Кассандра Клэр - Draco Veritas Страница 15

— Подозреваю, что с трудом… — Гарри сжал виски. — Еле помню прошлую ночь после того, как… — неожиданно он побледнел. — После того, как…

Она смотрела, как на его лице отражается этот всплеск памяти — потрясение… ужас…

— О Боже… Боже… — еле шевеля онемевшими губами пробормотал он. — Вчера вечером… Что ты должна была про меня подумать… Я не знаю, что в меня вселилось…

— Что-то около кварты водки, судя по всему.

— Кажется, это был джин, — рассеянно поправил он и уставился на нее полным раскаяния взглядом. — Гермиона, я был…

— …в стрип-клубе. Я знаю.

Гарри едва не свалился с кровати:

— Знаешь? Откуда?

— От тебя, — она ткнула его пальцем. — Ты говорил во сне.

— Ох, — Гарри покраснел. Ей это всегда нравилось, он становился ужасно милым и забавным, вот и сейчас — его уши покраснели, он прикусил губу. — Я… ммм…

— А кто такая Анжелика?

— Анжелика?… — Гарри неуклюже замялся. — Она… ну, это… она барменша…

— Барменша? Топлесс?

— Д-да… Но у нее целая грива волос…

— Да ну? — голос Гермионы источал презрение. — А что, — Снейп действительно играет там на кларнете?

— Гермиона, — Гарри в отчаянии отпихнул подушку. — Ну — я не знаю, не знаю, как меня занесло в эту Порочную Ласку! Давай с тобой помиримся… хочешь — я куплю вам с Джинни по Ведьмополитену с большим настенным календарем…

— О, я слышала, что Чарли был парнем месяца в феврале, — заинтригованно произнесла Гермиона.

— …только прости меня!…

Гермиона раздосадованно вздохнула:

— Ой, Гарри, да ради Бога! Меня это совершенно не волнует. Ну, напился ты и был в этой, как ее… Порочной ласке, — какое дурацкое название, — мне все равно. Я прекрасно понимаю, что вина за все это лежит на Драко. Хотя нет, я не виню его: он просто пытался тебе взбодрить, и если бы это у него вышло — клянусь небесами — я бы первая поблагодарила его. Я так волновалась…

— Я не только в этом виноват… — он встал, взял ее за руки и потянул вверх, она поднялась с кровати и подняла к нему голову. Она еще помнила те времена, когда была выше его. — То, что произошло в общей гостиной… Мне так стыдно… Я был свиньей. Прости меня.

Гермиона заколебалась. Вдруг она почувствовала, что его хватка на ее запястьях стала крепче, она подняла глаза, пытаясь найти в его лице причину — в его глазах нарастала паника. Он чего–то боялся, что она не простит его? Почему? Потому что он знает, что скрывает от меня что-то очень важное… а если я это знаю, то я должна сердиться. Здорово сердиться.

 — Конечно же, я тебя прощаю, — словно со стороны услышала она свой отчужденно — холодный голос. — Существует очень немного вещей, которые я не смогу тебе простить — ты их знаешь.

Испуг ушел из его глаз, но ярким солнечным пятном под закрытыми веками остался отпечаток волнения и беспокойства. Эта вечная тень в его глазах — Гермионе казалось, что её невозможно выгнать оттуда, как невозможно выгнать темноту из чулана для метел.

— И что теперь…

— Я не знаю, что тебя не дает покоя, Гарри. Но это так. Думаешь, я буду молчать?

Она осторожно вывернулась из его рук, взяла его ладони и перевернула их: все ребро правой ладони было разбито в ужасающий синяк, ладони испещрены запекшимися отпечатками полумесяцев ногтей.

— Ты себя буквально рвешь и терзаешь из-за чего-то, Гарри. И если ты не скажешь мне, в чем дело, то выроешь между нами пропасть. И если однажды я не смогу через нее перебраться — то вина за это ляжет только на тебя.

Она подняла глаза к его лицу, и на мгновение ей показалось, что пелена спала и перед ней снова тот Гарри, которого она всегда знала, — смущенный, смятенный, ранимый, отчаянно влюбленный… Но его глаза сразу же скользнули в сторону:

— Дай мне немного времени…

Она вздохнула. Боже, как она устала — она едва сомкнула глаза этой ночью…

— Делай, что нужно, Гарри…

— Я люблю тебя… — произнес он с упрямой надеждой.

Она потянулась к нему и тихонько поцеловала, почувствовав эти колючие прикосновения его небритых щек и подбородка. Он обнял ее, притянул к себе и ткнулся лицом ей в волосы… Но даже сейчас, когда они стояли так близко — близко, что, наверное, ближе было уже невозможно, Гермиона чувствовала разделяющую их преграду и знала, что она никуда не денется.

* * *

Завтрак. Джинни угрюмо ковырялась в своей тарелке. Яичница и тост. Она не могла понять, отчего ей так плохо, — то ли нервничает из-за сегодняшнего матча… то ли из-за того, что так и не смогла заснуть этой ночью… Она лежала и все вспоминала Драко, когда он произнес «Я никогда ничего тебе не обещал…» — с совершенно непроницаемым лицом, без всякой интонации… о, это было даже хуже его обычной холодности — она хотя бы демонстрировала ну хоть какое-то чувство, а это безразличие… Оно просто сводило с ума. Иногда ей казалось, что в него легко влюблялись именно за эту непроницаемость, как в красивый фасад пустого здания, за этими стенами можно было нафантазировать себе все, что угодно. Интересно, Блез может понять его… кто-нибудь вообще может? Гарри. Наверное. Если постарается. Уф…

Джинни проглотила еще кусок яичницы и удержалась от того, чтобы бросить взгляд на Слизеринский стол. Драко невозможен. Совершенно невыносим. В школе ведь полно симпатичных парней — Симус Финниган, например… Вот, сидит напротив и ест вилкой овсянку. Обаяшка — русый, голубоглазый… Этот ирландский акцент… И, к слову, неплохой игрок в Квиддич. Почему, спрашивается, он ей не нравится?

— Джинни? — с подозрением уставился на нее Симус. — У меня что-то с лицом?

Джинни сообразила, что сидит и в упор пялится на него.

— Ой, э-э… нет-нет.

— Конечно, — подхватил Дин, — чертовая куча веснушек.

— Ничего подобного, — дружелюбно отмахнулся Симус. Это было правдой: уж кто-то, а Джинни Уизли знала, что такое куча веснушек. У Симуса их было совсем немного — только на переносице.

— Есть-есть.

— Нету.

На этом месте Джинни оставила Дина и Симуса, они могли так препираться бесконечно, и с надеждой еще раз оглядела стол, словно Гарри, Рон и Гермиона могли бы неожиданно появиться… но нет, они опаздывали. Рядом над своими тарелками хихикали Лавендер и Парвати, сквозь смех Джинни уловила обрывки фраз — «Драко»… «так что» и «клевый». Бросив вилку, она повернулась к ним и обнаружила, что они смотрят, как за Слизеринским столом Драко беседует с Малькольмом Бэдкоком. Джинни вздохнула: как неразумно со стороны Гермионы было сообщить Лавендер и Парвати что Драко вовсе не так уж и плох… Это наконец-то позволило им не прятать свое истинное отношение к нему, теперь они не сводили с него глаз, воспринимая как целое представление даже его уход из-за Слизеринского стола.