Людмила Астахова - Дары ненависти Страница 15

Оливка на вилке — черная и блестящая. Ам! И нет ее.

Люди живут, пока живы, а шуриа живут, пока чувствуют нить жизни в своих ладонях. Пока пульсирует на самом остром острие напряженный нерв, пока чувства обнажены до предела. И Ненависть в этой игре такой же равноправный игрок, как Радость и Любовь. Пока от чужого, мельком брошенного взгляда каждая волосинка на коже будет вставать дыбом, до тех пор ночь не посмеет запустить когти в душу Третьей.

Пирожки-«уточки» с кусочком мяса внутри — они просто тают во рту. Надо запретить Сирис их печь, иначе с талией придется попрощаться навсегда. Хотя… еда тоже радость и тоже в каком-то смысле любовь. Может быть, поэтому шуриа не бывают толстыми? Едоки хоть куда, а все равно костлявые.

Столовые приборы в худых тонких руках не танцуют — они порхают бабочками. За десять лет при дворе Его Императорского Величества можно научиться почти всему — пить не пьянея, вкушать экзотические яства с видом усталым и презрительным и не вспоминать о правилах этикета, которые въедаются прямиком в костный мозг. И тогда освобождается место и время, чтобы быстро-быстро думать. Порой это умение спасает жизнь.

«Саннива — очень опасное место, а дворец императора — капкан, из которого сбежать можно, только отгрызя самому себе лапу», — любил повторять Бранд. На случай, если юная супруга забудет и попытается продемонстрировать привычки и манеры грубоватой янамарской выделки.

Девичья память, наивность и непосредственность плохо совмещались с активной светской жизнью, которую они стали вести вместе с Брандом Никэйном, и если бы не он… Что скрывать, Саннива сожрала бы молоденькую дурочку с костями и потрохами.

Одиннадцать лет… Бранд… Как так получилось, что обречена на Внезапную Смерть только Джона, но умерли все, кто ее окружал, кто любит и ненавидел? Она — проклятая бабочка-однодневка — пережила всех: родителей, сводных братьев и сестер, мужа. Удивительная случайность или неумолимая предопределенность?

Накануне свадьбы она — государственная невеста — рыдала в десять ручьев. Лорд Джафит не знал, что придумать, дабы заткнуть этот девичий слезопад. «Ты хочешь, чтобы Его Императорское Величество узрел твой распухший красный нос и узкие заплывшие глаза? Ты хочешь опозорить меня перед всем двором? — верещал он и топал ногами. — Ты сама выбрала лорда Никэйна, забыла?!»

Да — сама, да — выбрала. Ткнула пальцем в темноволосого темноглазого мужчину со впалыми щеками и длинным носом, безучастно стоящего возле окна, и буркнула: «За этого пойду!» Назначенный императором сват — лорд Джафит — удивился так, что у него едва глаза на лоб не вылезли. Бедолагу вообще удар бы хватил, узнай он, что янамарская невеста сосредоточенно размышляла всю ночь и почти все утро, прежде чем остановиться на кандидатуре Бранда Никэйна. Он подходил идеально, его условия оказались самыми лояльными, о нем говорили — разумный человек. Что еще нужно? И, самое приятное, он был только на одну восьмую ролфи. Не повезло графу с одним из прадедушек.

И все равно Джоне было страшно. Все эти чудовищно неудобные, тяжелые наряды, пылающие яростью взгляды эсмондов, вынужденных сочетать шуриа в храме бога, отвернувшегося от Третьих, навязчивый шепоток, проникающий сквозь множество покровов, под которыми традиционно прячется невеста, заставляли ее дрожать.

— Выгода очевидна, моя леди. Граф Никэйн — из клана Дхел Верд, а значит, императорский родич. Третья все равно умрет, а земли в итоге достанутся короне и клану. Либо напрямую, либо через наследника.

— Если она успеет родить…

Но Джона точно знала, что успеет. Вот теперь, драгоценные мои, она успеет.

Тив Херевард прошелестел слова обручальной молитвы на совершенно непонятном большинству присутствующих на церемонии архаичном языке диллайн, похожем на злобный птичий клекот.

А рука у Бранда оказалась на удивление крепкой, когда он сжал влажную и холодную ладошку невесты.

— Ты любишь сорбет?

Девушка тихонько фыркнула:

— Кто ж его не любит?

— Я заказал для тебя клубничный.

На свадебном пиру жених и невеста едят мало, поэтому холодный и приторно-сладкий напиток пришелся как нельзя кстати. Он тек по подбородку и рукам, прокладывая весьма заманчивые маршруты для губ. Новобрачный развлекал Джону пикантными историями из придворной жизни, она уморительно пунцовела от смущения и хохота. Сорбет, смешные байки, поцелуи, никаких лишних вопросов — вот как-то так. На этом они и поладили…

— Мама, ты уже десять минут смотришь на оливку.

— А?! Прости, дорогой, я задумалась.

— Над тем, что написал лорд Джафит?

Очень скоро Рамман станет полновластным хозяином Янамари, ему нужно учиться не только управлять своими землями, но и разбираться в высоких интригах. Но у него больше нет Бранда Никэйна, который мог на пальцах объяснить самые сложные и скрытые механизмы власти, посоветовать, где нужно проявить напор, а где смиренно обождать своей очереди. Поэтому Джона не таила от сына никаких своих дел, кроме некоторых, особо неудобных, и смело давала знакомиться с перепиской. Лишнего мальчик не поймет, зато будет в курсе столичных интриг. К тому же у лорда Джафита прекрасный стиль изложения. Это вам не каракули управляющего! Читай и получай удовольствие от каждого слова. А заодно учись, учись, детка, как нужно излагать мысли.

— Все и впрямь так плохо, как он пишет? Тебя ждет опала?

— Я так не думаю, — улыбнулась одними глазами Джона. — Орик… э… лорд Джафит всегда немного преувеличивает.

— Или преуменьшает, — процедил Рамман сквозь зубы. — В тебе проснулась материнская заботливость и желание оградить дитя от неприятностей? Не поздновато ли? Сначала отправляешь меня к Аластару Эску, а потом…

Ах, как же он сейчас похож на своего отца! Тот же не терпящий возражения тон, ловчий взгляд из-под тяжелых надбровий. Через несколько лет мало кто осмелится солгать Рамману Никэйну, графу Янамари, не рискуя при этом здоровьем и жизнью.

Джона раздраженно швырнула салфетку на паркет, изображая недовольство.

— Тебе не надо знать больше, чем ты уже знаешь, сын мой. Это небезопасно, и это неразумно.

«И некому объяснить, что наследник Янамари не может позволить себе лезть в неудачный заговор, главный вдохновитель которого казнен совсем недавно».

Шесть лет назад Джона чуть было не поддалась соблазну удержать Бранда, оставить его рядом в виде призрака, в виде легкого духа. Сейчас бы он сидел на подоконнике, лицом к своей семье, спиной к окну, широко расставив локти и засунув ладони в карманы штанов, совсем как раньше.