Оксана Демченко - Паутина удачи Страница 15

– Все хорошо, мам, – вслух подтвердила я.

– Вот и ладно, – сразу поверила мама.

До сих пор не знаю, что сказал ей отец о моем везении и моих способностях, но, кажется, немало: она в меня верит. Успокоилась, улыбнулась и пошла собирать на стол.

Наш старенький паровоз – путейские дети прозвали его «Букашкой», «Букашем», и имя прижилось, поскольку в обозначении серии есть буквы «Б» и «У», – вздохнул, сердито загудел вслед «Зеленой стреле», такой несолидной, шумной и поспешной, разбудившей его, пожилого, степенного и работящего. Мне он всегда казался очень похожим на своего машиниста, деда Корнея. Свистит, сердится, пыхтит на подъемах-тягунах, ругается и нудно стучит… А на деле – толковый, беззлобный и надежный. Только очень уж уязвляет его то, что есть в мире иные локомотивы… и, хуже того, дирижабли.

Неделю назад дед сидел весь день у Михаила Семеновича. С ужасом слушал про самобеглую коляску, прозванную с недавних пор по-новому, автомобилем. Ей, оказывается, рельсы не нужны! Она даже по столичным улицам ходит. У правительницы недавно появился свой гараж…

Дед сокрушался целый вечер, сетуя, что придуманное новшество чересчур опасно, дымно и вредно. А в глазах читался страх: вдруг паровозы, которым принадлежит вся его душа, однажды окажутся забыты ради нового чуда техники? Даже папа пожалел деда, сразу и полностью согласился с тем, что самобеглые коляски вредны, у них нет будущего. Но я-то вижу по глазам, что думает он иначе.

«Букаш» загудел повторно, короткими резкими звуками собирая к вагонам своих припозднившихся пассажиров. Лязгнула сцепка. Саня на правах внука машиниста гордо сообщил всей детворе:

– Славно тронулись, без всякого толчка. Дед – мастер!

Паровоз в последний раз оповестил окрестности о своем отбытии. В бестолковом третьем вагоне заголосили буйно и не вполне трезво, наспех считая детей и взрослых, зазывая пропавших. Им шумели в ответ соседи, сообщая, что Толька гостит в восьмом, а Петр – в четвертом… Колеса считали стыки рельсов все бодрее, легкий ветерок шевельнул мамины рыжие волосы, яркие, похожие на завитые в пружинки солнечные лучи. Я в очередной раз подумала, какая же мама красивая и складная. Она подошла, встала за моей спиной, теперь еще и погладила по голове. Сразу стало тепло на душе и радостно… А еще в сиянии ее волос странным образом копится небольшая и весьма уютная домашняя удача. Может, оттого и борщ у нас неизменно вкусный, и пельмени несравненные, и даже самая простая каша съедается без остатка и с аппетитом. Не от голода – а в удовольствие. Мама в любое дело душу вкладывает.

– Ну где этого паразита носит? – заново растревожилась она. – Мы уже ход набрали. Все тут, обед стынет.

По крыше вагона застучали сапоги, вымеряя ее от хвостовой сцепки к нашей двери. Мама фыркнула, пряча за показным возмущением радость:

– Все не как у людей! Хуже мальчишки по вагонам прыгает. Саня, иди ко мне. Он ведь и вниз сигануть способен, не думая и не глядя.

Брат послушно юркнул маме под руку. Вовремя – с крыши и правда прямо на ступеньки свалился отец. Он ловко перехватил поручни, качнулся вверх и сел на нашу лестницу, щурясь от сдерживаемого смеха. Мама и правда ругалась занятно. Раз пять обозвала любимым словом «паразит», потом припомнила «чертеняку». Дальше пошли бабушкины обороты с южным выговором – бисово отродье, вимпирь… Сама я бабушку не застала, но знаю, что дед Корней увез ее из села, стоящего неподалеку от южной ветки путей. И мама Лена, кажется, куда больше унаследовала от своей южной родни – яростный характер, неспособность копить обиды и столь опасную для женской части населения поезда готовность каждую минуту дать бой по самому малому поводу.

