Последний тигр. Обитель Святого Ястина - Татьяна Белова Страница 15

— Меня? — выдохнул, наконец, бездарь. — Меня?

Обида вперемешку со злостью выступила красными пятнами на шее.

— Ах вот как, значит, я им тут копаю, понимаешь ли, я им… а они мне вон то как отплатили, тьма нечистая их проглоти! Видит Создатель, я пытался быть благодарным, но это… Есть у меня для вас одна история, милсдарь грамард, интересная, готовы послушать?

Камыш умел врать, умел выкручиваться, поддакивать, он умел всё, что требуется тому, у кого в этой жизни ничего нет, кроме собственной шкуры. Оттого гордости он не знал, унижение воспринимал как данность, а жалости к ближнему в нём было на донышке, так, шестерни подмазать. Знал Камыш когда болтать, а когда язык за зубами держать, а еще когда правду говорить. Глянул на грамарда и решил не врать, кто его знает этого, отмеченного Создателем, опасно может быть, потому историю он рассказал ему правдивую, в меру нелепую, чтоб милсдарь грамард поулыбался с дурачка, и на лжи не поймав, ушёл восвояси. К удивлению же Камыша грамард историей сильно заинтересовался и даже клёном наградил. Камыш сначала обрадовался, а потом подумал. И чем больше он думал, тем больше пугался самого грамарда, тот ведь наверняка неспроста приехал, ищет чего-то. Или кого-то. Может того самого, ну этого, которого они… Но Камыш то тут и не причём вовсе! Он в сторонке стоял! Вот только на истинном то суде в чертогах ведь и молчание в счет идёт. Создатель то видит, чем они тут занимаются. И ничем не отмажешься, но это потом, когда он превратится в чистый свет, а сейчас… Камыш из плоти и крови, а потому боится совсем другого. Вот возьмут его эти и тоже на звезде распнут. Сколько бы про Создателя и нечисть всякую брат Юдин не рассказывал, а Камыш всего равно больше всего людей боялся. Они то вполне реальные, они здесь вместе с ним, и намерения их прозрачны — если не я, то меня. Только об этом он и думал, глядя на чужака. Тот стоял на коленях, весь в слезах, пока его маслом поливали, черным маслом, с головы до ног. Смотрел на это Камыш и лишь еще сильнее убеждался, что человек человеку та еще нечисть.

Подмастерья кузнеца шептались, что чужака на тракте взяли, мальчишки зазывалы говорили что на болоте, Радвин же, что сказками городскими торгует, сказал что взяли на горячем, на старом алтаре, где он нечисть призывал, свечи жёг, да травы. Там его, мол, монахи за руку поймали, да святой звездой отогнали, а уж потом эти, прознав, явились, да и засунули нечистого головой в мешок.

Какие такие эти? Ну те, которые всегда приходят, ежели ты налог забыл заплатить или доходы от церкви скрываешь или новую пару обуви взял да и приобрёл за сверкающую монету, а не как все, за долговую расписку. Кроме монахов, да торговцев ниварских, живут здесь люди по правилам живого обмена, на доверии так сказать, потому и чужаков не жалуют. Обычно пару тумаков хватает, чтоб мил человек расписку то написал, да отработать её обязался, но в этот раз всё вышло уж совсем скверно. То ли ума лишённый им попался, а может и правда какой бес в него вселился, но говорил чужак чудь странную, про оборотней, про девчонку неведомую и что она его сына в пса превратила. Эти растерялись и потащили чужака к трактирщику, он у них вроде как всему голова, а тот мельника позвал. Слушали они речи этого безумца и всё белее лицами становились, посовещались и вызвали святошу Радона, тот головой покачал и давай звезду чертить на полу, прямо в трактире, а потом чёрное масло нести приказал. Слышал Камыш о том, как инквизиция с еретиками расправлялась, брат Юдин часто стращал народ проповедями о грехах и кострах, но увидев своими глазами, еле кишки внутри удержал. Распяли чужака на звезде, маслом облили, да взялись обряд очищения проводить. Чужак орал так, что стены тряслись, а когда дух то свой нечистый испустил, его вместе с досками в чащу отнесли, да там и бросили. Мельник предлагал сжечь, но Радон запретил, жара тогда стояла, лес сухой был, от костра всё могло выгореть. Кинул Камышу монету, сказал закопать, ну он и закопал, кто ж со святошей спорит, а на следующий день, когда на кладбище то при свете дня вернулся, нашёл яму пустую вместо могилы, а через пару дней там же и девчонку с собакой повстречал, тогда-то он сразу безумные речи чужака и припомнил, припомнил и уверовал, потому и денежку девчонке дал, лучше уж медным расплатиться, чем в собаку обратиться. Камыш делал всё, что требуется тому, у кого в этой жизни ничего нет, кроме собственной шкуры, потому без промедления и пошёл к святоше, а тот ему за эту информации еще медяк выдал, но приказал молчать, слухи не распускать, людей не тревожить. А он, мол, силою цвета своего, белого, не допустит чтоб по городу ересь гуляла.

Камыш никак не мог умолкнуть, всё говорил и говорил. Орис слушал, сначала пока наёмнику рану обрабатывал подручными средствами, хвостом да крапивой, потом пока шли до трактира, того самого, где по рассказу Камыша, чужака на звезде распяли. Собака за ними в город не пошла, кладбище не без причины казалось ей местом более безопасным. Дверь в трактир Орис выбил ногой, чтобы наверняка сообщить о своём присутствии. От злости ему хотелось перевернуть тут всё вверх дном, но он сдержался. Камыша отправил за лекарем или сыном его, кто первым под руку подвернется, наёмника усадил на ближайшую скамью, сам в колокольчик позвонил для верности, выдохнул и прислонился к высокой барной стойке. В голове гудело от мыслей и догадок, но дар его снова отказал, не помня севера, металась стрелка внутреннего компаса, а мысли скакали как блохи на собаке.

Странный городок этот — Бургань, будто топи какие, не зря все вокруг что ни болото, то гора, не утонешь, так свалишься. Люди то тут скорее всего частенько пропадают и не спроста. Бумажку долговую подпишешь, так и исчезнешь, а если что, всегда есть глубокая могилка, на камушке имя напишут, свечку поставят, на случай если искать кто надумает. Но королевского то сыщика просто так не спрячешь, ноги из кустов все равно торчать будут, а следом за ним другие приедут, так как же случилось, что милсдарь сыщик взял и пропал здесь?

Дверь в кухню отворилась, Орис увидел