Робин Мак-Кинли - Красавица Страница 15

Перед ним простирался бесконечный, спокойный и нетронутый снежный покров. Стоял ранний вечер и скоро должно было сесть солнце; и только он это подумал, как луч солнышка осветил башни, возвышавшиеся над деревьями в саду, который находился в середине огромного пустого поля, на котором стоял Отец. Башни были каменными и являлись частью огромного серого замка, но в свете заходящего солнца выглядели багряными как кровь, а сам замок напоминал затаившегося зверя. Отец провел рукой по лицу и иллюзия пропала, также, как и красный цвет. Легкий ветерок подул на его лицо, словно пытаясь познакомиться, и через мгновение тоже пропал. И снова Отец воспрял духом, решив, что направляется к человеческому жилью.

Краткие зимние сумерки проводили его до сада, и как только он выехал туда, приблизившись к замку, лошадь встала и фыркнула. Перед Отцом лежал декоративный сад: с камнями, заборчиками, газоном и белыми мраморными скамейками; повсюду распускались цветы, ведь здесь не было ни одной снежинки.

Отец был так напуган, что почти рассмеялся, решив, что это усталость сыграла с ним злую шутку, или он видит сон наяву. Но воздух, коснувшийся его лица, был теплым; Отец скинул капюшон, развязал плащ, глубоко вдохнув, и обнаружил, что запах цветов был насыщенным и очень приятным. Не было ни звука, только мелкие ручейки текли по саду. Везде были фонари: они стояли на черных и серебристых вырезанных столбиках, свисали с нижних веток подстриженных деревьев; от их теплого золотистого света кое-где виднелись тени. Лошадь прошла вперед, пока Отец оглядывался, изумленный; а когда они снова остановились, он увидел угол одного из флигелей замка. Перед ним отворилась дверь, внутри было еще больше светильников – кажется, это была конюшня.

На мгновение он замешкался, громко крикнув, но не получил ответа; к тому времени он и не ожидал его. Медленно спустившись с лошади, Отец еще минуту оглядывался, затем выпрямился и повел животное внутрь, словно пустые заколдованные замки были для него обычным делом. Когда двери первого стойла, к которому он подошел, раскрылись, он только раз или два сглотнул, но провел туда лошадь. Внутри была свежая подстилка и подвесная кормушка с сеном; вода наполняла мраморную поилку, пробегая по мрамору, и легко утекала сквозь мраморный слив; от свежих отрубей в яслях шел пар.

Отец просто в воздух сказал:

– Спасибо.

И внезапно почувствовал, словно в тишине кто-то прислушался. Он снял седло и уздечку с лошади, снаружи стойла обнаружил полки, на которые можно было все сложить; он не был уверен, что все это находилось там, когда они вошли. Кроме него и лошади, длинная конюшня была пуста, хотя места в ней хватило бы и для сотни коней.

Сладкий запах горячих отрубей внезапно напомнил ему о том, как голоден он сам. Отец вышел из конюшни, закрыв за собой дверь. Он оглядел двор и напротив стойла, которое он только что покинул отворилась еще одна дверь (двор состоял из пространства, сформированного двумя флигелями замка), словно кто-то ждал, пока Отец взглянет на нее. Он прошел к ней, осматривая то, что, должно быть, было главным входом – двойные арочные створки высотой двадцать футов и еще двадцать в ширину, окованные железом и украшенные золотом. Над ними была еще одна арка – шириной шесть футов, того же цвета потускневшего серебра, из которого были сделаны передние ворота; здесь в ней изображалась какая-то история, но Отец не остановился, чтобы рассмотреть. Дверь, что манила его, была более подходящего размера. Он прошел внутрь, не мешкая. Перед ним была огромная комната, с дюжинами свечей, зажженными в огромном канделябре, подвешенном к потолку. В одной стене был камин, настолько большой, что там можно было зажарить медведя; там горел огонь. Отец согрелся у него с благодарностью, ведь, несмотря на цветочный сад, в замке было прохладно, а он продрог и промочил одежду в долгом пути.

Рядом с огнем был накрыт стол на одного человека. Когда он повернулся, чтобы посмотреть на него, кресло, обитое красным бархатом, развернулось на несколько дюймов от стола, в направлении Отца; скатерть подвинула тарелки, а горячая вода, словно из ниоткуда, начала литься в фарфоровый чайник. Отец замешкался. Нигде не было видно хозяина – и даже ни одного живого существа, пешего или летающего: в саду не было даже птиц. Кто-то точно где-то прятался, искусно выжидая. А ведь он ничего не знал о колдовстве: возможно хозяин жил здесь один, а невидимые слуги просто ошиблись, приняв его за того, кто будет сердит, когда узнает, что тут произошло. А может, что-то не так было с едой, и он превратится в лягушку или уснет на сотни лет… Кресло нетерпеливо поерзало, а чайник поднялся и налил самый ароматный чай в почти прозрачную фарфоровую чашку. Отец был очень голоден; он вздохнул разок, затем сел и с аппетитом поел.

Когда он закончил, диван, который он прежде не заметил, расстелился в кровать. Отец разделся и прилег, сразу же провалившись в сон без сновидений.

Казалось, прошло не больше обычных восьми часов, когда он проснулся. На дворе был новый день, солнце еще не поднялось над покрытыми снегом верхушками огромных деревьев, а тускловатый, но мягкий свет проникал сквозь широкие окна в свинцовых переплетах, отливая бликами на полу. Одежда Отца была вычищена, аккуратно сложена и повешена на спинку красного бархатного кресла; его домотканую рубашку заменили другой – льняной и хорошего качества. Сапоги его и бриджи выглядели как новые, а плащ удивительным образом избавился от прорех и пятен, полученных в поездке. На маленьком столе были чай, тосты и аккуратно сваренное яйцо в мешочек, а в стеклянной вазе стояла хризантема цвета ржавчины.

Не было и следа хозяина и Отец начал нервничать. Он хотел отправиться в путь, но не желал уходить без того, чтобы не выразить свою благодарность хоть кому-нибудь: более того, он не знал, где он находился, и хотел бы спросить, куда ему ехать. Отец вышел, прошел в конюшню, где обнаружил свою лошадь отдохнувшей и довольной: она пожевывала сено. Все вокруг стойла подмели и убрали, а поводья и упряжь были вычищены до блеска. Отец снова вышел и огляделся, зашел за угол замка и уставился на еще большие сады и зеленые газоны. Снег полностью исчез и трава была зеленой, словно в начале лета. Далеко на краю полей он увидел темную полоску леса, и пока он прищуривался, что-то блестящее сверкнуло ему в глаза, возможно, еще одни ворота?

– Отлично, – сказал он вслух. – Тогда я отправлюсь туда.

Он вернулся в конюшню, оседлал лошадь, которая посмотрела на него укоризненно. Он в последний раз оглядел двор замка, прежде чем выехать, и, в мгновение внезапной прихоти, привстал на стременах и поклонился передним дверям.