Джон Толкин - Властелин колец Страница 15

– Вот и мне так показалось. Но с теми, кто хранит золотые кольца или что–нибудь еще в том же роде, странности случаются сплошь и рядом — особенно если этими предметами пользоваться. Пусть это будет тебе предостережением. Держи ухо востро! У этого «кольца–невидимки» могут быть и другие свойства, которых мы не знаем.

– Не понимаю, — признался Фродо.

– Я тоже, — ответил волшебник. — Просто у меня возникло несколько вопросов. Случилось это не теперь, но вчера вечером мне пришлось особенно насторожиться. Поводов для тревоги нет. Но послушай моего совета: надевай его пореже, а лучше — и совсем оставь в покое. Ну, а не оставишь — не давай повода для пересудов и подозрений, очень тебя прошу! И повторяю: береги — и никому не показывай!

– Ты говоришь так таинственно! Чего же ты боишься?

– Точно пока не знаю, а потому ничего больше и не прибавлю. Вот вернусь — тогда, может, что–нибудь и выяснится. А ухожу я немедленно, так что на сей раз прощай! — И он встал со стула.

– Так быстро?! — вскричал Фродо. — Я думал, ты останешься ну хотя бы на недельку! Как же я без тебя?

– Я и намеревался остаться, но, как видишь, передумал. Меня может не быть довольно долго; однако, как только смогу, наведаюсь. Извещать не буду: проберусь незаметно. Появляться в Заселье открыто мне теперь не след. Меня стали сильно недолюбливать. Я помеха работе и вечно подстрекаю к беспорядкам. Некоторые даже обвиняют меня в том, что я похитил беднягу Бильбо, если не сделал с ним чего похуже. Если желаешь знать, мы с тобой, оказывается, сговорились завладеть его богатством.

– Уж эти мне «некоторые»! — в сердцах воскликнул Фродо. — Небось, Ото с Лобелией! Какая гнусность! Да если бы я мог вернуть Бильбо и отправиться с ним бродить по свету — забирай они эту Котомку хоть насовсем, и остальное добро в придачу! Я люблю Заселье. Но где–то в глубине души уже начинаю жалеть, что не пошел с Бильбо. Как знать, доведется ли мне еще с ним увидеться?

– Как знать! — ответил на это Гэндальф. — Впрочем, я хотел бы знать еще очень и очень многое. Как–то все оно сладится?.. Ну, а пока — прощай! Будь осторожен! И поглядывай на дорогу — особенно когда ждешь меня меньше всего. Прощай!

Фродо проводил его до порога. Гэндальф махнул на прощанье и пошел прочь — для его возраста, пожалуй, слишком быстрым шагом. Но Фродо почудилось, что старый волшебник как–то непривычно сгорбился, словно взвалил на плечи тяжелую ношу. Вечер уже превратился в ночь, и плащ Гэндальфа быстро слился с поздними сумерками. Прошло немало времени, прежде чем Фродо увидел волшебника снова.

Глава вторая.

ТЕНЬ БЫЛОГО

Кривотолки не стихли ни за девять, ни за все девяносто девять дней[69]. Круглый год в Хоббитоне судили–рядили о втором исчезновении Бильбо Бэггинса, да что там в Хоббитоне — во всем, почитай, Заселье; ну, а помнили об этом еще дольше. История с Бильбо стала сказкой, какие рассказывают у камина хоббитятам. В конце концов Шалый Бэггинс, как его с той поры звали, Бэггинс, то и дело исчезавший среди огня и дыма и появлявшийся с мешком золота и алмазов, стал любимым сказочным героем и надолго пережил память о действительных событиях.

А пока все соседи Бильбо единодушно пришли к выводу: Бильбо и так–то был малость «того», а тут спятил окончательно, взбесился и, наверное, усвистал куда–нибудь в поле. Там он, должно быть, свалился в никому не известный пруд или речушку и нашел свой конец — печальный, но вряд ли безвременный. Винили во всем этом по большей части Гэндальфа.

– И что бы проклятому колдуну не оставить в покое молодого Фродо! — возмущались хоббиты. — Глядишь, прижился бы малый, пустил корни, остепенился помаленьку…

По–видимому, волшебник все–таки внял пожеланиям публики и оставил Фродо в покое. Молодой Бэггинс без помех «пустил корни» и зажил в мире и спокойствии, но… остепеняться не торопился. Напротив: за ним с первых дней закрепилась та же репутация, что и за Бильбо. Оплакивать Бильбо он отказался наотрез и уже на следующий год шумно отпраздновал день рождения дяди, назвав его «Стократным Пиром». Хотя какой там пир — всего двадцать приглашенных! Зато ели в несколько приемов, и снеди было — хоть заройся, а питья — хоть плавай (как гласит засельская поговорка).

