Линн Флевелинг - Белая дорога Страница 15

— Ты задумчив, тебя что-то тревожит?

— Да нет. Просто беспокоюсь, как бы поскорее…

— Нет, молчи! — Серегил в притворном ужасе распахивая свои серые глаза. — Ещё накличешь на нас беду.

Алек усмехнулся.

— Ладно. Надеюсь, Астеллус будет благосклонен к этому путешествию. Так лучше?

— Я бы не стал искушать судьбу.

— Ты же не веришь в судьбу.

Серегил в задумчивости уставился на стайку краснокрылых крачек, вьющихся впереди.

— Возможно теперь я начинаю думать иначе. Я очень много размышлял над тем, что произошло в Пленимаре.

— С этим покончено, тали, — тихо сказал Алек, взяв руку Серегила и поднеся её к губам — весьма смелый жест для северянина, особенно здесь, на палубе, где каждый мог их видеть.

— Я не о рабстве и унижениях, Алек. Прежде всего о том, как мы вообще там очутились. О человеке, с которым я был знаком пять десятков лет тому назад и который изменил весь ход моей жизни… А там, в доме Ихакобина, Илар оказывается в самом центре паутины, в котороую мы угодили.

Он снял с плеча Алека длинный волос Себранна.

— И опять этот сукин сын резко меняет мою судьбы, не находишь?

Он отдал волосок ветру.

— И твою тоже.

— Я тоже много думал про Илара. Когда ты впервые упомянул о нём, ты поклялся, что убьёшь его при первой же встрече. А в итоге ты вместо этого его пожалел.

Серегил опёрся локтями о борт и тяжко вздохнул.

— Всё ещё ревнуешь? Уж не считаешь ли ты меня слабаком оттого, что я его спас?

— Слабаком? Ну нет, ты проявил милосердие. Знаю, тали, я тогда был ужасно зол, но, оглядывясь назад, могу сказать, что я рад.

Серегил скептически поднял бровь.

— Так значит, ты больше уже не ревнуешь?

Теперь настал черед Алека уставиться на волны.

— К этому жалкому евнуху? К чему там ревновать?

— Помнится, ещё совсем недавно ты не был так философски настроен.

— Естественно, когда застал его пристающим к тебе с поцелуями возле ручья. Он предал меня точно так же, как и тебя. И это после того, как заставил меня довериться ему, пока я находился в доме Ихакобина.

— Но это всё было до того, как ты узнал правду. Что ты думал о нём, пока считал его «Кениром»?

Алек отвёл взгляд, вдруг почувствовав себя неловко. Если быть честным до конца, следовало признать, что тот ему нравился. Но только лишь потому, что Илар был добр к нему… казался единственным другом в том доме.

— И всё равно, он всё время лгал, — ответил Алек, упрямо отбрасывая ненужные мысли. — Как считаешь, он ещё жив?

— Всё может быть.

— А может быть он умер, вместе с Ихакобином и остальными, от песни Себранна. Он не мог далеко убежать.

Серегил задумчиво глянул вниз на Себранна.

— Быть может. Мы пока ещё не знаем какова сила воздействия Себранна. Как бы ни было, сомневаюсь, что мы снова увидим Илара. Да и шут бы с ним, тали.

Алек повернулся и глянул на берега.

Туман рассеивался и уже можно было рассмотреть линию зубчатых заснеженных горных вершин. Ашекские горы протянулись с севера вдоль всего Ауренена, опоясав тёмно-синее Осиатское море наподобие гигантского ожерелья.

Боктерса, фей’таст зеленых долин и пресных ручьёв, находилась далеко в горах, на западе. Сен’гаи Адзриэли и Мидри, длинные концы которых развевал сейчас ветер, были того же ярко-зелёного цвета.

— Итак, которая по счёту попытка? — Микам присоединился к ним, оказавшись возле борта.

— Третья, — отозвался Алек.

Микам усмехнулся:

— Три — счастливое число. Однако не помешало бы подстраховаться. Кинуть Астеллусу монетку через правое плечо, чтобы вернее достичь цели.

Алек выудил из своего кошелька сестерций и немного подержал его на ладони, любуясь игрой четкого рисунка в лучах солнца. Полумесяц с пятью исходящими лучами качал в колыбели пламя: Луна и огонь, Иллиор и Сакор, покровители Скалы и королевской семьи. Впервые он увидел такую вскоре после встречи с Серегилом и тот научил его одному фокусу.

Загадочно улыбнувшись, Алек вдруг ловко спрятал монетку, заставив её исчезнуть меж пальцами, а затем вытряхнул из руква, проведя по нему рукой.

Микам рассмеялся.

— Не удивительно, что тебе нет равных за игровым столом.

Алек кинул монетку через плечо и она шлёпнулась в воду.

Серегил достал из кошелька маленькое совиное пёрышко и пустил его по ветру.

— Удачи во тьме.

— И при свете дня, — тихо отозвался Алек.

Старый Моряк в этот раз был явно на их стороне. Они миновали несколько небольших штормов, и пару раз их осыпало внезапным градом, но ветер всё же всегда оставался попутным. Алеку нравились штормы, порывистый ветер, корабельная качка. Всё это было захватывающе. Но даже в ясные дни Осиат оставался слишком суровым и каждый вечер они были вынуждены подплывать поближе к берегу. Пока судно стояло на якоре Алек, Микам, и Серегил пели для корабельной команды или слушали чьи-нибудь небылицы и рассказы о давних несчастьях. Они коротали время за картами, играли в кости или бакши, и деньги так и курсировали между путешественниками и моряками. Серегилу особенно везло и однажды ночью он едва избежал кулаков, когда кто-то из матросов обвинил его в шулерстве, и когда — в кои-то веки — он, как раз не мухлевал.

В иные ночи в тиши их каюты мысли Серегила обращались к дому, и он рассказывал о старинных приятелях, в том числе о друге детства Ките’и’Бранине. Алек познакомился с Китой в Сарикали и тот весьма понравился ему, особенно когда Алек прекратил переживать по поводу того, не были ли они с Серегилом больше, чем друзьями. Серегил называл Киту не иначе, как «братец», но это было вполне распространено внутри клана, особенно среди равных по социальному статусу. Иногда казалось, что все обращаются друг к другу или «кузен», или «тётя», «дядя», «брат», «сестра». И порой было невозможно определить, следует ли понимать это буквально.

Серегил мягко рассмеялся.

— Интересно, что скажет по поводу тебя мой дядя Акайен?

— Надеюсь, одобрит, — Алек шутил только наполовину.

Акайен был одним из немногих членов семьи Серегила, о которых тот позволял себе упоминать в те первые годы, когда они были вместе. Тот самый дядя, по профессии оружейник, который был ещё и контрабандистом. Согласно Аурененскому Эдикту об отделении Виресса являлась единственным легальным портом для торговли с Тремя государствами. Однако это не остановило нелегальной торговли, и Акайен приобщил к этому своего юного племянника. Серегил поведал Алеку истории, как они плавали под тёмной Луной предателя, ради встречи и торговли со скаланскими судами. Нежность в его голосе заставляла Алека подумать, что этот Акайен’и’ Солун должно быть совсем другой человек, чем его брат, отец Серегила. Именно тогда Серегил впервые познакомился с чужаками-тирфейе и познал нечто из совсем другого мира. Серегил ещё смеялся, что столь раннее вступление на преступный путь закалило его характер.