним заводам инспектировать производство на месте. Советую и тебе это время от времени делать. Времени в пути много и разные умные мысли приходят в голову.

В частности, — улыбнулась она. — Почему у Марка в цеху рядом стояли две бутыли. Одна на три литра, а другая на двадцать пять. И почему одну он называл четверть, а другую — корчага. Но сам Марк постоянно путался, и ту, и другую называя почему-то одинаково — четверть.

Стоило только задать себе правильный вопрос и тут же вспомнились все оговорки и недомолвки Куницы. И всё встало на свои места.

Не поехала бы, — посмотрела она профессору прямо в глаза. — Так бы и влетели со всей дури в простейшую ловушку. Пусть её никто специально на нас не расставлял, но ведь была же, — вдруг с внезапно прорезавшейся горечью в голосе проговорила Белла. — Была, — тихо повторила она. — И мы в неё чуть не вляпались.

— Зато вляпались в другую неприятность, — эхом отозвался профессор. — Когда Димон узнает, что братья Трошины с Лёхой, Фомой Аквинским и всей их бандой неугомонных экспериментаторов все его драгоценные моторчики, трубочки и прочую редкость, над которыми он тряся как Кощей над златом, вбухали в дурацкую линию по выдуву каких-то не менее дурацких бутылок, он нас убьёт. Тебя и меня, и Машу за компанию. Медленно, и со вкусом.

— Зуб даю, — вдруг озорно подмигнув Белле, профессор звонко щёлкнула ногтем себя по левому клыку.

Весёлый громкий хохот разнёсся по комнате.

— Всё-всё-всё, — тут же поспешно оборвал он смех, испуганно вжав голову в плечи. — Разбудим твоих грудничков, мало не покажется никому.

Всё, спать иду, — сладко зевнул он, устало прикрыв глаза рукой. — Чего и вам желаю, мамаша.

Спать-спать-спать.

Большего позора для себя Куница не мог и представить. Как только от стыда не сгорел. Так подставиться! Так подставиться! Не просчитать двух каких-то молоденьких соплюшек, которые ему в дочери годятся. Не просчитать, когда они сами же, в глаза ему прямо сказали, что тщательно подготовятся к заключению договора.

Так подставиться! Так подставиться!

Теперь насмешливые взгляды его товарищей, казалось, всю жизнь будут жечь ему спину, как только он мысленно представлял себе картину их прошлой встречи с этими двумя волчицами.

Иначе теперь Куница боялся уже и называть этих двух молодых стерв: Машку и Белку.

Стервы! Волчицы! Две молодые зубастые волчицы, связываться с которыми или пытаться их обмануть — себе дороже.

Ну какой же он оказался дурак! Ведь всё же так хорошо начиналось.

А теперь у каких-то двух сопливых девчонок оказался столь убийственный на него компромат. Так мордой в грязь сунуть… Так сунуть! Стыд то какой.

— Стёпа, не отвлекайся!

Дружеский хлопок по спине заставил Куницу на миг отвлечься от чёрных мыслей. Покосившись на довольные рожи развлекающихся друзей, стоящих сбоку, Куница лишь тяжело вздохнул. Игнату с Третьяком хорошо. Они то как раз поразвлеклись от души, в собственное удовольствие. А судя по их довольным глазам, всё, теперь подначками и дурацкими шутками на грани фола он обеспечен на ближайшую пару лет. Так подставиться, так подставиться!

В памяти услужливо всплыла так и стоящая перед глазами немая сцена, которую он хотел бы забыть навсегда. Залитый слепящим полуденным солнцем кабинет Управляющей банка «Жемчужный» Марьи Корнеевой, её рабочий стол, заваленный стопками аккуратно сложенной бумаги, куча тубусов для пергаментов на соседнем столе, и довольная физиономия этой… этой… второй… С-сучки…, вольготно развалившейся в своём кресле в углу кабинета. И длинный ряд сверкающих на солнце чисто вымытыми боками бутылок, самых разных форм, размеров и цветов, аккуратно выставленных рядами на стоящем в углу кабинета просторном низком столе.