Многие были неприятно поражены этим неуместным весельем, но Фродо продолжал из года в год отмечать День Рождения Бильбо — и в конце концов к этому привыкли. Фродо не уставал повторять, что Бильбо, скорее всего, жив. Но когда его спрашивали: «Так где же он?» — Фродо только пожимал плечами.

Как и Бильбо, Фродо не стал обзаводиться семьей, однако у него было немало приятелей — особенно среди хоббитов помоложе (по большей части из рода Старого Тукка). Как и Фродо, все они с детства обожали Бильбо и частенько наведывались к нему в Котомку. Тут были и Фолко[70] Боффин, и Фредегар[71] Булджер, но ближайшими друзьями Фродо слыли Перегрин Тукк (обычно его звали Пиппином[72]) и Мерри Брендибэк (его полное имя звучало как Мериадок, но мало кто вспоминал об этом). Фродо часто гулял с друзьями по Заселью, но еще чаще — без них. К удивлению степенных, добропорядочных хоббитов, его иногда видели вдали от дома, в лесу, на холмах, под звездами. Мерри и Пиппин подозревали, что Фродо хаживает к эльфам — как и Бильбо в свое время.

С течением лет хоббиты стали замечать, что Фродо тоже как–то уж слишком «хорошо сохраняется». С виду он так и остался крепким, бодрым хоббитом лет этак тридцати. «Парень–то, гляньте, счастье обеими руками загребает», — говорили про него, но по–настоящему странным это стало казаться, только когда ему перевалило за пятьдесят, — возраст, в котором самые буйные головы начинают понемногу трезветь.

Сам же Фродо, оправившись от первого потрясения, нашел, что быть самому себе хозяином и зваться господином Бэггинсом из Котомки — не так уж и плохо. Несколько лет подряд он был вполне доволен судьбой и не слишком беспокоился о будущем. Но втайне от себя он все больше жалел о том, что не ушел вместе с Бильбо. Иногда — особенно осенью — он подолгу бродил среди пустынных холмов, и ему все чаще снились горы, хотя он никогда гор не видел.

Порой он говорил себе: «Как знать, может, в один прекрасный день я тоже переправлюсь за Реку и уйду отсюда». На что сам же себе и возражал неизменно: «Еще не время».

Так все и шло, пока Фродо не разменял наконец четвертый десяток и не приблизился к пятидесятилетию. Число пятьдесят казалось Фродо знаменательным (и зловещим). Именно в этом возрасте на Бильбо свалилось Приключение. Фродо почувствовал, что ему не сидится на месте, но все засельские тропинки были хожены–перехожены вдоль и поперек. Он перелистывал карты, гадая, что может лежать за границами Заселья, — но на засельских картах все, что было за пределами хоббичьих земель, почти сплошь покрывали белые пятна. Мало–помалу Фродо пристрастился к дальним прогулкам и перестал брать с собой спутников. Мерри и остальные наблюдали за ним с немалым беспокойством. Его часто видели беседующим с чужестранцами, которых как раз в то время проходило через Заселье великое множество.

Ходили слухи, что в мире за пределами Заселья творится неладное. Гэндальф не появлялся уже несколько лет, весточек от него не приходило, и Фродо старался разузнать как можно больше своими силами. Эльфов в Заселье раньше было не встретить, а теперь они появлялись то и дело. Правда, в здешних местах эльфы задерживались ненадолго: они спешили на запад и обратно уже не возвращались. Эльфы покидали Средьземелье[73], и его тревоги их больше не занимали. Прибавилось на дорогах и гномов. Через Заселье проходил древний Западно–Восточный Тракт, который вел в Серую Гавань, и гномы часто пользовались им на пути к своим копям, в Синие Горы. Именно гномы приносили хоббитам вести о том, что творится в далеких странах, — если, конечно, хоббиты давали себе труд слушать. Как правило, гномы не отличались разговорчивостью; ну а хоббиты особо к ним и не приставали. Но теперь Фродо частенько встречал необычных гномов, бредших на запад издалека в поисках убежища. Они были явно обеспокоены, и некоторые из них, переходя на шепот, рассказывали о Враге и о стране, которая называется Мордор.

Название это хоббиты знали только из преданий глухой и мрачной старины. Для них оно было всего лишь тенью на задворках памяти, но, произнесенное вслух, звучало угрожающе и заставляло поежиться. Похоже было, что злая сила, долго таившаяся в Чернолесье и недавно изгнанная оттуда Белым Советом[74], только выиграла от своего поражения: она объявилась вновь, на этот раз в крепостях Мордора, несравненно укрепившись и умножившись. Ходили даже слухи, что отстроена заново Черная Башня. Зло расползалось оттуда на все четыре стороны. На дальнем юге и востоке уже гремели войны, и в сердцах рос страх. В горах вновь расплодились орки. Вышли на охоту тролли — не дубинноголовые, как прежде, но хитрые и коварные, со смертоносным оружием в руках. А еще из уст в уста вполголоса передавались слухи о тварях куда более страшных, имени которым не было.