Роберт Сальваторе - Последняя битва Страница 15

Эта последняя фраза — «потому что аббат Олин тебе друг» — содержала в себе ни более ни менее, как завуалированную угрозу. Если ятол Ваадан оттолкнет протянутую ему руку дружбы аббата Олина, тот, несомненно, предложит ее ятолу Бардоху.

На этом магистр Маккеронт решил остановиться и отвесил на прощание глубокий поклон. В самом деле, не стоит пока давить слишком сильно.

Десять тысяч солдат Хонсе-Бира сейчас пересекают восточные отроги Пояса-и-Пряжки, огромный пиратский флот выравнивает соотношение сил в конфликте между Периданом и Де Хамманом, а боевые корабли Хонсе-Бира, собирающиеся в гавани Энтела, готовятся доставить армию Эйдриана в Хасинту. Вот пусть все они и делают свое дело.

А потом прибудет аббат Олин, друг одержавшего верх над соперниками — причем целиком обязанного этим Хонсе-Биру — ятола Маду Ваадана.

ГЛАВА 4

КОНЕЦ ПРИВЫЧНОГО МИРА

— «Сауди Хасинта», корабль капитана Альюмета, вышел из Палмариса, — сообщил герцог Брезерфорд гостям на «Речном дворце», королевском барке. — У нас есть основания полагать, что на борту находится один из магистров аббатства Сент-Прешес, Виссенти Мальборо.

— Корабль направляется в Санта-Мер-Абель, — добавил герцог Калас, глядя на Эйдриана.

Молодой король усмехнулся.

— Моя мать добралась до Палмариса. Тамошняя верхушка в ярости, надо полагать.

— Скорее всего, Фио Бурэй уже в курсе произошедшего, — вмешался в разговор Маркало Де'Уннеро. — Санта-Мер-Абель закроет перед нами ворота.

— И прекрасно, — ответил Эйдриан. — Пусть сидят в своей норе. Там их будет легче уничтожить.

— Так может говорить лишь тот, кто не знает, что представляет собой аббатство Санта-Мер-Абель, — резким тоном заявил монах.

Все за столом удивленно вскинули брови, услышав это обвинение, брошенное королю.

Однако улыбка на лице Эйдриана лишь стала еще шире.

— По-прежнему сомневаешься и боишься, — пожурил он Де'Уннеро. — Когда же ты начнешь доверять мне?

Герцог Брезерфорд прочистил горло, явно собираясь что-то сказать.

— Говори, что думаешь, — поощрил его молодой король, прекрасно понимая, что подобное невозможно и что если бы герцог обнажил истинные чувства по отношению ко всему происходящему, то Эйдриан был бы вынужден убить его на месте.

Брезерфорд был ближайшим другом короля Дануба и высоко чтил всех, кто принадлежал к королевскому роду Урсалов. Это он много лет назад сопровождал юного принца Мидалиса в Вангард, когда королем был еще Дануб Каул Урсальский, отец Мидалиса и Дануба.

Герцог Брезерфорд бросил быстрый взгляд на Каласа, и Эйдриан приложил все усилия, чтобы скрыть, как его забавляет этот обмен взглядами. Он знал, что Калас теперь полностью у него в руках, и тот действительно многих склонил к тому, чтобы принести клятву верности новоявленному королю. Как убеждал их герцог Калас, Эйдриан представлял собой наилучший выбор для Хонсе-Бира, в особенности с учетом необходимости уничтожения последствий всех бед, что принесли с собой демон-дракон и розовая чума. И большая часть представителей знати с воодушевлением отнеслась к его словам о возрождении счастливого, процветающего Хонсе-Бира.

Другие же, как, к примеру, Брезерфорд, бесспорно второе по влиянию вельможное лицо королевства, в руках которого находился огромный флот Урсала, не слишком разделяли восторги Каласа, хотя и не покинули двор Эйдриана.

— Такое впечатление, что ты, мой господин, совершенно сознательно даешь возможность нашим врагам собраться с силами, — сказал Брезерфорд. — Ты объясняешь это тем, что уверен в победе, но не кажется ли тебе, что подобная стратегия многим людям будет стоить жизни и сделает конфликт еще более затяжным и кровавым?

Эйдриан почувствовал, как все собравшиеся затаили дыхание — подобный тон и само содержание сказанного с их точки зрения были абсолютно неуместны в обращении к королю. Прекрасный способ, понимал он, оценить степень лояльности не только герцога Брезерфорда, но и остальных придворных. Он надолго задумался, размышляя как над вопросом, так и над своим ответом — что было крайне нехарактерно для импульсивного и самоуверенного Эйдриана Будабраса.

— Я уже неоднократно заявлял, — начал он, обводя взглядом собравшихся, — что для наших врагов моя мать будет скорее помехой, чем союзником. Что же касается монахов абеликанского ордена… Что плохого, что они знают теперь о событиях в Урсале? Не сомневаюсь, до них дошла искаженная версия происшедшего, но зато у нас теперь есть возможность оценить их преданность трону. По крайней мере, мы сможем разобраться, кто поддерживает нас, а кто выступает против.

От молодого короля не ускользнула ни усмешка, тронувшая при этих словах губы Де'Уннеро, ни выражение удовлетворения на лице герцога Каласа, ненавидевшего церковь больше всего на свете и, безусловно, готового поддержать нападение на Санта-Мер-Абель, невзирая на то что монастырь этот слыл неприступной крепостью.

— Искаженная версия? — дерзнул переспросить герцог Брезерфорд.

Де'Уннеро и Калас, немало разозленные упрямством герцога, разразились возмущенными возгласами, однако Эйдриан велел обоим успокоиться.

— Ясная картина пока не сложилась, — сказал он. — Предстоит немало потрудиться, чтобы окончательно выяснить, кто нам враг, а кто друг. На данный момент самое разумное — двинуться в победоносный поход на Палмарис. То, какую позицию займет этот город, позволит сделать более взвешенные выводы о том, как простой народ отнесется к новости о том, что на троне Хонсе-Бира новый король.

После этого Эйдриан отпустил всех, заявив, что устал, удалился в личные апартаменты и упал на постель. И там, пока его физическое тело отдыхало, предпринял путешествие в духе.

Используя могущественный камень души, он выскользнул из тела и, невидимый, заскользил над палубой «Речного дворца», на гакаборт, где беседовали Калас и Брезерфорд.

— Что же ты так быстро забыл о законном наследнике трона, принце Мидалисе? — с горечью спросил Брезерфорд. — Род Урсалов достойно служил Хонсе-Биру на протяжении многих лет!

— Я всем сердцем верю, что наш молодой король — самый подходящий правитель Хонсе-Бира, — ответил Калас.

— Несмотря на чувства, которые испытываешь к его родителям?

Герцог Калас пожал плечами.

— В характере Джилсепони, признаю, тоже есть привлекательные черты. Именно ее сильные стороны унаследовал Эйдриан. И разве ты сам не был ей другом?

— Я не испытывал особенно теплых чувств к этой женщине, — отозвался Брезерфорд. — Моя преданность без остатка принадлежала королю Данубу. Как, мне думалось, и твоя.