Выговорившись, мама вцепилась отцу в волосы и сделала вид, что хочет выдрать изрядный клок. А потом рассмеялась, довольная смирением Короля, нагнувшего голову для удобства «трепки».

– Устал?

– Лен, да не с чего, – отмахнулся он. – Три плети, ребята все сделали быстро, на одном дыхании. Семенович сказал, телеграмма пришла. Нас спешно переводят на северо-западную ветку. Там большая стройка, вот где будем уставать. Нужно подсобить, а мы самые ближние к дуговой связке путей. А пока дней восемь отдыха.

Король сунул руку во внутренний карман куртки и извлек небольшой жестяной футляр. Бережно перевернул, извлекая с десяток слабых стебельков подснежника с мелкими, едва наметившимися бутонами цветков. Понятно – искал в лесу и едва успел запрыгнуть на площадку хвостового вагона. Футляром, а точнее, банкой тотчас завладел Саня. Еще бы! Целое состояние: узорная, со сложной выпуклой чеканкой, с золотой краской контура рисунка. Начпоезда хранит чай в очень похожей банке. О ней знают и мечтают все мальчишки…

– Откуда? – Восторгу брата не было предела.

– Из «Зеленой стрелы» кто-то выбросил, – улыбнулся Король, подталкивая детей в спины и двигая всю семью в сторону вкусно пахнущего обеда. – Для богатых детей, Саня, это не сокровище, а мусор.

– Ну и дураки, – немедленно постановил Саня. – Жаль, крышку они зажулили.

– Деда попроси, новую соорудит, – посоветовал Король. – Корней – мужик рукастый.

Он сел, как и полагается, во главе стола и принялся жадно следить, как мама разливает темный, жирный борщ по тарелкам. Принюхался и уточнил, по южному ли рецепту изготовлен, на старом сале? Довольно кивнул, принимая свою порцию. А в глазах такие искры бегают – аж страшно. Я его знаю: сейчас еще что-то учудит. И буду я одна хозяйствовать до самой ночи…

– Лена, – строгим тоном позвал отец, вычистивший тарелку в две минуты, – у нас на сегодня намечено важное дело.

Мама, которая его повадку знает много лучше моего, фыркнула, искоса глянула на бледно-зеленые подснежники в маленькой кружечке, неопределенно дернула плечом, не высказав вслух никаких возражений или ехидных замечаний. Отец довольно кивнул.

– Надо сходить на склад и учесть осветительное масло, – предложил он повод, мало отличающийся от обычных в таких случаях.

– До трех не сочтешь без подмоги? – ядовито посочувствовала мама.

Она, как и я, знала: емкостей с маслом ровно три… Одна пустая, вторая ополовинена. Не далее как вчера я писала отчет для дяди Михея. Отец задумчиво нахмурился и исподлобья глянул на маму.

– Так весна, день еще короток, света мало, угар велик, – важно предположил он, сдерживая улыбку.

– Ну разве что угар… – задумалась она, накручивая витую рыжую прядь на палец. – У тебя или у масла? А, велика ли разница! Пошли учитывать, пока ты не нашел еще каких добровольных помощников. Ренка, дом и детвора на тебе.

– Понятно, – отозвалась я.

Не особенно сложное дело – привести в порядок посуду и весь вагон. Как только родители ушли, я запустила в наш закут приятелей Сани. Брат выставил на стол кастрюлю с остатками борща, разлил всем поровну. Васек, сын Михея, сбегал и принес кашу, Лёня добавил хлеб – и так далее. Не знаю, успели ли родители добраться до склада, а у нас уже вовсю шумел праздник. В середине стола стояла великолепная банка, и пацаны, не отрываясь, смотрели на нее. Советовали Сане наперебой, чем можно заполнить столь красивое вместилище для детских сокровищ.