dver_v_zimu - Элизиум, или В стране Потерянных Снов Страница 15

Драко вынул из кармана разрозненные, кое-как собранные им в эти дни листы:

— Я выписываю то, что мне понадобится. И хочу составить карту… Та, что у меня в голове, никуда не годится. Она устарела. Многое изменилось.

Шейн фыркнул.

— Поговори со мной, — приказал он, отобрав книгу. — Скажи, зачем ты так ищешь его? Ты его любишь?

— Он мой сын.

— А если он уже мертв?

Драко улыбнулся.

— Это невозможно. Он ведь только наполовину здесь — он полумертвый, по-вашему. Здесь его невозможно убить. Вот почему я не думаю, что искать надо в стране Полудня. Вы не слишком-то доверяете полумертвым и полуживым.

— Наша Королева из полуживых, — напомнил ему Шейн.

Драко задумчиво кивнул.

— Вот почему я хотел бы ее увидеть и…

— Мечтай, мечтай, — Шейн так и покатился со смеху.

Драко обернулся и глядел, как он разлегся на траве, раскинув ноги и руки, узкоплечий, гибкий, наглый… Иногда он узнавал в этом избалованном мальчике себя — и становилось неприятно. Неприятны были ему эти перстни, которыми Шейн то и дело хвалился, камни с волшебными свойствами, древние и изысканно обточенные, золото, серебро, крупный жемчуг. Неприятна излишняя любовь к затейливым, девичьим почти, прическам, одна другой пышнее и вычурней. В мелкие косички Шейн вплетал цветы и ленты, крупные косы закалывал гребнями.

— Послушай, — Драко решил сменить тему. — Ты ведь мог бы выехать в город? В Рубиновое кольцо? Ты мог бы спросить там о Гарри. Поискать его? Для меня.

Шейн поднялся на локте.

— Зачем тебе этот слепой?

— Мы с ним вместе…

— Брось, — протянул Шейн с нехорошей усмешкой, — он такой неприятный. Я был рад, что мама его не купила.

— Он был со мной, — упрямо сказал Драко, — это я его сюда притащил, если уж на то пошло.

Историю с залом Завесы Шейн уже знал. Она доставила ему немало удовольствия, особенно та часть — на взгляд Драко, весьма мрачная — когда оба путешественника падали в невидимом колодце.

— Да теперь-то уж все равно. Каждый теперь сам по себе. Тебе повезло. Ему нет.

Драко отвернулся.

— Что ты? Не думаешь, что тебе повезло? — потребовал Шейн, дернув его за рукав. — Мы не нравимся тебе? Мама не нравится? Я — не нравлюсь?

— Ты мне нравишься, — сказал Драко. — Ты умный, развитый, смелый мальчик.

— Ты бы хотел, чтобы твой сын был таким? Таким, как я?

Драко опешил. Шейн же сел рывком и подвинулся ближе.

— Я… нет, я… Я не думаю, что…

Еще ближе. Дыхание его касалось шеи Драко. Шейн бесцеремонно отвел в сторону прядь сильно отросших волос и почти дотронулся губами до кожи.

— Скажи, что хотел бы.

— Шейн, послушай…

— Поцелуй меня.

Драко не смел отодвинуться. Это была и просьба, и приказ.

— Что?..

— Как ты своего сына целуешь. Как будто я — твой сын. Обними меня, поцелуй.

Драко медленно повернулся и неловко обнял Шейна за плечи, быстро и сухо поцеловал — клюнул — в гладкую щеку.

Черные глаза смотрели испытующе, строго и холодно.

— Не так. Ты не так его целуешь, своего сына.

Драко оттолкнул его, разозлившись на себя, на него, на всю эту мерзкую страну.

— Избалованный, — выдохнул он, — ты избалованный, ты злой, испорченный сопляк. Сам не знаешь, о чем просишь. Ты не понимаешь, что такое отец, у тебя и отца-то не было… и ты совсем извратил… все извратил в этой своей красивой головенке.

Драко ткнул пальцем в черепаховый гребень, скреплявший две толстые косы.

Шейн вскочил и без раздумья, ни на секунду не изменившись в лице, отвесил Драко пощечину. Драко схватился за скулу, не успев даже понять произошедшее до конца, а мальчишка ударил его еще, и еще раз. Бил наотмашь, со всей силы. Потом поднял ногу и пнул беглеца в живот.

В Льяном краю Драко ни разу пальцем не тронули — не считая окрика Шэннон, когда их с Поттером разлучали в первый день.

И эта неожиданная, страшная перемена так его ошеломила, что он согнулся пополам, задыхаясь, смаргивая слезы, забормотал что-то сквозь сбитое дыхание — и умолк.

Его время в поместье наполнилось не только страхом — и не столько им, но надеждой, на этот раз горькой, яростной, жестокой. С надеждой такого рода идут в атаку солдаты гибнущей армии.

Драко очень давно не испытывал подобного: можно сказать, что и вовсе позабыл об этой стороне собственной натуры. Цепкой, расчетливой, жесткой.

Пока мальчик его бил, он думал лишь об открывшемся ему — и думал совершенно хладнокровно, с каким-то почти исступленным удовольствием.

Нет, Шейн не собирается помогать ему с побегом. Но он поможет. Теперь — поможет.

В тот день они вернулись в поместье, едва успев до исчезновения солнца. У Драко на щеке расцветал синяк, но оба вели себя, как ни в чем не бывало. Особенно Шейн. Те же небрежные шутки, смех. Даже болтовня за ужином.

Шэннон вгляделась в лицо беглеца, качнула головой, нахмурившись, но ничего не сказала.

Через две ночи Шейн выманил его на прогулку. Они вели лошадей под уздцы, вышагивая по разбитой колее, и Драко чувствовал, что мальчик вот-вот сорвется. Уж больно Шейн был тихим, задумчивым, серьезным.

— Драко, — наконец, окликнул он. — Драко, ты не сердишься на меня?

— Нет.

— Нет? Совсем нет?

— Я должен был рассказать твоей матери.

Шейн скривился.

— О. Это. Поверь, она знает обо мне и кое-что похуже.

Драко не был ни в чем уверен, не был уверен, блефовал ли маленький гаденыш. Решил не рисковать, кивнул.

— Хорошо… Значит, я правильно сделал, что не сказал.

— Ты ведь не ждешь за это благодарности? — мальчик вскинул подбородок, очень похожим на мать жестом.

— Совсем не жду.

— Я был жесток к тебе. Но ты! Ты тоже обошелся со мной жестоко.

— Прости за все, что сказал о твоем отце… о том, что… у тебя его нет. Твой отец, мертвый он или живой, всегда таковым останется…

Шейн нервно рассмеялся.

— Ты просишь у меня прощения? Ты?

Драко наклонил голову. Только бы не переиграть. Осторожнее…

— И хотел бы загладить вину, если ты не против.

Он шагнул к Шейну, взял его руку и поднес к губам. От оливковой кожи пахло цветами и ягодами, и немного — мускусом и потом.

Шейн вырвал ладонь из его пальцев и, опять как тогда, в балке, без предупреждения, закатил Драко оплеуху. Звонкую, резкую. Лошади испуганно затоптали на месте. Драко, от неожиданности потеряв равновесие, едва не свалился в грязь.

— Вот теперь поцелуй руку, — со злобной, приклеенной улыбкой сказал Шейн.

Драко послушался. Касаясь губами руки, что его ударила, он не мог сдержать дрожь — но, и он опять себе поразился, это была дрожь предчувствия, а не омерзения.