Larka - Алмазный венец севера Страница 14

— Хм-м, странно — полковник действительно ошибся. Такой красавчик, не обделён ни силой ни способностями… впрочем, бывает. Ладно, посмотрим дальше…

Дальше оказалось куда заковыристее и вовсе уж непонятно — но в конце концов отдувающаяся от усталости волшебница отступилась от вспотевшего парня.

— Да, учиться тебе придётся на совесть — огонь, камень и немного вода тебя слушаться станут. Духи их, то само собой, — госпожа Велерина словно маленькая девчонка фыркнула вверх, сдувая упавшую на носик прядку, и тут же спохватилась. — Покажешь что-нибудь, кадет? Ведь наверняка умеешь?

Ларка замялся и ответствовал в том духе, что старые секреты, которые в их деревне ещё от прадедов из поколения в поколение передавались, не дело посторонним показывать.

Волшебница засмеялась серебристым колокольчиком, и глядящий на ямочки на её щеках парень против воли задумался — сколько ж той на самом деле лет? С виду-то едва на двадцать, но что-то упрямо шептало, что ничуть не младше ведьмы с Кривого урочища будет. А ту ещё деды помнили всё такой же…

— Хорошо, дело твоё. Кузнецом был, говоришь? — госпожа Велерина проронила несколько слов, от которых сапоги кадета разом лишились даже последней пылинки, и пригласила на веранду — выпить травяного отвара и поговорить в более простой обстановке.

По пути в полутёмном коридоре (домик-то оказался с секретом — изнутри раза этак в три поболе чем казался снаружи) к Ларке подошёл еле слышно ступающий по ковру здоровенный белый пёс в чёрную крапушку. С шумом он принюхался было к гостю — но после одного только украдкой показанного кулачищи понятливо отпрянул и на всякий случай завилял длинным и по-крысиному тонким хвостом.

— Ого! Обычно Доги чужих не жалует, — улыбнулась госпожа Велерина и распорядилась колокольчиком вызванному полусонному служке, чтобы на веранду подали чай, плюшки и что к тому полагается.

— Попробовал бы он к Маньке моей так подкатить, — Ларка ухмыльнулся и посерьёзнел, прикинув — в каком же паскудном месте теперь томится её душа. — Уж ту заразу даже медведи побаивались.

Госпожа Велерина уселась в лёгкое плетёное креслице и заинтересованно улыбнулась.

— А какой породы была твоя собака?

Ларка старательно сделал вид, будто обиделся.

— Как можно, ваше магичество? Какая собака? Коза — причём такая стервь, что не приведи боги!

Он осторожно примерился всем весом ко второму креслицу — оказалось вполне ничего, хоть и хлипковато на вид — а сам рассказывал, как ещё тем летом ведьма отправилась травы свои собирать в дальнюю падь. Да как на беду, в это время откель-то в ближний лес василиск прибился, приблуда этакая. То ли от своих отстал, то ли и вовсе выгнали…

— А наши старики давно приметили, что не могёт он козу так сразу в камень обратить, и всё. Уж на что упрямые и зловредные те твари — даже сам падший от них отказался, говорят. Так вот, староста и повелел мне взять Маньку с собой, да злыдню тому бородавчатому и подсунуть. Вроде как, одна вредность против другой нипочём не сдюжит.

Госпожа Велерина отчаянно хохотала, когда красочно расписывающий это дело Ларка добрался до конца истории — василиск запарился бегать за привередливой козой да заглядывать ей в глаза. А та, паразитка, скакала от него по бурьянам словно за ней волки гнались. Потом обозлилась, да как попёрла рогами на зверюгу!

— Тот молодой был или дурной совсем — тикать от неё. А мы с Хведотом в кущарях сидим да со смеху за бока хватаемся…

И когда наконец Манька загоняла по жаре василиска до того, что он с досады свернулся в клубок да сам в валун обратился, из баронского замка подоспела Ольча-чаровница. Чем надо посыпала, да трижды с наговором прабабкиным по солнышку обошла — тот на части и рассыпался.

— Потом полдеревни в сапогах из его шкуры ходило — ну вот ей-же-ей, ваше магичество! Я своей Милке лично у Ряхи-скорняка заказывал…

Волшебница утёрла глаза тончайшим батистовым платочком (ну, словно крулевна!) и восхищённо улыбнулась, покачивая белобрысой головой.

— Давненько я так не смеялась — но что самое интересное, ни слова не соврано…

Ларка с обиженным лицом вылез из кресла, нависнув над посерьёзневшей магичкой всем своим немалым по сравнению ростом.

— Зря вы так, госпожа Велерина — у нас лукавые языком или душою не приживаются.

Та взвилась, словно за седалище цапнула, упаси боги, змеюка. Ещё только что голубые глаза сузились, по атласным щёчкам пошли красные пятна, а с прыгающих на личике губ раздалось почти змеиное шипение.

— Что ты себе, смерд, позволяешь?

Но Ларка уже осознал свою оплошность. Вот тебе, простофиля деревенский, вот тебе наука! Всё обман то был, любезничанье да кривлянье — не можно быдлу разговаривать как ровня с магичкой… он уже стоял навытяжку во фрунт, и как положено по уставу, преданно ел глазами начальство.

— Так точно, ваш-магичество!

Магичка чуть осадила назад и примирительно пробормотала:

— Ладно, проехали… — но ответом ей оказалось лишь молодецкое "никак-нет-вашество!"

Закусив с досадой губку, волшебница задумчиво обошла посрамляющего выправкой многих других Ларку по кругу.

— Жаль… кажется, я тебя потеряла… — она неодобрительно тряхнула своими кудряшками цвета переспелой пшеницы, обрушила словно неслышный удар грома тайные слова власти — и за перилами веранды вдруг погасло солнце.

Глаза чаровницы мягко и чуть слышно обжигающе светились — точь-в-точь как когда Ольча вытаскивала схватившего болотную лихоманку Михея. Ларка и Хведот тогда крепко держали ударившегося в корчи бондаря, а колдунья и Марьяна-травница таки сумели провести душеньку уже холодеющего мужика над самым краешком вечности — и таки удержали по эту сторону…

Руки волшебницы обвились вокруг шеи по-прежнему замершего словно на посту Ларки, а сама она мягко и в то же время настойчиво прижалась всем волнующим телом. Да так нескромно, что парень обеспокоенно подумал — не лопнут ли ненароком штаны на непотребном месте? Всё же, обошлось, не совсем уж дрянное полотно поставляли в королевскую армию.

— Непростой ты парень, — Велерина медленно, словно нехотя отстранилась. — Мало кто мог этому противостоять… хотя, я могла бы тебя сломать всё равно — даже амулет твой не помог бы. Но зачем?

Она невозмутимо подставила ладонь, и отшлифованная пластинка малахита сама выпрыгнула меж пуговок мундира наружу. Так ёрзала на крепком кожаном шнурке, так стремилась попасть в эту зовущую руку, что едва шею не надломила.

Ларка чуть не заорал с перепугу дурным голосом — на угольно-чёрном в этом сумраке камне весенним цветом сияла еловая лапка, а в воздухе сам собою поплыл неповторимый аромат родных гор…