Ольга Лукас - Тринадцатая редакция. Книга 5. Неубедимый Страница 15

Порфирий Сигизмундович вернулся от китайцев и объявил очередной дубль.

На этот раз бесплатные студенты бежали сносно, зато Борису было велено «не пороть отсебятины и идти по сценарию».

Борис делал шаг и на все лады твердил «Теперь пора…»

Студенты всё бегали и бегали, они так наловчились раскрывать на бегу зонты, что это уже больше походило на современный танец, а не на стихийное бегство от дождя. Но Порфирий был недоволен.

— Это что ещё за цирк китайских фонариков? Не надо вот этого автоматизма!

Чтобы взбодрить китайцев, он вдруг кинулся им наперерез, рыча и размахивая руками, то и дело восклицая: «Я дракон!! Я дракон!!» Вместо того чтобы бежать от него ещё шибче, студенты остановились, побросали зонтики, и захохотали, уперев руки в колени.

Режиссёр бушевал и рвал на себе ветровку.

Лизанька принесла ему коньяка и валидола. Коньяк он взял, от лекарства отказался.

Вымокшие насквозь статисты смотрели на него с завистью.

— Так, а что у нас массовка в таком виде? — наконец спросил Порфирий Сигизмундович, указывая на китайцев, — Они же до нитки промокли. Зачем им теперь зонты раскрывать, зачем бежать? Не верю я им! А ну-ка, переоденьте их и высушите фенами!

Студенты припустили в сторону автобуса.

— Вот так надо бежать! В следующий раз так и бегите! — крикнул им вслед режиссёр, а потом повернулся к длинному худому человеку в подтяжках, скрывающемуся под бутафорским зонтом: — Теперь твой эпизод.

Худой с неприязнью посмотрел на Порфирия.

— Давай, давай, вылезай, — не глядя уже на него, ответил режиссёр и повернулся к знаменитому толстяку: — Вы, Борис, гениально сегодня выступили. Впрочем, как и всегда. Не смею больше подвергать опасности ваше драгоценное здоровье.

Артист молча пожал плечами и удалился под тенты.

Зябко ёжась, обладатель подтяжек выбрался из-под спасительного зонта под холодный октябрьский дождь.

— Вот, вот, хорошо! — подбадривал его режиссёр. — Пока я тебе верю. Камера!

Эпизод, на взгляд Дмитрия Олеговича, был пустяковый: персонаж топтался на месте, глядел куда-то вбок, вытягивал шею, делал попытку дать дёру, но потом снова возвращался на место и опять глядел вбок. Но капризному Порфирию снова что-то не понравилось.

— Ты промок?

— А вы что, не видите? — огрызнулся обладатель подтяжек.

— Нет! Не вижу! Я тебе не верю! Ты не промок, ты обмочился — и переминаешься с ноги на ногу! Ну выругайся хотя бы! Ты швед? Ругайся по-шведски. Ты промок, но полон решимости идти до конца. Обогащай роль! Будь художником, а не марионеткой!

Он дёрнул артиста за подтяжки. Худой «швед» нелепо взмахнул руками, и чуть не полетел в грязь.

— Ну, разозлись! Давай, крикни «перкеле» какое-нибудь!

— Перкеле — это по-фински, — не выдержал Дмитрий Олегович и сделал шаг вперёд.

— Да-а? — с интересом взглянул на него режиссёр. — А по-шведски как?

— Jävlar vad det regnar!

— Ну и что это значит?

— Что-то вроде «Чёрт побери, пошел дождь».

— И всего-то?

— Для шведа это звучит как для нас. — Он сделал несколько шагов вперёд и прошептал пару фраз режиссёру на ухо.

Порфирий довольно ударил себя руками по бокам.

— Запомнил? — строго спросил он у «шведа», а потом, повернувшись к незнакомому умнику, передал ему свой айпад, — Ну-ка, запиши для меня, как это пишется и как произносится, он же ни черта не запомнил, по глазам вижу. И то, что ты мне по-русски нашептал, — тоже запиши!

Дмитрий Олегович прилежно записал и то, и другое. Звучное ругательство, которому ещё в школе обучил их с Джорджем один хулиган, по-прежнему имело успех у публики.

— Значит, стоишь, мокнешь тут — и бормочешь себе под нос эту абракадабру, — приказал режиссёр обладателю подтяжек.

— Но этого нет в сценарии! — робко возразил тот.

— И что? Теперь — есть. Ну-ка, впиши в сценарий, — повелительный жест в сторону Лизаньки. — Как они мне надоели все, — это уже неожиданному единомышленнику, Дмитрию Олеговичу.

— Отдохнуть бы вам, — задушевным тоном сказал тот, — Давайте посидим где-нибудь. Я вас по-шведски научу ругаться. По-фински вы и без меня умеете.

Режиссёр поглядел на небо. Поглядел на посиневшего от холода «шведа». Поглядел на Лизаньку, выискивающую в распечатке сценария свободное от карандашных пометок место для того, чтобы вписать очередные изменения. Поглядел на Бориса, привалившегося к обогревателю и задремавшего под тентом. И согласился.

Продолжить знакомство решено было в ближайшей рюмочной на Галерной.

Дмитрий Олегович уже предвкушал победу — да что предвкушал, она была уже у него в кармане.

— А с французским у вас как? — спросил режиссёр. — У нас консультант какой-то… Пьющий очень. Он когда консультирует, а когда в автобусе спит.

— Нет, французского не знаю.

— Жаль, жаль. А я-то поверил, что вы — моё спасение от этой банды недоумков, — всхлипнул Порфирий Сигизмундович и заказал рюмку водки и стакан чёрного чая.

При слове «поверил» шемобор прислушался к себе и попробовал подумать по-французски. Ничего, кроме «Пуркуа бы и не па?», в голову не приходило.

Дальнейший разговор ещё больше разочаровал его.

— Верю! Верю! Верю! — на все вопросы отвечал режиссёр, ставший вдруг милым и ручным, как объевшийся сметаны дворовый котёнок. Но небо не падало на землю, и свиные рыла не заглядывали в окна, и золотые монеты не высыпались из перевёрнутого вверх дном, опустевшего стакана.

— А верите, что я — шах персидский инкогнито? А что нам сейчас в подарок от заведения бутылку шампанского принесут? А верите, что у меня в кармане — волшебное кольцо?

— Верю! Верю! Верю! Мне так хочется верить вам…

Всё это было лишь досадным совпадением. Да и не мог Эрикссон знать, что неугомонный Порфирий Сигизмундович будет снимать эпизод возле Медного всадника именно тогда, когда Дмитрий Маркин окажется рядом. А если не праздновать преждевременную победу и внимательно перечитать условия задачи, то искать «товарища лектора» надобно всё же «внутри», а не «около». А кто может сидеть внутри фигуры Петра?

Тут скорее подойдёт мим, одетый Медным всадником и изображающий его где-нибудь на Дворцовой, если, конечно, такие мимы уже появились в Санкт-Петербурге.

Хотя… Внутри фигуры лежит газета и капсула с фамилиями реставраторов! И для того, чтобы узнать эти фамилии, совсем не обязательно разрушать статую, достаточно произвести соответствующие изыскания.

Порфирий Сигизмундович совсем расклеился и готов был уже поверить в то, что случайный знакомый, этот прекрасный специалист по шведским и русским ругательствам, есть тот единственный, кто предназначен ему судьбою. Это было уже слишком. Расплатившись и выставив защиту, шемобор, неузнанный, вышел из рюмочной.