Варвара Шихарева - Леовичка Страница 15

— Чья ж ты будешь, пострелёнок с косой?

Я назвалась и, изложив просьбу Кветки, уже собиралась отдать пасечнику деньги, как он остановил меня, сказав, что с Кветки плачу не возьмёт. После чего меня пригласили в дом и, напоив квасом, неспешно расспросили о здоровье вдовы. Потом Дорваш попросил передать Кветке пожелания скорейшего выздоровления и, повернувшись к ведущей в сени двери, крикнул:

— Ирко!.. Не стой столбом, иди сюда!

В сенях завозились, и в горницу вошёл Ирко с уже приготовленным гостинцем. Совсем взрослый, не уступающий ростом отцу, парень подошёл ко мне, не поднимая глаз, и, втиснув в руки огромный глиняный горшок, тут же отвернулся и поспешил уйти. На моё посланное вдогонку «спасибо» Ирко даже головы не повернул, а ссутулившись поспешно юркнул в сени. Я удивлённо хлопнула глазами, а Дорваш встал из-за стола и сказал:

— Прости моего сына. Он стеснительный очень, да и к чужим не привык.

В ответ я лишь плечами пожала. На Ирко я не сердилась — мне просто было странно видеть здорового, как медведь, парня, который ведёт себя так, будто боится, что я его съем…

Этой же осенью Дорваш умер — не от болезни, а просто от старости, и Ирко остался на хозяйстве один. Теперь ему время от времени приходилось посещать нашу деревеньку, но делал он это в такие часы, когда народу на улице и во дворах было меньше всего, да и все заказы на воск и мёд передавались ему через Кветку — к решившим посетить его прямо на пасеке сельчанам он просто не выходил…

После сцены у колодца прошло два ничем не примечательных дня, а следующее утро я встречала на огороде. Грядки с целебными растениями содержались в идеальном порядке, но вот капусту я подзапустила, да и возле тына разрослись колючие, отнюдь не лечебные бурьяны. Я прошла уже большую часть капустных грядок, когда пробегающий мимо сорванец не преминул мне кликнуть, что в Поляну заехал купец, так что надо скорее бежать к колодцу, возле которого торговец и выложил свои богатства. Сообщив это известие, мальчишки умчался дальше, вовсю сверкая голыми пятками, а я опять принялась за капусту. Полянцы падки на всё яркое да новое, но при этом прижимисты и осторожны — вокруг тех же бус по три часа будут ходить, прежде чем купят, так что купец вряд ли сильно расторгуется до того, как я управлюсь с огородом…

Если с капустой особых трудностей не было, то сорняки решили дать мне бой — столь любимый прабабкой чертополох кололся даже через несколько раз обёрнутую вокруг стебля тряпку и не желал лезть из земли ни в какую. Кое-как справившись с двумя упрямыми сорняками, я намертво застряла на третьем — казалось, что он корнями до самого Аркоса дотянулся!.. Переведя дух, я снова подступила к насмешливо покачивающему листьями чертополоху — я ведь тоже не садовая роза, справлюсь!.. И тут прямо у меня над головой пробасили:

— Эрка?!

От неожиданности я, распрямившись, резко отскочила назад и, увидев того, кто смог меня так напугать, выдала не менее изумлённо:

— Ирко?!

Щёки уставившегося себе под ноги парня немедля стали пунцовыми:

— Да, я… А ты изменилась… Выросла…

Прикинув, что у меня действительно выросло за последние два года, я, поправив ворот, скрестила руки на груди:

— Ты тоже… Изменился…

Я не шутила — Ирко за это время ещё больше оброс мышцами, раздался в плечах и по-настоящему заматерел. Хоть и правильные, но излишне крупные черты лица заметно огрубели, квадратная челюсть словно бы утяжелилась, тёмно-каштановые волосы по своей густоте теперь действительно напоминали мех… Это ж сколько ему стукнуло — двадцать четыре? Двадцать пять?

— Эрка… Можно с тобой поговорить?.. Это важно… — Румянец схлынул с лица парня почти так же внезапно, как и появился, оставив после себя полотняную бледность, а я отступила на шаг и кивнула. Ирко перешагнул невысокий плетень и, взявшись за непокорный куст, вытащил его из земли так, будто у того корней совсем не было — только кистью чуть шевельнул, и всё… Я же, наблюдая за парнем, потихоньку начала приходить к тем же выводам, что и дурочки у колодца, — Ирко сватается! Да и как иначе объяснить эту не свойственную ему прежде разговорчивость, надетую в будний день праздничную рубаху, до блеска смазанные сапоги… Ирко же, отбросив бурьян, подошёл ко мне:

— Я на днях у Кветки был… Не просто так… Попросил её мне невесту найти, а она сказала, что ты до сих пор одна живёшь… — Тут он впервые оторвал взгляд от земли и, посмотрев прямо на меня, глухо произнёс: — Выходи за меня, Эрка? Не могу я больше сам по себе!.. Тошно!..

Глаза у Ирко оказались необычайно красивые — большие и добрые, они напоминали цветом гречишный мёд, в котором утонули солнечные лучи… А ещё в них стыла такая тоска, что я мгновенно поняла: ему действительно тошно! Плохо так, что хоть петлю на шею или в омут с головой!.. Я вздохнула:

— Понимаешь, Ирко, я ведь не одна — у меня мать на руках, и она… — Решив, что, вместо того чтобы полчаса объяснять, лучше один раз показать, я, оборвав себя на полуслове, направилась в дом, махнув Ирко рукою. — Пойдём…

Мать сидела на своём обычном месте, почти утонув в выстеленном одеялами кресле, — руки бессильно лежат на коленях, глаза полузакрыты, голова медленно перекатывается из стороны в сторону по подстеленной подушке: влево-вправо, влево-вправо. Именно по этим движениям и можно было определить, когда мать не спит… Хотя… Вряд ли это бессмысленное существо всё ещё было моей матерью — скорее, её оболочкой… Напоминанием…

Ирко, зайдя в комнату, вежливо поздоровался, а мать, конечно же, его не заметила. Я подошла к креслу, поправила подушку и, положив руку на высокий подлокотник, повернулась к нежданному жениху.

— Вот моя мать, Ирко. Она не в себе — не говорит, никого не узнаёт, ничего не замечает… Это не лечится, а ухаживать за ней надо как за младенцем. Кормить, мыть, менять подгузники, переодевать…

Ирко решительно шагнул вперёд, его огромная, жёсткая ладонь накрыла мою:

— Я буду помогать, Эрка!.. Дом от отца мне большой достался — места всем хватит. Всё устрою как надо, ты только скажи…

Я изумлённо посмотрела на него. Если бы на месте Ирко оказался любой другой сельский парень, то дверь моей хаты хлопнула бы раньше, чем начались пояснения, но Ирко не просто остался… Чужое горе словно бы преобразило его — в мгновение ока он посуровел и ещё больше повзрослел, тоска во взгляде сменилась заботливой серьёзностью.

— Я ведь не знал, что тебе так трудно, — Кветка ничего не рассказывала… Но теперь я вас не оставлю — всегда рядом буду…

То ли от тёплой ладони Ирко, то ли от этого его совершенно нового, переполненного внутренним светом взгляда в глазах у меня вдруг подозрительно защипало и я, чтобы спрятать нежданно проступившие слёзы, прижалась к парню, прошептав: