Анна Гурова - Дракон мелового периода Страница 15

В квартиру Хохланда вела парадная лестница, вернее, она была парадной лет, наверно, сто назад. На первом этаже не горела лампочка, из подвала несло кошачьей мочой; стены с осыпающейся вокзально-зеленой краской были исчирканы росписями. Кое-где на литых перилах еще сохранились чугунные бутоны, резные листья и завитушки; на некоторых площадках перил не было вовсе, и такие места я обходила по стенке, всякий раз в красках представляя, как срываюсь вниз, в пахнущий котами темный провал. Хохланд остановился у древней на вид двери, открыл несколько латунных замков и с любезным полупоклоном впустил меня внутрь.

Я перешагнула порог и уперлась взглядом в зеркало. Оно занимало простенок между двумя уходящими в темную даль коридорами, вытягиваясь от пола до высокого, как во всех старинных домах, потолка. Темное зеркало, с которого осыпалась амальгама, на резной деревянной тумбе, набитой тапочками, выглядело в точности как врата в царство призраков. Впервые с момента знакомства с Хохландом я почувствовала, что мрачное настроение отступает и ко мне возвращается здоровое любопытство.

– У вас тут коммуналка? – поинтересовалась я, разглядывая прихожую: черный электросчетчик какой-то дореволюционной модели, вывеска старых пальто на гвоздях вместо нормальной вешалки, склад обуви, покрытой слоем пыли, и прочие экзотические предметы обстановки.

– Нет, с чего вы взяли? Это моя собственная квартира. – сердито возразил старикан, с кряхтением нагибаясь перед тумбой в поисках пары одинаковых тапок. – Пребывающая в моей личной и безраздельной собственности.

Кажется, мне удалось еще раз оскорбить Хохланда. Я определенно добьюсь в этом искусстве больших успехов, прежде чем у него лопнет терпение и он меня выставит.

– Я ничего плохого не хотела сказать. – принялась я оправдываться. – По-моему, коммуналка – это так стильно, так романтично...

«И пахнет здесь, как в коммуналке». – чуть не сболтнула я, но, к счастью, сдержалась. Подумаешь, дедушка годами не прибирается, ведь он чахлый и дохлый, хорошо хоть сам выход из квартиры отыскивает, а квартира, похоже, настоящий лабиринт...

Дед провел меня темным коридором мимо ряда дверей – некоторые были заперты снаружи на замок, а иные, кажется, вообще заколочены, – и мы вошли в гостиную.

Пожалуй, слово «зал» подошло бы ей больше. Такие гостиные я прежде видела только в Зимнем дворце. С точно такими же, кстати, росписями на плафоне. Обстановка гостиной была не бедная, но какая-то запущенная. Вдоль стен, теряясь в пространстве, скромным рядком выстроились буфет, шифоньер, ширма, тумба с мертвым телевизором, оттоманка с валиками по бокам и трогательным ковриком перед ней, еще одно стоячее зеркало, круглый трехногий столик с китайской вазой, ножная швейная машинка «Зингер», накрытая гобеленом... Средний проспект с его рекламными цитами и автомобилями за мутным окном казался нереальным, как будто из другого времени. В глубоких узких оконных нишах цвела красная герань. Цветки были яркие и свежие, а листья – серые от пыли.

– Ух ты! – с восхищением выдохнула я, окидывая взглядом диковинное зрелище. – Можно я здесь немного огляжусь, чтобы слегка привыкнуть?

Хохланд фыркнул, но возражать не стал. Я обошла комнату по кругу. В поле моего зрения попадали все новые детали. Заложенная кирпичами голландская печь в углу; ажурная золото-тканая скатерть на трехногом столике; горка с хрусталем – даже сквозь пыль видно, что хрусталь – необыкновенного цвета «загнивающей сливы». Приблизившись к выцветшим обоям, я заметила золотые проблески и вдруг поняла, что это вовсе не бумага, а какая-то дорогая обивочная ткань, вроде парчи.

– У вас как в музее. – невольно понизив голос, сказала я Хохланду. – Столько всяких интересных штучек...

– Тут у меня покойная супруга все устраивала. – неохотно сообщил Хохланд. – Я и прежде в ее хозяйство не вникал, и теперь не собираюсь. В отношении быта я ретроград. Когда за десятилетия привыкаешь к определенному жизненному укладу...

– Поня-а-атно... – Во мне пробуждался азарт расхитителя гробниц. – Значит, у вас и другие комнаты есть?

– Разумеется, есть! – оскорбленным тоном заявил дед. – Только вам там делать абсолютно нечего.

«Теперь понятно, в кого пошла Антонина». – уныло подумала я.

– Заниматься мы с вами будем, скорее всего, не здесь, а в кабинете. У меня есть и лаборатория, но до практической работы мы вряд ли успеем добраться.

«Что он имеет в виду?»

Вслух я спрашивать не стала, чтобы не спугнуть его.

Между тем Хохланд жестом предложил сесть на диван и вслед за мной уселся сам. Несколько мгновений испытующе смотрел на меня, а потом сказал:

– Я в некотором затруднении. Тонечка поставила передо мной нелегкую задачу. Безусловно, если я беру ученика. – а такого не случалось уже лет десять. – то учу его от начала и до конца по собственной методе и программе. Вы же, как я понимаю, отнюдь не табула раса и уже чему-то учились, причем весьма бессистемно. Поэтому, хм, даже не знаю, с чего начать... Чего бы хотелось вам самой?

– Выпить чаю и чего-нибудь съесть. – чистосердечно призналась я. – У меня с утра крошки во рту не было.

Хохланд поджал губы и нахмурился.

– Я на пустой желудок ничего не соображаю. – торопливо добавила я. – А могу и в голодный обморок упасть.

– Что же, вас дома не кормят? – холодно осведомился Хохланд.

– Меня все утро тошнило. Я вчера в ночном клубе... э... отравилась шампанским... с пивом.

Хохланд молча покачал головой. Я втихомолку ухмыльнулась, представляя, какое мнение он обо мне составил.

– Подождите здесь, я сделаю чай. – сказал вдруг Хохланд и вышел.

– Спасибо! – крикнула я ему в спину. Я чувствовала себя очень довольной по двум причинам: во-первых, добилась-таки своего и наконец позавтракаю, а во-вторых, осталась в комнате одна. Дело в том, что во время короткого разговора с Хохландом мое внимание привлекла стоящая на крышке серванта шкатулочка в китайском стиле. Ничем таким особенным среди прочего старинного барахла она не выделялась: просто симпатичная шкатулка, размером с коробку маргарина, обтянутая синим шелком с мелким орнаментом, закрытая на латунный замочек. Я не планировала никаких противозаконных действий – мне просто до смерти захотелось посмотреть, что там внутри.

Едва за Хохландом закрылась дверь, как я спрыгнула с дивана, подбежала к серванту, схватила шкатулку и едва не выронила – она была тяжелой, как будто внутри лежал кусок золота. и – приятный сюрприз – замочек оказался декоративным. Я не медля подняла крышку. Внутри шкатулка была обита красным бархатом, а в специальной полусферической выемке посередине, блестя и переливаясь, лежал синий шар с серебристым рисунком. Я осторожно вынула шар из его гнезда. Сначала подумала, что он фарфоровый, но, судя по весу, он был металлическим. Его покрывала синяя эмаль, по которой извивался, оплетая собой шар, серебряный дракон. Крошечный, изумительно сделанный, свирепый дракон летел в атаку, выставив вперед когтистые лапки, выпятив грудь и широко распахнув пасть.